МАЙ. ПЕШКА. СТРАСТИ ПО СТРАТОСФЕРЕ

                          

                                                              3.

    - Никогда не препятствуйте приходить ко Мне детям…
    Вдалеке сидел на невысоком табурете человек в длиннополом сером лёгком халате. Он говорил медленно. Всматриваясь каждому в лицо. Он обращался ко всем сразу и каждый из присутствующих ощущал, что этот странный человек говорит именно ему.

                                                          ***

    Я не вдавался в его речи. У меня перед глазами была иная картина: облепленный грязью, пропахший человеческой мочой и фекалиями стою перед высшим военным советом. Толстые непроницаемые маски на застывших лицах. Они не верят моему возвращению. Думаю перед ними двойник. В итоге звучит вопрос: как тебе, Пешка, удалось выбраться. Стойка «смирно» не для меня; руки в карманах грязных брюк, сплёвываю на чистый пол: скажу – не поверите. Мне предлагают: постарайтесь рассказать, чтобы поверили. Делаю безразличную мину, цыкаю уголком рта: шёл по головам. Выдох возмущения взлетает под потолок ангара: вы говорите об этом в переносном смысле? Кашляю и выдаю: в прямом, переносить было нечего, полз наверх через гниющие трупы, полз к солнцу, его не видел, знал, что оно есть; упирался в разлагающиеся тела руками и ногами, иногда проваливался по локоть в гнилую плоть или по колено в что-нибудь похлеще; себе не поверил, когда солнце ударило в глаза заходящими лучами; вытер лицо рукой в чужой крови, смахнул усевшихся на лицо мух и направился к точке возврата.   

                                                              ***

    Моё присутствие здесь нелегальное. Я дезертировал в эту эпоху по причине трудного отслеживания разыскиваемого человека поисковой системой. И не прогадал. Здесь нравится. Мне комфортно. Научился входить в тела здешних жителей и читать их мысли, даже иногда кое-что их руками делать, то, что им непривычно, отчего они частенько впадают в ступор и зависают как вычислительный механизм, проглотивший вирусную школьную программу. 
    Никогда не догадывался, насколько интересно занятие примерять на себя тело другого человека, узнавать его пристрастия, предпочтения, читать мысли, узнать, открытая эта натура или он тот, кто ходит под дождём в чужих ботинках.
    Признаюсь, забавны первые минуты нахождения в новом «костюме» или новой «одежде», они не всегда по размеру и можно сравнить с поведением верзилы, пытающимся натянуть на себя понравившийся костюм коротышки. Смешно и только.
    Мне-то ужас как весело, а вот моему «костюму» не до смеха. Ему некомфортно. Сразу чувствует неладное.
    Население эпохи, выбранное для укрывательства, по большинству низкорослое. Редко повстречаешь настоящего великана, высокого и крепкого.
    Ощущения от примерки таковы – костюм с чужого плеча мал в плечах. Естественно, стараюсь выпрямиться, размять руки-ноги и у моего визави трещат коленки, распрямлюсь – и у него стреляют позвонки, пошевелю плечами – хрустят суставы. Тяжело, но никто не обещал дворцовых покоев и люксовых карет на быстром ходу. Вот и получается, то, что для привычно, для «костюма» новинка, чем и ставлю в тупик счастливчика. 
    Наглядный пример. Прогуливаюсь вчера вечером по здешнему городскому рынку. Захожу в лавку торговца тканями. Стою, наблюдаю тайком, с умным видом знатока рассматриваю образцы тканей. Вижу, хозяин, хитрая, прожжённая бестия, заговаривает покупателя, сам тем делом отмеряет укороченным стандартом длины ткань. Заглядывает в глаза, льстит покупателю, дескать, как тому повезло, что он зашёл именно в его лавку. В других его-де обязательно обманут, а он, достопочтенный Мерхаб, за свою долгую жизнь и лишней нитки не вытянул и пусть его покарают боги, если он когда-нибудь обманет.
    Как происходит примерка «костюма» описать не могу. Если просто, получается так: вот я сам в себе и минуту спустя – в другом теле. Спонтанно.
    Клянусь третьим законом полкового устава, это произошло и в лавке. Стоял рядом с покупателем. И вот в теле Мерхаба.
    «Клянёшься мною?» - мысленно спрашиваю хозяина лавки. Он озирается: «Ты кто?» Мерхаб не понимает, кто с ним говорит. – «Ты только что мною клялся, - говорю ему, - или уже забыл?» - «Кто клялся?» - глазки так и бегают по лавке. – «Ты», - настаиваю я. – «Я не мог никем клясться, клянусь… - Мерхаб осекается на полуслове, - вспомнил! Я клялся богами!» - «Я – твой бог», - с металлом в голосе произношу я. – «Мой? – не верит хозяин. – Как так мой бог?» - «Твой! – смеюсь, - а то чей же ещё! Или ты сомневаешься?» Хозяин глазками не верит и ищет говорящего. – «Чем докажешь?» Чувствуется, к нему возвращается прежнее нахальство и уверенность, он догадывается, что его разыгрывают. – «Докажи своё божественное величие!»
    Это он зря. Его низкорослого, с отвисшим животом, сразу же сбивает с ног боль в ступнях, через плотную ткань тапочек из тонкой кожи горного козлёнка вылезают кривые пальцы с нестрижеными ногтями. Бедра и голени затрещали, удлиняясь. Тело начало расти в ширину и высоту. Мерхаб взвыл: «Мне очень больно!» - «Негодяй, - рокочу в его голове, - ты продолжаешь сомневаться?» - «Нет, - вопит он, - верни мне моё тело и повелевай! Исполню твой любой приказ, мой повелитель!» Не я произношу эти слова, Мерхаб, не без моей помощи, конечно. – «Видишь двух пожилых женщин в ветхих одеждах, - поворачиваю ему его голову налево. – Зови их в лавку». – «О, мой бог! – мямлит Мерхаб. – они бедны, они не купят ни локтя ткани, они для них очень дороги». – «Зови немедленно, - и начинаю шевелить его плечами, хрящи трещат. – Выйди к ним, возьми их за руки и приведи к себе. Предложи весь товар, что на полках, и тот, что в кладовых. Живо!»
    Камнем, пущенным из пращи, вылетает Мерхаб из лавки под жаркое вечернее солнце. Хватает за руки женщин. Тащит за собой. Естественно, они пугаются. Упираются. Не хотят идти. «Уважаемые старицы, - лепечет Мерхаб, - прошу ко мне. У меня вы найдёте самый лучший товар во всём Арканде! Только у меня самый богатый выбор прекрасных, нежных и воздушных тканей!»
    В нерешительности останавливаются женщины на пороге лавки. Никогда в своей жизни они не видели такого великолепия. Я же рад стараться: руками хозяина лавки расстилаю на прилавке тончайший переливающийся атлас, легчайший прохладный шёлк, ткани из хлопка и льна. Женщины шушукаются. Недоверчиво смотрят на хозяина. Смотрят друг на друга, не решаясь что-либо сказать. – «Нравится? – разворачиваю рулон шёлка. – Сколько локтей тебе нужно для нового халата? Столько? – отрезаю на глаз приличный отрез, сворачиваю и укладываю в корзину. – А тебе, - обращаюсь ко второй, - сколько?» Одна из них говорит: «Нам нечем заплатить за это, господин». – «А зачем вам платить?» - спрашиваю я. – «Как зачем, - бунтует Мерхаб, - за товар дают деньги!» - «Вам платить не надо, - объясняю им. – Это вам подарок от Мерхаба! Мерхаб – это я! Берите, уважаемые, и идите с миром!»
    Мерхаб с тоской смотрит вслед женщинам. Но тут я выталкиваю его на улицу и кричу его ртом: «Слушайте жители нашего прекрасного города Арканда! Этой жемчужины мира! Это говорю я – Мерхаб! Сгодня я раздаю свои лучшие ткани, привезённые со всего света, бесплатно всем нищим и бедным! Спешите ко мне, все, кто слышал! Кто слышал, расскажите другим! Это говорю я – хозяин лавки тканей, уважаемый Мерхаб!»
    Ох, повеселился же я, наблюдая за посеревшим лицом Мерхаба, когда он дрожащими руками отмерял и отрезал куски лучшей ткани и отдавал в руки бедняков и нищих.
    Перед тем, как вернуться назад, предупредил Мерхаба: «Не вздумай изменить решение твоего бога. Или нынче же вечером не сможешь совладать с наложницей. Завтра обессилишь в постели с женой. Послезавтра тебя будут обучать любовным наукам в мужском гареме султана».

                                                            ***

    Это было вчера. А сегодня…
    Если бы я не был свидетелем происходящего на моих глазах, то я был бы обязан это выдумать!

                                                            ***

    Как великолепно, трогательно звучит Его голос. Он не нежен и плаксив, не сюсюкающий. Он говорил на доступном языке со взрослыми людьми.
    Он – голос – когда надо звенел натянутыми струнами лиры и разносился пением птиц. В определённые моменты он опускался до очень тихих звучаний и, чтобы Его слышать, толпа замирала и, затаив дыхание, ловила каждое слово.
    Своим голосом Он управлял стихиями – за короткое время беседы уничтожающий зной сменяла освежающая прохлада, брызгал мелкий дождь и снова сверкало небесной чистотой синее азиатское небо.
    В определённые минуты Он нагнетал трагизма в своём голосе или придавал металлические нотки, когда приходилось урезонить кое-кого из разбушевавшихся в неистовстве в рядах слушателей и, редко изменяя тембр, вводил каждого в своеобразный гипнотический транс. Я не был исключением. В некий момент я даже ощутил полёт. Вознёсся выше облаков и оказался на огромной зелёной поляне, она простиралась насколько хватало глаз, сидящим на деревянной скамеечке. Рядом, - протяни руку и дотронешься, - сидел Он и смотрел на меня миролюбиво и говорил. Его слова вызывали во мне живительные вибрации и вдруг снова ощутил в сердце забытое чувство уюта и душевного тепла. Проникаясь Его голосом, Его словами, Его речами, понимал растущее во мне желание слушать эти дивные, волшебные звуки постоянно.
    Что значат Его слова: пусть будет в делах ваших да – да, а нет – нет, остальное всё от…
    И этот его медитативный голос… Совсем не похожий на резкие крики отдаваемых команд и приказаний, что слушал я большую часть своей жизни. Хотя, сколько этой своей жизни прожил самостоятельно? Всё время под чьим-то контролем, чьею-то слежкой, негласным надзором. Право на глоток свежего воздуха непременно обязан заслужить, исполняя истерические приказы начальства.
    Здесь же – воздуха столько, что им не надышишься. Не нужно ни у кого испрашивать разрешения подышать. И никто тобой не командует. И не дышит тяжело в затылок.

                                                            ***

    А ещё здесь есть Он…
    Обвожу толпу взглядом. Народ сродни морским волнам, то прибывает, то убавляется. В определённое время наблюдаю множество стариков и женщин с детьми, их сменяют наводняющие пространство ремесленники. И все слушают, раскрыв рты. Прежде подобного они не слышали и от этого крайне возбуждены и растеряны: неужели так бывает.
    По краям площади мелькают группы стражников. Они следят за порядком и, нет-нет, да и сами присоединяются к слушателям, повернувшись вполоборота к говорившему. Стражникам жарко – на головах кожаные шлемы с чешуйками украшений, кожаные куртки прикрывают тело, украшенные круглыми инкрустированными железными бляхами. Сочувствую стражникам – и сам обливаюсь потом, горю жарче полуденного солнца принять освежающий душ, в эту эпоху инженерная мысль ещё не выросла до таких цивилизационных высот, есть бани, что-то напоминающее помещения для водных омовений, но всё это очень дорого – вода в этих засушливых краях дороже золота. Обмахиваюсь сооружённым из двух палок и натянутой меж ними материей опахалом – и не спасает от жары просторный халат из тонкой хлопковой ткани. Стражникам жёстче. Лбы