Необыкновенная шлюха, глава 15

                                                                                 15
   Дела в прокуратуре, шли из рук вон плохо. Ещё в советское время она стала заметно терять функции основного контрольного органа: самостоятельность в принятии решений, необходимость руководствоваться законом и действовать строго в рамках закона. Недовольство населения уровнем жизни, тотальная коррупция, фронтальное наступление на права граждан, свободу и демократию; широкое движение диссидентов и их судебно-психиатрическое преследование; высылка из страны и длительные сроки заключения наиболее ярких, непримиримых противников тоталитарного коммунистического режима – вынудили партийную верхушку безраздельно подчинить себе всю правовую систему. В работу органов прокуратуры всё чаще стали вмешиваться т.н. «партийные бонзы», появилось «телефонное право», по которому можно было принять по делу нужное решение. Часто – явно противозаконное. В судебном процессе, где стороны обвинения и защиты были суть равноправными участниками процесса и ощутимо влияли и на ход его и на его исход, - всё стал решать единолично суд, ибо решение уже было принято заранее другими субъектами и в других кабинетах. И судье стоило лишь огласить приговор. Обвинение и защита становились чисто формальными участниками процесса, чьи доводы выслушивались, но никак не принимались во внимание.
   Иногда, чтобы получить желаемое решение, стоило заплатить за него непосредственно судье, энную сумму. А, чтобы прокурор не принёс протест на решение суда, судья должен был заплатить прокурору. И сумма, которую платили из одного кармана, увеличивалась вдвое. Был ещё адвокат, который подавал апелляцию. И тогда дело рассматривал апелляционный суд. И платить за желаемое решение надо было уже судье апелляционного суда. И решение выносилось в пользу того, кто платил больше. Понятно, что больше платил тот, кого устраивало незаконное решение. И у кого это «больше» было. Технология крайне примитивная: ты крадёшь - тебя судят; ты платишь половину украденного за оправдательный приговор, а вторая половина остаётся тебе. Хорошо, если ты украл у государства: не обеднеет, можно красть, пока границы не сотрутся. А если ты украл у простого смертного последнее и не понёс наказания – Бог тебе судья, как единственно справедливый и неподкупный.
   Но самым выдающимся достижением советской правовой системы стало правило, по которому все жалобы на неправедные решения направлялись для рассмотрения тому, на кого жаловались. Начинался необратимый процесс дегенерации: и права, как одного из основообразующих составляющих государства, и самого государства как такового.
   К полудню некоторые результаты экспертиз по первому убийству уже лежали на рабочем столе следователя. Андрей, признаться, удивился редкой оперативности милицейских экспертов-криминалистов. Заинтересованность губернатора в скорейшем расследовании давала себя знать: служба сработала в день Рождества, в один из самых знаменательных православных праздников. Второе убийство, ввиду важности чина убиенного, передали для расследования в службу безопасности. Но координировал оба случая, выполняя персональное поручение губернатора, Андреев-старший. Это создавало некоторые неудобства в части согласования с ним правовых действий сотрудников службы безопасности, ведущих расследование. И Отец Андрей позвонил губернатору. Всё разрешилось с необычайной лёгкостью: тот выслушал вопрос, спросил, как продвигается следствие, и, услышав достаточно обнадёживающий ответ, распорядился полностью перепоручить расследование второго убийства службе безопасности. За исключением, разумеется, некоторых сугубо прокурорских процессуальных функций.
   Бумаг и вопросов стало меньше наполовину, и Андрей вздохнул с облегчением. Стало возможным поднять голову от стола и продуктивно помыслить. Кто первым назвал профессию следователя «романтической», Андрей не знал. История тоже об этом умалчивает. Но то, что человек этот не был следователем – очевидно. Сто томов макулатуры: протоколы допросов подозреваемых и свидетелей, акты экспертиз, изъятий вещественных доказательств, вопросы подследственных, запросы адвокатов, очные ставки, следственные эксперименты, бесконечные согласования с начальством по наружному наблюдению, взятию под стражу и т., и д., и т.д., и т.п., и пр… А в итоге: один телефонный звонок из соответствующего кабинета, и преступник остаётся на свободе, а невиновный – садится за решётку.
   -Таковы, к великому сожалению, реалии нашего времени… - заметил по данному поводу Отец Андрей.
   Бегло ознакомившись, он отложил в сторонку сыновний отчёт о первых результатах следствия по делу об убийстве Рукомойникова В.И.- криминальная кличка – Марафон, и схолмил кисти рук на зелёном сукне рабочего стола.
   …Стол достался ведомству в наследство от советской эпохи, которая, в свою очередь, унаследовала раритетный экземпляр сей от сыскного ведомства царской охранки. Стол, естественно, не представлял никакой ценности, кроме разве исторической: за столом этим сидел бывший прокурор области, который впоследствии стал первым Генеральным прокурором – теперь уже тоже бывшим - нового государства, образовавшегося после исторического распада старого. Стол этот, к тому же, не имел не только ценности, но и цены в чисто утилитарном смысле. С вычетом процента износа, за период почти столетней эксплуатации, стоимость стола - под сукном которого тихо умирали надежды и чаяния многих прогрессивных мыслителей, и ожидания справедливости рядовых граждан, - стала равна нулю. Говорят, когда сидевший за этим столом, прокурор получил должность Генерального и благополучно отбыл в столицу, из-под сукна этого стола вывезли три вагона аккуратно подшитых и подклеенных фолиантов, которым так и не суждено было стать судебными делами… А все преступники – крупные и помельче – фигуранты упомянутых дел, благополучно продолжали снабжать уголовную статистику прогрессирующими показателями преступной деятельности. Сам же упомянутый – теперь уже экс-генеральный – прокурор, имея пятиэтажный особняк в центре столицы площадью в два с половиной гектара (2 600 кв.м. если быть точными), спокойно и с удовольствием «почивает на лаврах» в его многочисленных опочивальнях.

   Зная всё это, и то, что в скомпрометированном ведомстве, следуя старым традициям, в лучшем случае могут заменить только мебель, – Андрей стал подумывать об уходе с должности и вообще из прокуратуры.
   -Это твоё решение окончательное? – как бы между прочим, спросил Отец Андрей сына, прослышав о его намерении из разговоров сотрудников.
   -Да это, в общем, пока только предположение. Не более.
   -Ты стал достаточно самостоятельным, раз я узнаю о твоих намерениях в последнюю очередь, и не от тебя самого.
   -А когда же, с твоего позволения, мне быть самостоятельным? Я благополучно заканчиваю третий десяток, а какие у меня, с позволения сказать, в твоём ведомстве перспективы служебного роста, виды на улучшение жилищных условий, надежды на повышение содержания?
   -Никаких.
   -И что – это нормально?
   -Нет.
   -А что делать?
   -Бери взятки, - и видя, что сын впал в оторопь, - бери, бери! И чем больше – тем лучше.
   -Пап, ты шутишь?
   -Кто ж шутит такими серьёзными вещами?
   Сын сделал глубочайший вдох.
   -Что?
   -Ты сбил мне дыхание.
   -Надо уметь держать удары судьбы.
   -Буду стараться. Ну а ты-то сам: ты ведь взятки не берёшь.
   -Ну почему же – беру. В преферансе.
   -А с клиентов?
   -Не предлагают.
   -Это словесная эквилибристика, папа. Давай прекратим.
   -Никакой эквилибристики – я вполне серьёзно.
   -Чёрт… ну возьму я взятку, а ты меня посадишь.
   -Я – нет, а другой может. Но ты бери так, чтоб не сесть. Берут ведь все, а сидят единицы. И сидят только потому что брать-берут, а давать не хотят. Жадничают. А надо как: взял сам – дай другому.
   -Хорошо – я подумаю… - сказал и спрятал улыбку.
   -Но пригласил я тебя не для этого. Что-то, мне кажется, мы топчемся на месте. Дело этого бегуна, как его…
   -Рукомойников В.И.
   -Не продвигается. В чём сложность?
   -Бизнесмэн-одиночка. Валютный меняла. Минимум деловых контактов. Отследили до седьмого колена: врагов нет, долгов нет.
   -У него. А ему? Может ему кто должен?
   -Банковский капитал на депозите. Из операций только пополнение, но суммы, я бы сказал, незначительные.
   -Например.
   -В районе десяти тысяч.
   -В год?
   -Смеёшься? В месяц!
   -М…м…да… Это много больше чем обе наши зарплаты. А сам депозит? А наличные? Что там у него: страсти, увлечения…
   -Всё проверили: есть любовница и голубятня. Папа, мы тратим время. Ты что мне не доверяешь?
   -Ты профессионал.
   -В чём тогда дело?
   -Так… поговорить захотелось. Дома-то видимся редко. Ты когда последний раз дома ночевал?
   -Я уже взрослый, папа.
   -Да, я знаю: у тебя давно уже в яйцах дети пищат.
   -Вот те на: папа, ты же культурный человек - зачем так грубо?
   -А затем, что мне уже на пенсию, и я хочу внуков.
   -Ладно. Будут тебе внуки. Но ты не забыл, что мы на работе?
   -Последний вопрос: ты давно видел нашу гостью?
   -А что?
   -Пригласил бы. Что-то она пришлась мне по сердцу.
   -Папа, это не реально: я кроме того, что она Настя, ничего больше о ней не знаю. Ни фамилии, ни адреса – ничего.
   -Но ты же отвозил её…
   -Да.
   -И что?
   -Она вышла на площади Трёх штыков, поблагодарила и попросила её не провожать…
   
   …Был человек. Сидел с вами за одним столом. Ел, пил, шутил смеялся. И грустил, если к тому, невзначай, располагали обстоятельства. И был он вам интересен. И вы, не вдруг, прониклись к нему уважением. Ко всем его достоинствам: его сдержанной манере поведения, спокойной уверенности и рассудительности речи, удивительной способности одним своим присутствием создать несуетный уют, атмосферу редкой доброжелательности и взаимопонимания.
   Был человек. И не стало человека. И вы не знаете где его искать. Ушёл человек. Не оставил ни фамилии, ни адреса, ни даже номера телефона. Ушёл и канул… Осталось только имя: броское, хлёсткое, больше похожее на кличку. И поскольку это всё, что осталось вам от человека, к которому вы прониклись уважением, вы это имя его храните. И вспоминаете, и повторяете его чаще, чем вам того хотелось бы. И вы стремитесь найти этого человека, но не можете, разумеется. И никакие профильные учреждения вам в этом не помощь. Единственная ваша надежда – улица. Разуйте глаза и смотрите «в оба». Ходите и пяльтесь на похожих прохожих в тайной и неистребимой надежде, что вам всё же повезёт. И вы его встретите. И встреча эта будет для вас желанной. И вы ему скажете:
   
   -Вы – Настя. Я не ошибся.
   Какие-то мгновения этот человек будет вас разглядывать, и они будут долгими, эти мгновения. Или покажутся вам такими. И вы, не дожидаясь ответа, снова скажете:
   -Знаете, я рад вас видеть. Честно. Вы ушли тогда так внезапно: ни адреса не сказали, ни телефона…
   -Вы не спросили – я не сказала. К тому же у вас был вызов: вы торопились… - продолжая разглядывать вас, ответит Настя.
[i]   -Да, знаете ли, у нас такая специфика. Трупы – народ нетерпеливый. У вас сумки