Курортный роман

пенсии занимались?
        - Я-то? Известно, чем, зарабатывал на жизнь, чтобы на старости лет понежиться на море с какой-нибудь кралей.
        - Вы работали ради одних денег?
        - Ради чего еще горбатиться? Человек не раб же!
        - Как быть тогда с призванием?
        - Не агитируй меня пахать за идею! Знаю я вас, идейных. Сам вон ухлестываешь за двумя дамами.
        - Они мои коллеги.
        - Тоже книжки пишут?
        - Да, нет. Они студентки.
        - И откуда?
        - Дядя Федор, вы любопытный человек. Может быть, неспроста?
        - Все может быть. Ты же, Роман, болтун. А, болтун, знаешь кто?
        - Находка для шпиона?
        - Ты поставщик информации. Недаром назвался журналистом.
        - Вы же, судя по вашему замечанию, являетесь обозревателем и истолкователем информации?   
        - Скорее я уловитель оной. Вот так соберешь материал и потом колдуешь, что из него является ценным, а что одним мусором. И что мне остается еще делать на пенсии? Считать ворон?
        - Еще говорят, что нужно позаботиться о душе и приготовиться ко встрече с Всевышним.
        - Вы, Роман, как я посмотрю, верующий человек.
        - Что в этом плохого.
        - Нет-нет, ничего плохого в вере нет. Но скажите мне как верующий, что нас ждет после смерти?
        - Значит, вы хотите получить от меня как от верующего ответ, полагая, что верующий в таких вопросах специалист, что ли?
        - Ну, не специалист, положим, - для специалиста нужно быть, как минимум, служителем культа, - но все же вера, может быть, подскажет.
        - Мне пока рано думать о том, что ждет пенсионера.
        - Но вы же писатель, а писатель у нас больше, чем писатель, - он еще и мыслитель.
        - Я могу наверняка сказать только то, что положено говорить воцерковленному христианину, все прочее можно отмести как фантазию, игру воображения. Согласно церковному православному преданию заповедано представлять иной мир. Вера должна быть без прелести лицезрения иной реальности.
        - Как же быть с произведениями храмового искусства?
        - Их следует воспринимать не натурально, но в качестве явлений духовного символизма. Короче говоря, они есть не явления иного мира, Царства Божьего, как, например, явления природы, не представления, живые картины другой реальности, но как бы представления представлений, как представители не самих ангелов, но наших представлений. Так еще древние греки, вроде Платона, понимали, что есть идеи, а вещи есть копии, тени, идей. Тогда произведения людей есть копии вещей, то есть, копии копий. Подставь под идею ангела и получишь переведенный на язык христианской веры взгляд.
        - Но у древних греков была языческая философия.
        - Да, вы, дядя Федор, просвещенный человек. Кто вам такое сказал? В средней школе, в ПТУ и даже в техникуме этому не учат.
        - Кто вам сказал, Роман, что я не учился в университете.
        - Тогда почему у вас такой приземленный взгляд на вещи?
        - Сейчас все такие, даже просвещенные, как я.
        - Поэтому мне трудно найти такого человека, с которым можно было хотя бы с интересом поговорить. Да, у тех, верующих первых веков веры, сознание оставалось еще языческим. Только вели себя они уже как новые люди. И все благодаря новой вере. Поэтому следующие века, следующие за философскими и художественными, были веками религиозными. И так до тех пор, пока не появилась современная наука, поклонником которой, как я понимаю, вы и являетесь.
        - Вроде бы так.
        - Вот видите. Поэтому вредно представлять себе, что будет с нами после смерти. Если вы не верующий, то для вас после смерти не будет ничего, кроме нее самой. Но так как смерти нет, или, точнее, в ней ничего нет, кроме ничего, то и ничего не будет. Если же вы верующий, то верьте в то, что будете жить вечно, как Господь Бог, который Вечно Живой. Верующие живут в Боге. Когда они умрут для этой жизни, то будут полностью жить в Боге. Теперь понятно?
        - Понять то понятно. А, как же неверующие? Они умрут навсегда? Это несправедливо.
        - Это справедливо, если понимать так: вечная жизнь от веры, от веры в Бога. Не веришь – умрешь.
        - Не знаю. Сомнительно. К тому же есть разные веры. Вот взять ту же веру в переселение душ.
        - Ну, эта сказка для непосвященных, миф для народа. На самом деле ты имеешь возможность переселиться в себя же, только в лучшем виде.
        - Мне не совсем понятна ваша мысль. Знаете, так жалко тех людей, которые мне дороги, но их уже нет. Я виноват перед ними за то, что еще жив, а они уже мертвы. И мне часто хочется прожить за них, мертвых, их жизнь, не свою, чтобы они еще хоть немного прожили ее.
        Но жизнь полна страданий. Вот я пенсионер. Прежде я полагал, что с пенсией, после трудовых будней, начнется праздник, земной рай, в котором не надо работать. Но это совсем не так. Это не рай, Так начинается ад умирания, который рано или поздно закончится, наконец, смертью – вечным покоем.
        Я еще что-то хотел сказать. Да, Роман. Вспомнил. Где мы находимся, когда беспробудно спим или умрем? Где, в чем мы находимся, когда не находимся в сознании?
        - Знаете, Федор Иванович, вы очень удивили меня тем, что так глубоко копаете, не имея философского образования, - на лице Романа черным по белому было написано, что он говорит правду.
        - Бросьте, Роман Никифорович, не то вы говорите. Я просто люблю думать, когда приспичит и нет работы.
        - Это неправда. Я думаю, что вы думаете и на работе.
        - Думал. Я сейчас сижу на пенсии, - сказал дядя Федор, задумался и спустя уже мгновение промолвил, - и все же, я никак не могу согласиться с тем, что мы умираем совсем. Пусть даже кое-кто из нас теряет сознание и так в бессознательном состоянии живет, а потом умирает. Где его сознание? Я предчувствую и от этого реально страдаю, что в этой жизни не найду ответа ни на один из этих вопросов. Почему? Зачем нам это неведение? Зачем нам сознание смерти в будущем? В будущем нас ждет смерть. В нашей власти только настоящее. Прошлое живет в памяти настоящего. В принципе, будущее нам неведомо. И тем более нам неизвестно то, что есть вне времени. Мы живем во времени и умираем в нем. После смерти нам нет места во времени, да и времени нет места там, где нет места ни для чего и есть только место для ничто. Но если после смерти мы окажемся в вечности, то мы будем во всех временах или ни в одном из них? Мы не будем ни в одном из них актуально при условии, что в других мы не были и не будем в потенции.
        Без места и времени сущее существовать не может. Может быть, это будет безграмотно с точки зрения смысла, но я скажу, что думаю: для вечности, как и для бога существование не существенно. Неправильно делают, что доказывают бытие бога. Не в нем божественный смысл. Бог находится по ту сторону бытия и не-бытия. Что же там есть? За-бытие, забвение для смертного. 
        - Интересно. Что еще скажите?
        - Да, больше ничего, если только то, что нужно принимать людей, как, впрочем, и жизнь, и смерть, такими какими они есть. Мне же интересно, о чем думал Ницше, когда попал в сумасшедший дом. Был ли он там в ясном сознании себя лично?
        - Что-то я в этом очень сомневаюсь.
        - Почему же?
        - Потому что не он владел сознанием, а сознание овладело им. Он потерял над ним контроль и поэтому впал в бессознательное состояние. Почему он потерял над собой контроль? Он сошел с ума от ума, от того, что вывихнул его, или от органической, телесной причины, от болезни мозга?
        - По-моему мнению, Ницше сошел с ума, потому что его мощи не выдержал мозг. Он просто перегорел от телесной невозможности быть сверхчеловеком. Ницше погубил не столько его мозг, сколько усложнившийся ум. Уму стало так сложно управлять собой, что он запутался в себе, заблудился в глубинах бессознательного и там потерялся.
        - Согласие с вашей идеей может навести на спорный вывод, что философия является трансцендентальным вывихом из имманентного положения человека в мире. В результате получается, что человек не способен перешагнуть через свой смертельный, конечный предел и оказаться в таком измерении, в котором обычное трехмерное пространство и время, направленное от прошлого к будущему в настоящем, свернуты в точку трансцендентного выхода. Такой выход может оказаться входом-разверткой одновременно всех мест и времен. Но как такое может случиться? Оно не случается, но было, есть и будет в качестве Сознания Бога, в котором все и уже, и еще есть. Это Божественное Сознание и есть Вечность. В Вечности прошлое еще есть и будущее уже есть. Поэтому в Ней есть – это настоящее, прошлое – еще есть (настоящее), будущее – уже есть (настоящее).
        Так для Бога. Для человека как? Никак? Если как для Бога, то чем он отличается от Бога. Ничем. Или только тем, что человека много, а Бог один? Можно ли так понимать, что в Вечности люди есть Бог, а Бог есть их единство. Но в каком виде люди есть Бог? Не в своем же виде, в каком они были в мире, в природе как общество. Тогда в каком? В виде духов. Они есть в виде духов в Сознании Бога. Но что тогда они есть, как не идеи?
        - Да-да, именно так и получается, как я думаю о людях в вечном виде идей как мыслей Бога. Он творит нас как свои мысли, и в результате мы появляемся на свет как слова Бога. Поэтому путь к Богу назад лежит через слово о Боге, через веру в Него и молитвенное обращение к Нему. Философия же оставляет его на середине пути между природой, людьми (обществом) и Богом в подвешенном состоянии. И ни туда, и не сюда, и ни туды, и ни сюды.
        - Правильно, это состояние экзистенции, уединения, наедине с самим собой.
        - Как же из него найти выход? Как сообщиться с Богом, помимо слова в молитве?
        - Что так?
        - Да, не дал мне бог таланта, дара молитвы. Не помню я ритуальных слов – жалуюсь на память. Вот думаю, может через мысль, а не слово, буду сообщаться с ним. Не случайно же мы есть идеи в нем.
        - Скажу вам, Федор Иванович, что меня настораживает в ваших словах, мыслях идеях. Вы как-то натурально, чересчур технично воспринимаете все то, что думаете о таких сложных, запутанных вещах, высоких материях, как это свойственно самоучкам, автодидактам, «самородкам ума», так сказать, из народа.
        - Зато вы, «гнилая интеллигенция», все принимаете в переносном смысле, - обидчиво ответил дядя Федор.
        - Вот я об этом и говорю. Между тем к такого рода вещам следует подходить более осторожно, не принимая представленное за действительное. Представление о том, что люди есть воплощенные идеи в жизни и развоплощенные духи после смерти есть только попытка нащупать умом зыбкую почву неведения. Это лишь незрелый плод умонастроения на подлинную реальность. Здесь не следует наобум заниматься проповедью, -  ум не сердце: он не верит, а мыслит, чтобы знать, а не доверять.
        - И что можно узнать?
        - Немногое, - его недостаточно для понимания. В таких случаях приходит на помощь мистика с ее постижением непостижимости самой непостижимостью, пониманием непонятного непонятностью. Как хочешь – так и понимай. Понимай, как звали.     
        - Однако. Понимать понятное пониманием и не понимать непонятное непониманием. Логично. Но не логично, понимать непонятное понятным. Здесь нелогичность заключается в том, как понять