Из всех деревенских праздников в детстве я больше всех любила Троицу, один из весенне-летних праздников, наступающий на пятидесятый день после Пасхи. Обычно, он приходился на начало июня и символизировал пробуждение природы.
В нашей деревне этот праздник считался престольным, а это означало, что все родные в этот день обязательно ходили друг к другу в гости.
Мужики с раннего утра шли в лес за ветками молодых берез, чтобы украсить ими окна домов. Женщины обязательно пекли пироги с различной начинкой.
Как сейчас помню, что мама в этот день пекла свой коронный пирог с карамельными подушечками.
Подростки шли в луга за молодой травой, чтобы расстелить ее тонким слоем на крыльце и в сенях и зазвать к себе праздник.
После обедни в деревне у всех начинались застолья.
За праздничным столом собиралась вся наша большая родня: приходили замужние сестры с мужьями из соседнего села, дедушка с бабушкой, дядя Паша с тетей Еленой, тетя Груня.
Во время застолья пели наши любимые семейные песни. Запевалой, как всегда был дядя Паша – брат отца. Все песни были согреты какими-то особенными доверительными семейными интонациями, теплым вниманием друг к другу. Вместе с взрослыми пели и дети.
Ближе к вечеру все жители деревни: и малые, и старые, выходили играть на большую поляну, около нашей школы, в разные игры.
До сих пор помню, как играли в «Горелки».
Выбирали «горящего». Все остальные вставали парами друг за другом, поднимали руки, как будто образовывали «ворота». Последние пары шли по очереди в эти «ворота», под песню:
Гори, гори ясно,
Чтобы не угасло!
Делай дело,
Глянь на небо –
Облака плывут,
Журавли зовут:
Курлы-си, курлы-си,
Полетим-ка по Руси!
Как только песня заканчивалась, пара, оказавшаяся впереди, разбегалась в разные стороны, а «горящий» догонял одного из них. Кого поймают, тот и становился новым «горящим».
Все "умирали со смеху друг над другом", и было это, совершенно беззлобно.
Играли и в другие игры: «Селезень и утка», «Жабка» и,конечно же, в лапту.
Молодежь потихоньку, ближе к ночи, уходила в луга, подростки, тоже увязывались за ними. Там мы плели из полевых цветов друг дружке красивые венки.
Надев на головы венки, все шли за околицу села, где украшали яркими ленточками, какую-нибудь молоденькую березку.
Я каждый год вешала на березку желтую ленточку, загадывая при этом одно и то же желание, чтобы меня с гулянья проводил соседский мальчишка Коля. Только этого не случилось ни разу. Он провожал домой всегда мою подружку Зойку, а за мной до самого дома по пятам шел Борька, не говоря мне ни слова.
Теперь мы с ним об этом вспоминаем с умилением. Борька, все-таки добился своего, я стала его женой. Он и желание там, у березы, как потом мне признался, об этом загадывал.
А какие мы песни пели! Жаль, что в моей памяти, с тех пор, осталась, только одна из них:
Пошли девушки в лес гулять,
Пошли красные березку завивать.
Завивайся, березонька, ладненькая,
Завивайся, зеленая, кудрявая!
Вью-вью, ай-лелю,
Березоньку позавью.
Все остальные, как-то со временем позабылись.
В деревню мы возвращались только поздней ночью, а там еще шло безудержное веселье: где-то играла гармошка, под которую женщины и мужчины пели русские народные песни, а где-то шла пляска!
… Ушло все это, куда-то. Нет больше в наших деревнях такого веселья. По-другому теперь отмечают праздники, в основном, сидя, у телевизора.
А жаль, сколько красоты было в обычаях наших предков, которые завещали нам это все сохранить. А мы не сохранили!
