2
Госпиталь был фронтовым, поэтому передвигался в зависимости от военных действий.
Он находился то в школах, то в палатках, то в землянках, то домах.
Однажды дежурный сержант попросил меня спуститься вниз; «тебя там капитан спрашивает». Выхожу, а там Пётр, муж моей сестры Натальи. Я бросилась ему на шею и зарыдала, выговаривая: «Петя, я хочу домой». Он меня поставил на землю и строго сказал: «А ну, сержант, смирно». А потом смягчил голос: «Ты что, курносая (он до войны меня так звал). Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Я заехал встретиться с тобой, посмотреть на тебя. Я получал оружие для фронта, проездом заезжал домой. Маменька тебе выслала тёплые варежки. Майор Кощев А.Е. дал мне увольнение на три часа.
Пойдём к твоему начальнику, попросим увольнение для тебя, чтобы ты меня проводила на фронт. Где ты живёшь?»
Жили мы недалеко от госпиталя в разбитом бомбами доме.
В комнате было очень холодно, стояла буржуйка с трубой в окно, но мы её не топили. Раненых было много, страшно уставали и, приходя из госпиталя, сразу в полушубках и валенках валились спать. Аня с Катей так и не проснулись, пока мы там были. Петя принёс досок, затопил буржуйку, но дым по ветру пошёл в комнату, дышать стало нечем.
Посидели минут 15, я расспрашивала о семье, о том, скоро ли будет наступление. Затем пошли по покрытой льдом реке Волхов. Показались самолёты фашистов, посыпались
бомбы, выстрелы наших Катюш. Мы бежали по льду, от взрывов лёд трещал, разлетались осколки, мы падали, прикрывая голову, я плакала. Время увольнения заканчивалось, Петя, простившись, быстро стал удаляться от меня. Я крикнула вслед; «Петя, возьми меня с собой». Он крикнул: « Держись!» Больше я его никогда не видела, он погиб вскоре под Москвой. Вёл в атаку солдат.
Со слезами вернулась я к своим обязанностям в госпитале.
Вскоре к нам поступило около 20 танкистов с 75% ожогами тела, обгорели как чурки лицами, красными глазами, без ресниц, бровей, волос, сплошные мокнущие корки. Не знали их фамилий, имён, документы в их карманах сгорели. Мы знали, что они погибнут. Сутки до оправки их в тыл самолётом облегчали их страдания, через зонд вводили воду, глюкозу, поддерживающие растворы. Отправили всех ещё живыми.
Наш госпиталь передвигался во время отступлений и наступлений Белорусского фронта
Мы грузили на машины имущество госпиталя, сами передвигались пешком, хорошо, когда лесом. Зимой спали в снегу.
В одной из деревень возле Витебска разместились в нескольких домах и палатках, соорудили нары. Стали поступать раненые и местные жители, подорвавшиеся на минах.
Раны обрабатывали, часто ампутировали конечности. После операции вхожу в палату,
на верхних нарах мальчик Саша 11 лет. Нижние конечности и руку до локтя ему ампутировали. Я ввела морфий. Когда проснулся, стал кричать: « Тётя, почеши ножки, мне очень больно». Через сутки он умер. И это был не единственный подобный случай. Армия продвигалась вперёд, а с ней и мы. В Великих Луках госпиталь расположился в здании школы. Огромное количество раненых, я - в операционной. Бомбили страшно. Как тут выйдешь? Одна из бомб попала в 3 отделение, и меня от операционного стола волной выбросило из окна. Очнулась на земле вблизи входа. Боль ужасная, ничего не слышу, санитары перенесли на кровать. Контузия, множественные ушибы, рана голени, сотрясение мозга. Решили отправить в тыл, но начальник госпиталя, осмотрев, сказал: »Будем передвигаться и её перевозить».
Слух появился на восьмые сутки, а вот зрение не улучшилось, с тех пор и хожу в очках.
После выздоровления мне дали пятнадцать дней отпуска. Начальник отделения знал, что моя семья голодает. Им переводили мою военную зарплату, на которую они могли купить лишь булку чёрного хлеба. Она стоила 200 рублей. Мне дали в дорогу тушёнки, сгущёнки, колбасного паштета в банках.
В дороге прошло восемь дней. Мама поразила своей худобой, плохо передвигалась, сестра дни и ночи проводила в госпитале. Племянницы Лиза и Валя ежедневно к 12 часам с котелками ходили в госпиталь, сотрудников и их детей кормили тем, что готовили для раненых. По карточкам получали чёрный сырой хлеб, его давали детям. Мама дома для себя стряпала лепёшки из чёрных отрубей, гнилого картофеля и лебеды.
Всё смешивала в равных частях и жарила на рыбьем жире, Наташе раз в месяц давали его в госпитале. Дома пробыла сутки, с гордостью привезла статью из газеты «Красная звезда», в которой бывшие раненые благодарили меня за чёткую, быструю квалифицированную помощь и внимательное отношение к раненым, порадовала, показав недавно полученную медаль «За оборону Ленинграда».
Мама благословила меня, просила о них не волноваться, помогать раненым, дала молитву в дорогу.
Путь назад был неблизким, доехала лишь на десятые сутки, армия продвигалась вперёд, и госпиталь оказался возле Дрездена. И вновь приём раненых, перевязки, операции и отправка в тыловые госпитали. Очень скоро переезд в Тильзит. Приём раненых, их эвакуация, осталось несколько тяжелораненых, которых решили подлечить перед отправкой, как вдруг в 9 часов вечера 5 мая 1945 года услышали выстрелы со всех сторон. В палату забегает начальник отделения майор Кощеев Яков Емельянович и радостно объявил:
«Дорогие мои! Конец войне! Подписан договор о капитуляции Германии».
Что тут началось. Радость, слёзы, шум, крики «ура» -всё смешалось в этом общем объединившем всех чувстве. Утром эвакуировали оставшихся раненых и стали свёртываться для расформирования. Вечером нас пригласили в театр на праздник « Конец войне».
Наш эшелон должен был расформироваться в Москве, но в Москве начальник эшелона Мадиян получил приказ всем составом ехать на Дальний восток, т.к. объявлена война с Японией.
Нам с Аней разрешили по пути заехать домой на сутки, потом догоняли состав попутными эшелонами. Вблизи Благовещенска разместился наш госпиталь. Санитар у меня был японец Шимадаки Сан. Много раненых – пленных японцев с харакири –ритуальным вспарыванием живота, принятое у самураев при пленении. Они были очень тяжёлыми. Мы их эвакуировали для передачи в Японию на пограничную заставу Тютиху, которая находилась у Японского моря. В обратный путь состав нагружали продуктами, и у меня было время полюбоваться прекрасной природой Дальнего востока, искупаться в Японском море, очень солёном и красивом с множеством медуз. В одну как-то выстрелила, и она красиво свернулась, как роза. С болью в сердце узнала об атомных бомбах, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки.
В 1946 году демобилизовалась, приехала в Асбест, поступила на 3 курс фельдшерско-акушерского училища, об институте даже не мечтала, хотя направление получила. Надо было помочь своей семье.
08-05-21
