Договор
- Корина?
- Да, это я.
Движимый в порыве озарения замечательной идеей, я набрал ее номер, не раздумывая.
- У меня есть ваше резюме, и я хотел бы предложить вам работу. Понимаете, я ищу человека…
Ни разу в жизни я никого не нанимал, и пока говорил, во мне росла неуверенность от осознания своей слабости в этом вопросе. Я понимал: нельзя принимать на работу первого встречного, раздающего листовки в кафе, тем более для ухода за беспомощным родственником, неспособным себя обслужить, что подразумевает постоянное присутствие постороннего в доме.
- Мы можем встретиться, чтобы поговорить?
Дело оказалось более сложным, чем представлялось четверть минуты назад, в миг вдохновения, но, похоже, Корина не заметила моей нерешительности. Она ответила непринужденно и что там отрицать даже весело.
- Конечно, я приду на собеседование. Говорите адрес.
Я не мог встретиться с Кориной дома, даже если ей предстоит работать именно там. Отлично зная маму, я понимал: этот вопрос нужно решать за ее спиной и просто поставить перед фактом. Я продиктовал адрес магазина. Корина сказала, что придет сегодня же. Она продолжала разносить свои листовки по другим районам. Меня так и подмывало поинтересоваться, почему она писала листовки от руки, а не отксерила как все, но промолчал. Если мы договоримся, у меня будет время разгадать ее странное поведение, которое в глубине души мне нравилось, что сыграло решающую роль в моем к ней доверии.
Корина была одета несколько странно; подобный стиль ассоциируется у меня с восточными странами, точнее, даже с диктатурой, что напоминает мое собственное детство начала восьмидесятых, когда мы только-только освободились от франкистского режима. То была эпоха серости и однообразия, сродни спартанской. Все мы были как две капли воды похожи друг на друга, и я хорошо запомнил первые носки в яркую полоску, увиденные мною. Родители привезли их из ближайшей к Европе Барселоны. Я был ослеплен ими. В Мадриде носки были унылых цветов: серые, коричневые, бордовые, темно-голубые или тускло-зеленые. С тех пор и до наших дней в моих мыслях Барселона окружена некой мифической аурой. Однако, возвращаясь к Корине, должен заметить, что ее круглое лицо излучало искренность и уверенность. Она показалась мне сильной, здравомыслящей женщиной, способной позаботиться о моей матери, поскольку самому мне до смерти надоело каждый день помогать ей принимать душ и одеваться. И дело не в том, что я стеснителен, и мне неловко видеть свою мать голой, и даже не в том, что мне горько видеть ее беспомощность. Дудки! Просто в нашей семье нет родственной близости для столь интимных дел. Меня бесит ее непрошибаемая твердолобость. С сожалением повторю, что мама ужасно упряма и отказывается от любой помощи, не желая быть обузой, что крайне осложняет утренние умывания. Я понимаю, что день ото дня она встает с кровати все позднее лишь для того, чтобы я ушел в магазин раньше, чем она встанет, и не пререкался с ней, когда она отказывается идти в ванную, стоя на кухне в ночной рубашке и с трудом варя себе кофе одной рукой. Как-то, разговаривая с сестрой по телефону, я рассказал ей обо всем.
- Не парься, – легкомысленно отмахнулась Нурия, – если ей угодно разбить себе башку в ванной, пусть, это ее дело.
Для сестры всё просто – она живет отдельно и нашу жизнь воспринимает как телесериал, персонажи которого вроде как родственники, но, в конечном счете, чужие люди. И потом материнские проблемы доставляют Нурии радость, если не касаются ее, конечно. Это ее маленькая месть. А может, и большая. В далеком детстве она сильно обиделась на мать и теперь выражает это всевозможными способами, но руку дам на отсечение, Нурия и сама толком не помнит, из-за чего разгорелся сыр-бор, хотя и считает ту обиду непростительной. При нынешних обстоятельствах, я вполне мог занять сторону сестры, эгоистично заявить матери: “Отлично, черт возьми, возись с душем сама” и умыть руки, но я боялся, что мама снова упадет, когда меня не будет дома.
Мы встретились в магазине. Я стоял за прилавком, а Корина перед ним как обычный покупатель. Я размышлял, не лучше ли мне выйти из-за прилавка, чтобы быть на равных с потенциальной работницей и поговорить с ней по-простому, не так официально, когда услышал вопрос Корины:
- Сколько часов в день?
Об этом я тоже не думал, но меня внезапно озарило: главное, чтобы Корина была дома по утрам, чтобы помочь матери и управиться с домашними делами, включая готовку. Когда меня не было, мама рвалась к плите, стараясь управляться с кастрюлями одной левой рукой, так что беда могла случиться в любой момент, несмотря на то, что повариха из мамы была так себе, и ее стряпня ограничивалась простенькими блюдами из сырых продуктов и полуфабрикатов. Так же и с Паркером: если я не успевал погулять с псом, мама шла с ним в парк, не дожидаясь меня.
- Пять часов по утрам, с моего ухода и до полудня, – твердо ответил я, чтобы Корина не подумала, что я сообразил это на ходу.
Я вообще считаю, что работнику нужно дать четкие указания, и эти правила необходимо строго соблюдать. Поблажки открывают дверь разного рода конфликтам и недоразумениям, а я не переношу скандалы. Впрочем, верна ли моя теория на самом деле, утверждать не берусь. Корина показалась мне честной, порядочной женщиной с хорошим послужным списком; по поводу оплаты мы договорились, я отказался только оплачивать проезд, подумав, что неплохо припрятать туз в рукаве на случай выплаты премиальных, если меня устроят наши трудовые отношения.
В магазин зашли какие-то девчушки, чтобы купить стержни для авторучек, замазку и циркули. Корина попрощалась и ушла, держа в руках листок бумаги с записанным от руки домашним адресом.
