Не могла даже допустить такого.
–Магистр Алгений недавно стал известен за спасение гниющих костей, помнишь? Но прежде он наблюдал за ходом болезни. Взял разных людей, людей, которых никто не будет никогда искать, и о которых никто не позаботится, заразил их…изувечил, а затем наблюдал, как проистекает болезнь. Десяток замученных душ и сотни спасённых.
–Спасённых? – я никогда не была истеричкой. Работа в приюте отбивает охоту к слезам и нервам. Она закаляет душу, но сейчас я сама почувствовала, как дрожит и плачет, как срывается мой голос. Мне не хотелось этой правды, мне она была не нужна.
–Конечно же спасённых. Большая часть этих людей обречена. А так… – Роден не закончил, молча наполнил мне кубок вином, протянул, – пей. Пей залпом.
У меня дрожали руки, но я покорилась. Я надеялась, что станет лучше, легче, но легче не стало.
–Кем-то надо жертвовать, – продолжал Роден. – Одна боль другой не стоит. Обречённые до конца служат благу…
–Убирайся! – я вскочила. Роден поднялся неспешно, слегка лениво.
–Надеюсь, ты не будешь ссориться с магистратом целителей? Это всего лишь сироты.
–Это дети! – я была готова рвать и метать. Но рвать было некого, а метать нечего. Оставалось хоронить в себе бешенство. – Как ты можешь так беспощадно и так цинично…
–Они все равно уже были бы мертвы. За деньги, полученные от взятых, ты можешь спасти больше, – Роден сохранял спокойствие. Мрачность отступила от его лица, теперь он был прежней, но я уже прежней быть не могла. Я готова была проклясть себя за то, что попросила узнать правду. Мне с этой правдой придётся жить, мне, не ему! Мне придется выбирать? Покоряться?
Бить дознавателя – очень плохая идея. Но я отвесила пощёчину Родену. Я вложила в неё всё кипящее и яростное, зарождённое внутри меня, но не имеющее выхода.
–Я приду завтра, – Роден отреагировал очень спокойно. Возможно, его часто так угощали по лицу, а может быть, он знал меня.
Я не остановила его. Остаток ночи просидела с вином в полумраке, пытаясь торговаться с собою, но не находя выхода.
А на утро пришёл магистр Алгений.
***
Я давно заметила, что когда кого-то не хочешь видеть или слышать. этот кто-то обязательно появится. Меньше всего на свете я хотела встретиться с магистром Алгением, и он пришёл ко мне на рассвете.
–Приветствовать вас, я, конечно, могу, но сдаётся мне, что вы не будете рады. – Алгений держался вежливо и сухо. Он будто бы не замечал той ненависти, которой я его одарила.
–Убирайтесь! – велела я.
–Легко, – согласился целитель, – но я работаю под покровительством короны, а это значит, что вместо одного моего доброго визита, скажем, раз-два в сезон, вы получите визиты стражи, которая будет вооружена приказом короля и мечами.
Он наклонился ко мне и доверительно сообщил:
–Они отнимут всех. А я выбираю лишь немногих. Ещё и плачу вам. За беспокойство.
–Убирайтесь…– повторила я.
Мне казалось, я смогу сдержаться, но не смогла. Слёзы хлынули без контроля, я задохнулась от них на мгновение.
–ну! – магистр подтолкнул мне кубок. В нём клубилось что-то фиолетовое, похожее на плотный дым. Поклубившись, оно осело на дно. – Пейте.
–Яд?
–Ни в коем случае. Ивовый настой для успокоения слёз. Давайте, вот так…
Он был так вежлив, что даже помог мне сделать глоток, а затем, пока мой рот стягивало от вязкости настоя, заговорил:
–Целительство всегда беспощадно. Для того, чтобы вывести формулу ивового настоя принесли в жертву тринадцать человек. среди них были мужчины и женщины, матери и дети, старики… но эти тринадцать человек пали во благо, а ивовый настой ушёл в народ. Он используется для успокоения нервов, для засыпания. Это благо. Люди умирают на войне, но ещё умирают от болезней. Воспаление кишок вам знакомо? Видели? В последнем бою погибло полсотни человек, а от воспаления погибают сотнями. Так что же? Оставить как есть? Сыворотки и снадобья надо проверять на всех, на детях и стариках, на мужчинах и женщинах, чтобы вывести общее лекарство.
Я покачала головой:
–Это жестоко. И вы подлец.
–Подлец, – согласился магистр. – И спаситель. Нельзя быть кем-то одним. Это всегда неразрывно. У вас хорошие друзья среди дознавателей, но мои друзья идут ко двору. Им всё равно, сколько людей умрёт, главное, чтобы для большего числа был готов ответ, что делать, если нагрянет беда. Понимаете?
Что толку от понимания? Конечно. Я понимаю. Где-то в уме я даже согласна. Целительство – страшная вещь, по сути, это тоже война. Только не такая заметная. На этой войне не нужны рыцари и мечи. Тут нужна подлость. Подлость, чтобы спасти других.
Тут нужна жестокость. Я понимаю это, но как мне с этим смириться?
–Почему я вас раньше не видела? – я попыталась отвлечься.
–Я раньше посещал другой приют.
–Там знали о ваших…делах?
–Знали. Но молчали. Всем нужно благо. Всем нужно золото. У всех есть страх. Вы ничего не добьетесь, поэтому, не ссорьтесь со мной. давайте лучше договоримся. Скажем, семеро в сезон – это не такая высокая цена в жизнях? Ваш приют теряет от голода, холода и болезней около двадцати в среднем. А тут будет чуть больше. Никто не хватится.
–Это дети.
–У вас нет своих? – магистр пытливо глянул на меня.
Я покачала головой:
–Больше нет.
–И вы пришли к чужим?
–Я ушла от своей скорби к чужой! – я огрызнулась, но сама поняла, как это жалко. – Я не ищу свою силу в чужом благе и в чужой боли.
–В вашем. Вы пьете те же лекарственные настойки. Задумывались ли вы о цене? Вы ходите по отбитым у врага улицам, пьете из защищенных, недавно еще залитых кровью рек, а теперь изображаете ангела? – Магистр усмехнулся. – двойная циничность! Вы пользуетесь уже чужими благами. Но стоим вам об этом узнать, и вы морщите нос и говорите, что вам воняет! Солдаты лили кровь, чтобы ваш город и ваш закуток жизни остался в целости и сохранности, а другие люди отдают жизни, чтобы ваша была легче, чтобы вы, поймав мигрень или несварение, не загнулись…и я уже не говорю про что-то серьезное, вроде родов или воспалений. Пойдите на улицы, выйдите за свой поганый проулок, увидите не ту ещё скорбь. Увидите матерей, что готовы отдать и свои жизни, и другие, лишь бы лихорадка пощадила их детей!
Магистр умолк. Я тоже молчала. Разум мой был на его стороне, а сердце…я никогда не умела с ним договариваться.
–У меня нет времени, – продолжил Алгений, взяв деловой тон, – вы дадите мне то, что мне нужно? Или я всё-таки должен вернуться со стражей и приказом короны?
–Гленда! – позвала я и моя помощница явилась на зов. Магистр нахмурился, но ждал. Однако он не так меня понял.
–Да? Чем могу помочь?
–Гленда, приют теперь твой, – я поднялась. – Мне предстоит покинуть город.
–Бежите? – Магистр искривил губы в презрении. – сваливаете грехи на других?
–Да, – не стала я спорить. – Гленда, милая, ты останешься вместо меня. Это тяжелая работа, но она тебе будет по плечу.
–Но как же?.. что случилось? – Гленда хлопала глазами. – Я не понимаю! Я могу чем-то помочь?
–Позаботься о приюте, – отозвалась я, – о наших подопечных.
Гленда потрясённо молчала. Я знаю, она задумывалась порою о том, что будет, если приют перейдёт под её власть, но она гнала эти мысли. А я их вскрыла.
–Бежите…– повторил Алгений с презрением.
–Я выбираю благо, – возразила я. – Но это благо моё собственное. Умом я вас понимаю, а моё сердце нет.
Гленда непонимающе переводила взгляд с меня на магистра.
–Прощайте! – я метнулась к дверям, быстро, чтобы не передумать, чтобы скрыть подступающие слёзы.
Я никогда не была воином, я никогда не была из числа мудрых жриц, я никогда не была никем выдающимся. Передо мною не вставало никаких решений, и я не грезила о высотах. Иногда я, конечно, задумывалась о том, что сделаю, если придётся выбирать между долгом и, к примеру, собственной жизнью. Что ж, зря я задумывалась – судьба услышала меня и поставила перед таким выбором, и мне не нравится мой ответ. В нём много трусости. Но это я. И я бегу.
–А я как раз к тебе! – Роден оказался прямо передо мной. я не заметила его и едва не толкнула. – Что случилось?
–А я к тебе.
–Чем могу помочь? – дознаватель посерьезнел. – какое у тебя ко мне дело?
–Никакого, – я заставила себя улыбнуться. – Я уезжаю из города. Приют на Гленде. Поедешь со мной? правда, я пока не знаю куда.
–Куда хоть хочешь? – Роден был растерян, но опыт дознавателя заставлял его держать лицо.
–Туда, где будет покой.
–Он здесь. С сиротами. С теми, кого ты бросаешь, и… – Роден поморщился. – ты странная. Я никуда не поеду. Здесь служба. И ты одумайся! Ну магистр да магистр. Сама знаешь, он под короной ходит. А по всей земле война, разруха…ну куда ты?
–Сказала же, не знаю!
–Бежишь? – в голосе Родена не было презрения, но тоска обожгла меня. – Беги.
Он хлопнул меня по плечу и двинулся по дороге, ему нельзя надолго покидать службу. Он легко оставил меня. Я стояла, не зная, куда податься, прислушивалась к уму и сердцу. Ум был тих, а сердце билось размеренно. Порыв, нагнавший меня, отступил. И я осталась стоять, ненужная и потерянная.
Ругаясь, кляня всех и всё, я пошла назад, к приюту, надеясь, что Гленда еще не вошла во вкус маленькой власти над чужими жизнями.
