ТЕНИ ИСТИНЫ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМЕ

    - Что-то больно просто, - сомневается «ничто». – Неужели Гуссерль не мог до этого додуматься? Интересно, играл он на бильярде или нет?

  - Наверное, мог бы додуматься, – предполагаю я. - Если бы исходил из открытого Бором принципа дополнительности, а не клевал на вирусы от лещей философии.

  - Лещей каких-то? – ворчит «ничто». - Ты вот, лучше обрати внимание, насколько совершенно может быть мышление, способное загнать шар в лузу, то есть, решить задачу. И насколько обманчивым выглядит твой логос разума, который запросто может оказаться расстроенным одним ударом кия.

    - Это да, – соглашаюсь я. - Но гармония разума может восстанавливаться в новом варианте. На то у разума и существуют принципы творчества.

    - Но эти варианты могут быть разные, - догадывается «ничто». – Иные варианты лучше, другие хуже. И, наверное, бывают и такие, когда невозможно забить ни один шар.

  - Конечно, - опять соглашаюсь я. – Знания, полученные с помощью мышления, могут действовать на разум разрушительно.

  - Разрушительно? Это какие же, например? – плотоядно интересуется «ничто».

  - Да вот хотя бы иные философские знания, - сообщаю я. -  В экзистенциализме таких примеров хватает. Впрочем, всякое знание ложно. В нем всегда есть червоточина «ничто», хотя бы уже потому, что процесс познания бесконечен. Притом мышление диалектично. Оно подчиняется закону «отрицание отрицания». В этом проявляется сущность «ничто». Поэтому даже точное знание мышление атакует новым тезисом, и значит, в пресловутом консенсусе тезисов опять будет присутствовать зерно «ничто», которое даст свои всходы при дальнейшем познании и накоплении сложностей. Конечный пункт такого познания – хаос, равный «ничто».

      - Тебя послушать, так точных знаний не существует, - замечает «ничто». – Как же тогда быть с точными знаниями в науке и технике, которые подтверждаются экспериментально?

    - Эти знания тоже несовершенны, - заверяю я. – Просто иные знания пригодны для практического применения. Ученые не знают толком, что такое электрический ток, но некоторые знания позволяют его использовать. Тут примерно то же соотношение, какое наблюдается между волной и фотоном, или между знанием и истиной. Истина длится во времени. Она – процесс и, значит, удел разума. А знание – константа и продукт мышления.

    -  Пусть константа, – соглашается «ничто». - Но чем тебе плоха константа? Ты, допустим, знаешь, что перед тобой дерево. Чем это мешает твоему разуму?

  - То, что это дерево, я могу знать и без мышления, - поясняю я. – Но мышление стремится добывать все новые знания о дереве. Оно анализирует, сопоставляет, обобщает, и, в конце концов, дерево утрачивает свое таинство. Я уже вижу перед собой не столько дерево, его необычность, характер, красоту, сколько информацию о нем. Я просто знаю, что это, например, тополь. И мне этой констатации, как будто, достаточно.

  - Так, может, и достаточно? В практических целях. Как это может разрушать гармонию твоих шаров?

  - Дело в том, - поясняю я. – Что главным принципом творчества разума является принцип дополнительности. Он же принцип гармонии и любви. Этот принцип проявляется в способности человека к эмпатии, вчувствованию, а в некоторых случаях в обожествлении объекта. Вот этого меня и способны лишать некоторые знания. У меня уже нет художественного восприятия конкретного дерева. Так рассудок ничтожит мой разум, отчуждает меня от Бога.

    - Вон ты куда клонишь, - посмеивается «ничто». – Значит, расскажи тебе, что это дерево - тополь, который отличается от яблони плодами, условиями произрастания и прочее, и твой разум уже не видит его прикрас?

    - Не совсем так, - отвечаю я.

    21.  Ну что, рассказывать этому ничтожеству про «диалектический треугольник» из учения «креативной философии»? Не много ли чести?

    Между прочим, об этом треугольнике я рассказываю в каждой своей статье, полагая, что без этого сущность «принципа дополнительности» непонятно. Но именно поэтому придется кое-что сообщить и здесь.

  «Диалектический треугольник» в учении… э-э… ну, пусть «Дазайна» отображает взаимоотношение сторон, связанных «принципом дополнительности». В основу идеи такого треугольника положена древнее учение Гераклита «о единстве и борьбе противоположностей», из которого развилась философия «диалектического материализма». Однако в свете всех учений о диалектике с противоположностями было не все ясно. Например, пол и потолок, правое – левое, большое и малое, – противоположности, но какая между ними диалектическая связь, кроме их взаимного отрицания? Так вот, диалектический треугольник показывает связь отнюдь не зеркальных, а несоизмеримых противоположностей, таких как «деньги – товар», «я – не я», «энергия – масса», «дерево – плод», «эстетика – этика», и т.д. В нашем случае через диалектический треугольник необходимо отобразить взаимоотношение разума и мышления.

      Итак, диалектический треугольник представляет собой прямоугольный треугольник, который вписан в окружность так, что из ее центра выходит гипотенуза. Обычно она отображает материнскую, исходную, первичную сторону. Тут важно не перепутать. Нельзя, например, под гипотенузой в диалектической паре «деньги-товар» подразумевать деньги. Хотя и кажется, будто деньги обладают творческой силой и чуть ли не «Наместник бога на земле». Но деньги без товара – «ничто». Они – вид товара, и существуют только потому, что существует товар.

    Исходя из этого, гипотенузу мы условно принимаем за линию творчества разума, которая приходит в точку на окружности. Под этой точкой подразумевается «мостик» сознания.  Вертикальный катет из этой точки у нас обозначает линию мышления. Она падает на горизонтальный катет.  Длина этого катета будет показывать нам величину отрицания мышлением разума. Так цепь оказывается замкнутой, и по ней течет воображаемая творческая энергия.

    Из треугольника понятно, что мышление является потребителем энергии, и чем выше градус творчества разума, тем меньше катет отрицания разума мышлением. Но мышление стремится отрицать разум, и значит, горизонтальный катет отрицания может удлинятся. В пределе разум может оказаться полностью разрушенным до положения самоотрицания. Этот эффект мы наблюдаем, например, при шизофрении, когда разум образует в себе некую другую личность, сущность которой – «ничто, которое ничтожит».

    Из этого следует вывод, что единственное средство спасения разума от мутаций и разрушения – высокая степень творчества. А это возможно только благодаря реализации креативных принципов, где главную роль играет принцип гармонии и любви. Кстати, оздоровлению разума может способствовать мышление, если личность волевым путем подчиняет его нравственным принципам, с их императивом, определенным Кантом.

   

    22.  - Некоторые знания все же могут оказаться полезны разуму, – продолжаю я свою мысль. - Знания, с помощью которых человек лечится, растит яблоню, создает прекрасное, то есть, знания пригодные для созидательного творчества просто необходимы человеку мыслящему. Вообще, знания  подобны бактериям и вирусам. Одни присутствуют в нашем разуме и полезны ему, а другие приводят к заболеваниям души и тела. Притом болезней огромное множество, а вариантов гармоничного здоровья не так много. Бывает, что организм не справляется с агрессией мышления и тогда результат плачевен.

    - Интересно, к какому роду знаний ты относишь идею результата жизни? – интересуется «ничто». – По-моему этот результат похож на ситуацию в игре на бильярде, когда шар, забитый в лузу, кладет предел игре. Я, разумеется, имею в виду прекращение жизни человека. Дело в том, что в «философии существования» человек, пока жив, он - открытый проект. Он может измениться, и значит, сущность его неопределенна. Соответственно он – «ничто». Но в тот момент, когда он становится «ничто» физически, он как раз и обретает свою сущность. И эту сущность уже нельзя изменить. Она абсолютна.

    - Эта идея – одна из лещей философии существования, - со всей категоричностью заявляю я. - Она на первый взгляд выглядит красивой, но совершенно ложна, как раз в духе «ничто». Ему и служит. Кому-то она представляется даже гуманной. Мол, поскольку человек может измениться, то у него всегда есть перспектива стать другим, тем, который пока «ничто». Зато этот «ничто», как правило, мыслимый идеал. Однако в ожидании этого идеала и во имя его человек способен ничтожить себя, жертвуя  настоящем.

    - Способен, - соглашается «ничто». –  И что это меняет?

    - Все меняет само представление о сущности человека, - начинаю я. - В «креативной философии» человек определяется как творческий процесс. И тогда даже самый ничтожный человек не сеть «ничто». Его сущность можно определить в любой момент его жизни. Это примерно также, как знание отображает этап процесса познания, или как фотография фиксирует фрагмент из течения жизни. В том же бильярде мы можем определить ситуацию на любом этапе игры, после всякого забитого шара. Так что, сущность человека меняется во времени. Но и смерть человека не делает его добычей ничто. Этому препятствует творчество.

    - То есть, человек не умирает? – насмешливым тоном спрашивает «ничто». – Это как в твоем случае, умирает кто-то другой. Например, я.

  - В какой-то степени именно ты и умираешь, - говорю я.

    - А-а, ну так я и знал, - хмыкает «ничто». – Впрочем, если можно, поподробней.

    - Да, умирает то, что в его жизни было незначительно и, по сути, ничто. А сущность человека определяется высшей точкой его творческих достижений в жизни. Иначе смерть многих творцов фиксировала бы их сущность как больных и немощных стариков. Что мы, например, можем сказать о сущности Ницше, который долгие годы перед смертью был сумасшедшим?

    - Судя по твоим речам, ты первый, кто считает его сущностью безумство, - вставляет «ничто».

    - Но и это не главное, - продолжаю я, не обращая внимания на реплику моего судьи. – Главное то, что происходит в процессе осознания сущности человека. Ведь о всяком человеке может быть множество суждений. Все зависит от точки зрения наблюдателя, от критериев, от стереотипов общественного мнения, от фактов, которые берутся в расчет. И значит, мнения о человеке условны и неустойчивы. Поэтому даже после смерти человек не становится абсолютом, или «ничто». Его сущность пребывает в процессе творчества постижения его личности. Зато такое творчество позволяет человеку существовать и после смерти.