Знакомство.
Пробуждение. Это жестокое, вязкое, мутное похмельное пробуждение, когда границы сна и реальности, тяжёлого бреда и воздушных галлюцинаций размыты до полной их неразличимости и абсолютной нечувствительности при переходе из одного состояния в другое и обратно. Когда это самое состояние зыбко и нестабильно, как поверхность океана, и естественная тяга жить вдруг сменяется непреодолимым желанием сдохнуть и прекратить эту пытку раз и навсегда. А затем снова откат и отчаянные попытки хоть как-то зацепиться за ускользающую жизнь, и опять приступ безнадёжного пессимизма и острое желание поскорее всё закончить. И таким жесточайшим манером бесконечно вверх – вниз, вверх – вниз, вверх – вниз, ну чисто американские горки, будь они неладны.
Такими перегрузками хорошо тренировать космонавтов перед длительным полётом куда-нибудь подальше в глубины Космоса, а не испытывать простых и наивных человеков на выносливость и стойкость ко всяким там экстремальным внутренним химическим процессам, которые очень сильно затрудняют и препятствуют функционированию обычных расслабленных организмов.
Но в жизни всё наоборот, полнокровные и хорошо тренированные космонавты пьют компоты, едят витамины и отдыхают в саунах, а за них отдуваются нервные, измученные стрессами и плохо оплачиваемым тяжёлым трудом, совершенно чуждые всякой физической культуре законопослушные граждане.
И где та справедливость? Хотел бы я задать этот вечно риторический, но тем не менее остро актуальный во все времена вопрос. А нету её и в помине! И не сыскать её нигде: ни на давно и безуспешно разлагающемся западе, ни на лукавом востоке, ни на легкомысленном юге, ни на наивно-практичном севере. Тем более нету её и у нас на наших давно и безвозвратно забытых Богом, хотя и высоко духовных и глубоко моральных, но мало заселённых и плохо приспособленных для жизни необъятных просторах.
В маленькую комнату через мятую штору серой крадущейся тенью робко вполз рассвет. Стали различимы некоторые детали обстановки и интерьера. Истинных ценителей прекрасного я бы попросил отвернуться и не смотреть, дабы не оскорбить свой нежный, утончённый и изысканный вкус видом сего неказистого жилища. В углу стоял видавший виды письменный стол, сбоку такой же шкаф, на стене висели две полузаполненные книжные полки. Вся мебель была явно не нова, но и до антиквариата ещё не дотягивала, типичный ширпотреб советской эпохи среднего периода. В дальнем углу бесформенной, живописной развалиной громоздился древний диван с драной обивкой. Вокруг него на полу лежал приличный слой раскрошенного, давно уже затвердевшего поролона, который обильно сыпался со всех щелей.
На диване под одеялом что-то зашевелилось. Приближающийся рассвет своей маетой заставил это что-то произвести некоторые действия, которые в данных условиях были крайне опасны и могли даже закончиться трагически. Одеяло медленно сползло и показался опухший полуоткрытый глаз. Тот, кому принадлежал этот глаз, конечно же, не был никаким Циклопом, просто второй пока не желал открываться ни в какую. Прилагая нечеловеческие усилия, стеная, вздыхая и нечленораздельно мыча, это существо попыталось сползти со своего ложа. Удалось это ему не сразу, попытки с третьей. Наконец оно приняло вертикальное положение и застыло в этой позе на некоторое время.
Определить пол сего создания пока не представлялось возможным, так как оно завернулось в одеяло и на поверхности торчали только пятки. Пошарив по полу и нащупав один тапок, существо надело его не на ту ногу, да так и осталось сидеть в полной прострации. Минуты через три, собравшись с силами, оно встало при помощи шкафа и других подручных предметов. Цепляясь за стены и всякую нехитрую обстановку, нетвёрдо побрело в одном тапке не на ту ногу в сторону кухни. Там напузырило себе стакан воды из фильтра и с трудом выпило его. Последовало ещё несколько минут прострации, а затем оно сорвалось с места и стремительно, если можно назвать стремительными движения в его состоянии, заковыляло в сортир.
В этом секторе квартиры, относящемуся к нежилым помещениям, стали ясны столь поспешные его действия. Дойдя до ванны, а санузел был совмещённым, существо переломилось пополам, мордой вниз, внутрь большой вместительной ёмкости. Там его стало выворачивать со всеми сопутствующими звуками, запахами и прочими неприятными деталями сего процесса. Но мы из-за деликатности и разных прочих брезгливых чувств не станем заострять своё внимание на этих моментах.
Итак, закончив с неприятной, болезненной процедурой, существо приподнялось и налившимся кровью, почти уже совсем закрывшимся глазом с отвращением стало рассматривать недавнее содержимое своей утробы. Из различимого можно было идентифицировать только капусту. «Откуда капуста, какая капуста, была ли вчера капуста?» Думать совершенно не было ни сил ни желания. Да и как думать то, если какой-то мерзопакостный негодяй засел в башке и использует сей храм мысли в качестве бубна. Долбит методично, мощно и безжалостно, да так, что эхо разносится по всей тушке, заставляя несчастное тельце сжиматься, вздрагивать и вибрировать от каждого удара.
Держась за край ванны, существо постояло в скрюченной позе некоторое время, затем включило воду, всё смыло, ополоснуло опухлость, где раньше находилось лицо и постанывая побрело обратно в спальню, чтобы забыться тяжёлым болезненным полусном-полубредом. Часа через полтора вышеописанная процедура повторилась, но уже в более резвом темпе. Ещё примерно через час существо уже более уверено село на диване и откинуло одеяло. Рассвет давно сменился полноценным утром и стало возможным более детально рассмотреть странного обитателя сего жилища.
Пола он оказался мужского, довольно грузный, килограмм под сто, лет ему было от сорока до пятидесяти (более точный возраст мешали определить последствия бурного вчерашнего возлияния). Волосы когда-то были тёмные, а теперь больше седые, да и проплешины уже вовсю цвели на крупной голове. Глаза имели неопределённый цвет, да, немаловажная деталь — открылся второй глаз. Одет он был в некогда пёстрые семейные трусы и … всё. Родители нарекли его звучно — Вениамин, но почему-то все звали его Вован. Это имя так к нему приклеилось, что он и сам уже представлялся под ним новым знакомым. Ну, раз он согласен, то и мы станем его так называть.
Итак, Вован, кажется, проснулся и начал что-то соображать. Конечно, тот мерзопакостный негодяй в голове всё ещё лупил в свой бубен, но уже менее интенсивно и сильно, помогли всё-таки утренние водные процедуры. Первым делом надо было что-нибудь пожрать. Он нашёл второй тапок, надел оба на правильные ноги и пошёл на кухню. Пошарив в холодильнике, извлёк оттуда пару яиц, сосиски и бутылку постного масла. Сварганив по быстрому яичницу с колбасками, Вован отрезал большой кусок чёрного хлеба и принялся за завтрак.
Ел он медленно и опасливо, как бы всё не убежало обратно. Но вроде обошлось, еда стала постепенно обживать опустевшие просторы его утробы и согревать внутренности. Негодяй в голове не унимался, но его зловредная деятельность становилась всё менее заметной и разрушительной. Стали появляться силы и Вован начал припоминать подробности вчерашнего дня.
«Вот же чутьё у человека, просто какой-то собачий нюх, - удивлённо думал он, - чует добычу за триста вёрст, собака. Да что там собака, ни одно животное не сможет сравниться с ним в этом деле. Настолько тонко чувствовать запах выпивки, блуда и прочих вредных прелестей жизни способен только он». Так рассуждал Вован о своём приятеле по имени Серёга. И было чему удивляться. Они могли не видеться месяцами, пока у Вована не было лишних денег, но как только у него появлялась непристроенная копейка и незанятый ничем вечерок, как в ту же минуту раздавался телефонный звонок и непринуждённый и всегда весёлый серёгин голос осведомлялся о планах на ближайшее время. При этом его совершенно не смущало, что они не общались до этого полгода.
Так случилось и вчера. Вован как раз закончил небольшую халтурку, которую делал несколько дней. Он установил дома у своей знакомой пару дверей, собрал шкаф и стенку, повесил полку и новую люстру и ещё там кой-чего по мелочи, получил свой законный гонорар и стал раздумывать над наилучшим приложением сего капитальца. И тут, как обычно, нежданный звонок от старого приятеля с недвусмысленным предложением.
В общем, закатились они вчера с Серёгой в какой-то бар, потом в бильярдную, затем снова в бар и так далее со всеми остановками. Кажется даже бабы какие-то были, но куда потом все подевались Вован не помнил, укатили наверное с Серёгой. Была у того прескверная привычка забирать все трофеи себе, причём за чужой счёт. «Ну ладно, хрен с ним, - беззлобно подумал наш страдалец, – горбатого могила исправит».
Вроде бы все события вчерашнего вечера были восстановлены в нетвёрдой памяти Вована, но его не покидало смутное ощущение, что он что-то упустил, не вспомнил, не придал значение чему-то очень важному. Но сильно ворошить закоулки своей памяти сейчас не хотелось, да и этот невидимый негодяй в голове продолжал исправно колотить в свой бубен, что тоже не способствовало быстрому возвращению воспоминаний. Вован глянул на часы, было уже восемь. «Пора собираться на работу, а там видно будет, - резонно заключил он».
Работал Вован в одной небольшой канторе железно-сварочно-ремонтно-строительного профиля. Должность у него была под стать этому профилю — слесарь-сварщик-монтажник-многостаночник-отделочник и так далее. В общем, на все руки от скуки. Начальник его способности не сильно ценил, но и особо не наезжал, позволял делать всякие халтурки да и за дисциплинарные нарушения не ругался. Хотя, честно говоря, этих нарушений со стороны Вована почти и не наблюдалось. Был он обязателен и не ленив, почти не пил, ну, может быть, и опоздал пару раз на пол часика.
Вован кое-как умылся, причесался, оделся, пошарил по карманам. Ну конечно, от всего вчерашнего богатства осталось две-три сотни. «Ну хоть на дорогу есть, - взгрустнул он, - а всё-таки гад этот Серёжа». Он уже почти вышел на лестницу, как снова подступило тревожное, щемящее чувство чего-то забытого или потерянного. И это что-то было очень важным, нужным и каким-то ускользающе неуловимым. Вован застыл на пару секунд в попытке припомнить эту упущенную деталь вчерашнего вечера, но ничего не вышло. Он досадливо махнул рукой и заторопился прочь из квартиры.
[justify]Запрыгнув в полный автобус, Вован попытался пристроиться поближе к открытому окну, но равнодушная толпа хмурых, спешащих на работу сограждан рассудила по-своему и вынесла его в самую середину душного, нехорошо пахнущего чуда общественного транспорта, где он и был зажат
