ФРАНК- ИОСИФ ЛОЛА

вымолить у Бога прощения,  я, по твоему мнению (а оно очень быстро станет общественным мнением!), должен этих ребят усыновить. Я сначала буду отмалчиваться. Потом, в нужный момент публично покаюсь. Но скажу при этом, что я бы с дорогой душой усыновил бы их, но совесть не позволяет. Ведь они без меня сделали карьеру, стали богатыми. И если я сейчас начну их усыновлять, люди подумают, что гений зарится на состояние своих внебрачных детей.
– Так что, может быть, тебе и не придется их усыновлять?
– Скорее всего, так оно и станется.
– Ну, просто роман какой-то! Ты, действительно, гений, если такое своей головой умеешь придумать. Но что это даст братьям? Поможет ли им эта легенда, победить?
– Побеждать они умеют. А твоя легенда и мое правильное поведение создадут предпосылки для этой победы.
– Сомневаюсь я. Опасаюсь, что эта неблаговидная история, каким-то боком может бросить и на них тень.
– Что ты, Баруся, что ты! Народ их полюбит еще больше. Потому что жалостливые у нас люди.
– А ты как же? А твоя репутация?
– Не волнуйся. Моей репутации уже ничего повредить не может. Я ж говорю: что бы со мной не стряслось, все мне на пользу. Такая, брат, аннотация!
– Умный расчет. Я поражен тобой, как никогда! Что там в фляжке? Чего-нибудь осталось? Не могу за такое не выпить!
И этот раз Франк, отстегнув баклажку,  широким жестом отдал ее  загоревшемуся приятелю.

За одного бритого – двух небритых

Над площадью имени Гения плавали облака разноцветных шаров. И звучала музыка, рефреном в потоке, которой была песенка с призывом: «Выбери меня!».
Лёлику,  как всегда, тонкости пиара были до лампы. А Болека раздражал козлетон, каким этот припев исполнялся.
Когда до последних выверенных деталей сценарий встречи был исчерпан, в паузу перед выступлением артистов – сторонников кандидата и абсолютного чемпиона мира, на помосте возник тщедушный неопределенного возраста субъект с биноклем.
Осмотрев запруженную площадь сквозь цейсовские стекла, он сорвал аплодисмент, поскольку народ, подумал, что концерт начинается  и на сцену вышел юморист-ведущий.
А, тот не теряя времени, приступил к своему сценарию.
–Уважаемые люди! Хочу  пред вами поставить вопрос и самолично же на него ответить. Вы все знаете нашего замечательного земляка. Этого человека мы с гордостью называем «наш гений!». Вот сегодня все мы тут собрались  на площади его имени. И все-таки, я спрашиваю у вас: «Кто такой Лола Франк - Иосиф?!»
При этом вопросе площадь примолкла. И в наступившей тишине было слышно, как лопнул шарик в руках ребенка.
–Вот именно! Так горько, как эта чудная девочка,  плакали герои сегодняшнего митинга, наши славные чемпионы, много лет назад, когда их отдали в  сиротский приют.
А совершил этот постыдный факт тот самый, только что упомянутый мною Франк – Иосиф Лола!
Площадь выдохнула и загудела, а затем ответила свистом и недовольными выкриками.
– Долой провокатора! Сколько тебе заплатили, дядя?! Пусть сами,  Болек и Лелик опровергнут эту напраслину!
В Борусю полетели откуда невесть взявшиеся овощи и фрукты. И тот, поддерживая, болтавшийся на груди бинокль, ретировался за кулисы помоста.

– Знаешь кто это был? Я его вспомнил. Этот тот самый Лобан из деревни. Это же он тогда провел нас к причалу. Я его по биноклю вспомнил. Другом детства еще назывался… Кто его  нанял? Как думаешь?
– Возможно, по собственной инициативе?
– Зачем ему?
–А  может быть, его, как ты подумал, используют технологи  наших оппонентов.
– Ишь, какой ход изобрели!
– А наш-то до сих пор молчит?  Чего я, как ты помнишь, опасаюсь с того самого начала.
– Что будем делать? Чем отвечать?
– Сейчас! – Болек вышел на помост. Поднял руку – утихомирил площадное  возмущение.
– Вот вам правая моя рука. Даю на отсечение, мы с братом не имеем никакого отношения к инциденту. Да, мы приютские, выросли в детском доме, учились в интернате! И мы не имеем понятия о том, что минуту назад говорил человек с биноклем наперевес.
Где он?! Я прошу вашего согласия. Пусть он  выйдет и доскажет все, ради чего явился к нам на митинг! Вы согласны?!
Толпа  с площадным  же энтузиазмом ответила «да!», «пусть!» «где он?».
И возмутитель сценария, влекомый Леликом, тут же появился на сцене.
Судорожно прижимая ко впалой груди бинокль, Боруся  нервно откашлялся и продолжил:
– Это правда! Я сам помогал Франку устраивать этих младенчиков  (еще раз поперхнулся)… в  один из приютов города-героя. Тогда они были сущие крошки.  Мы их сразу прямым ходом из роддома, повезли туда. Там у меня свойственница работала. Мы их как бы подбросили. Ну, чтобы скорее было, без бюрократической волокиты и неприятных вопросов.
И потом, благодаря моим родственным, так сказать, узам мы смогли отследить их дальнейший путь сиротства. Мы о них заботились, то есть он, Франко, не упускал близнецов из виду. Он о них всегда знал все и нелегально поддерживал материально. Особенно по праздникам, ко дню рождения, и просто, когда получал большие гонорары…
Но я всегда знал. И я ему всегда говорил ему: «Этого мало!»
Он соглашался. До слез передо мною каялся, но ничего поделать так и  не решился. Понятно, у него была  семья, зарегистрированные на себя дети. Но теперь! Сейчас, когда эти его официальные, как говорится, дети выросли и разлетелись. И вся его законная семья осталась  при нем  только  на фотографии… Сегодня, когда его небрачные сыны  в таком почете и славе, почему бы ему не сказать об этом вам, всем людям доброй воли?! Не признаться и не обратиться к детям: «Виноват, простите!»
Это ж какой тяжкий груз он тем самым с души своей может снять!
Я –  его неизменный друг с детства, делаю этот отчаянный шаг не корысти ради, а только из сердечной своей заботе о нем и детях его.
Франко! Друг детства, гений ты наш всеобщий, приди к ним! Сними с души грех этот! Пусть они знают, что ты  их всю свою жизнь любил, как родных! Усынови их! Это сделать никогда не поздно. Сделай это!
Боруся обессилено смолк. А площадь взревела и взорвалась единогласным одобрением.
–Без ножа зарезал! – пробормотал на ухо брату Лелек.
–Не думаю, – пожал плечами Болек.
–Ты про кого подумал? Я не про нас. Я про него, папочку нашего.
–Так сразу и папочка. Не спеши!
–А мне нравится этот неожиданный поворот событий.
– Не знаю, насколько нам эта новость может навредить, но ему, точно, никак. Помнишь уверенность,  с какой он сказал: что бы против меня не затевали, все мне только на пользу!
– Так, и нам тоже все это пойдет на пользу.  Вот увидишь! Гениальная формула.

А далее произошло следующее.
Баруся так вошел в эту свою роль, что постепенно сам перестал отделять правду жизни от вымысла гения. Всякий раз, выступая, а делал это все чаще подшофе, он  растроганно шмыгал носом. Уж не о таких ли моментах и людях написано, «над вымыслом слезами обольюсь!» Дошло до того, что в одном пространном интервью он заявил, что и сам готов взять  чемпионов в свою семью. После чего с ним случилось непоправимое. Боруся поверил в невозможное. Он начисто забыл о своем уговоре с Франком Лолой. Он стал фальшивку выдавать за чистую монету. И так клеймил гения за отступничество, что вызвал в широких массах электората невероятно высокий подъем рейтинга братьев-чемпионов.
Приближалась кульминация сюжета. Выход на сцену виновника всей этой коллизии собственно самого гения.

Папочка!

– Помнишь, он сказал, мол, чтобы и как ни случилось против меня, все мне на пользу. Тебе эта фраза ни о чем не сказала. Мне тоже, но в памяти осталась. Это же и у нас  все так. Ты выходишь и уже одним своим спокойствием повергаешь противника в панику. Чтобы такой эффект наработать, нужно пройти долгий болевой путь на ринг.
Он – боец. И мы с тобой в него удались. Ты посмотри на его фигуру!
– Так он же тебе едва до плеча.
–Не главное. Рост не главное. Ты посмотри, как он идет, как стоит, как смотрит. Он сам, вся его манера – психическая атака. Он все время смотрит в глаза противнику. Он не отводит взгляда.
–Точно! Это он сделал нас! Сначала – он, потом – тренер, потом и мы сами постарались.
– Ну, вот видишь. Деньги мы дали отнюдь не чужому нам парню.
–Точно. Назвать его стариком или папой язык не поворачивается. Ты правильно сказал: он парень. И в нас его кровь.
– Вот будет смеху, если еще и мамочка нарисуется!
– Надо у него спросить: где она, куда подевалась…
–В каком-то интервью мелькнула информация, что за границей она. Давно там живет.
–В какой стране?
– Вроде бы в Хайфе.
– Ну, это же город.
– Мне без разницы.
– Хайфа это город в Израиле.
– Она еврейка?
–  Мы с тобой и тут сильно отличились. Она  –  еврейка. Его тоже зовут: Франк-Иосиф. Говорят, он  крымчак. Есть такой исчезающий этнос. Всего несколько сотен осталось. А еще был в Европе царь с таким именем. Его застрелили, из-за чего и началась первая мировая война.
– А откуда тогда наша фамилия? Почему они у нас разные с папочкой?
– А как ты хотел!? Не мог же он записать нас в детдоме на свое имя. Я выяснял. Нам дали фамилию учителя физкультуры. Он был бездетный и не возражал, когда его фамилию давали безымянным сиротам.
– Возможно, и мэр столицы тоже из нашего интерната?  У него точно такая же фамилия, как наша.
– Не такая. Он – Лушко. А мы – Лужко.
– Звучит одинаково!
–Не все, что молчит, умно звучит!
–Что это было?
– Один из афоризмов нашего папочки.
– Я так и не раскрыл ни одной его книги.
– А я иногда почитываю.
–Ну и?
– Заумь какая-то.
– Не зря же его гением называют.
– Да уж! Учиться нам с тобой некогда было. То – сборы, то – помидоры…
– А у тебя тоже получается… рифмовать.
– Перестань. Давай, зови спичеров, завтра три встречи. Надо отрепетировать…
–А я тебе говорю: учи одно выступление! Все равно в разных концах, перед разными людьми.
–Нет уж! Вездесущая пресса, не даст спуску, если подловит. Мне не трудно. У меня память пока еще ничего. Не всю выбили.

Теперь на площадях и в залах, где проходили встречи с кандидатом на высокую государственную должность,  среди современный музыки рефреном звучала старинная  песня, в  припеве которой есть такие проникновенные слова: «Публика ждет! Будь смелей, акробат!»
И он это сделал. В точно рассчитанный момент вышел на политическую арену и покаялся. Попросил у близнецов прощения и разрешения об усыновлении.
…И братья победили. Один стал президентом Цикадии. А его младший (на полторы минуты позже появившийся на свет!) брат – председателем правительства автономии.
Дотошный читатель может спросить: откуда нам эта разница в возрасте известна?  Ведь сами братья, понятное дело, знать  о ней не могут. На что, я – автор данного рассказа – с полной ответственностью заявляю. Так утверждает свидетель  и участник событий тех давних пор Боруся. Виновник  же тех событий Франк-Иосиф Лола,  как, наверное, и положено гению, не опровергает эти сведения, но и не подтверждает их.
Иногда Боруся, как бы спохватившись, спрашивает друга: «Скажи откровенно, каким  все-таки способом ты намерен употребить свои большие деньги?»
На что гений всегда отвечает одинаково: «Нет никаких таких у меня денег! Ты подумай еще раз, может ли отец, если даже нуждается, обирать своих детей?» Боруся при этих его словах всегда недоверчиво смотрит и внимательно слушает. Иногда, чтобы не испортить