пригласил меня в ночной клуб, и я опять читал до утра всех женщин.
Так мы все лето каждый день ходили в ночные клубы, пока я вообще не забыл про то, что хотел стать писателем. Я стал сексуальным маньяком.
Через много лет я узнал, что редактор не поверил, что я подражал Достоевскому, редактор повел меня с поличным брать на следующем преступлении.
- Но ты же меня сразу предупредил, зачем мы с тобой бродяжничаем по ночам? – сказал я редактору.
- А маньяки они такие, их предупреждай – не предупреждай. Все равно ты маньяк! – засмеялся редактор.
- Да, а я действительно не поверил твоему предупреждению, - засмеялся я.
- На суде это учтется как чистосердечное признание, вы ведь с чистым сердцем это делали? – засмеялся редактор.
А роман по Достоевскому я так и не дописал. Зато у меня получилась серия анекдотов.
Пошлый редактор
- Я убил человека, - написал я первую строчку романа и дал редактору.
- Избегайте шаблонов, молодой человек! – сказал редактор. Надо писать, например, так:
- Я сунул ей нос по самые небалуйся и она от перевозбуждения умерла!
- Но у меня не пошлость, я порнографию не пишу. У меня философский роман. Это я подражаю Достоевскому, Раскольников убил старуху.
Тогда надо писать так:
- Ох, как я люблю этих стареньких женщин! Обожаю морщинистые тела! – начал редактор.
- Стоп! Опять у Вас пошлость.
И я пошел искать другого редактора.
Кому он подражал?
- Я убил человека!
- Это ты что, по «Носу» Гоголя написал?
- Нет, это я подражал Раскольникову Достоевского.
- Не правда! Человек – это нос Гоголя! Гоголь был раньше!
- Да ты что? Не знал!
- Ыыыыыы! И вообще, кому бы ты не подражал, ты подражаешь Гоголю, он был первым!
- Ыыыыыыы!
Нельзя украсть чужую идею
- Я убил человека!
- Нет, молодой человек, нельзя украсть чужую идею! Идею может реализовать только сам автор! Человека убил Достоевский!
- Но я по-новому взглянул на мысли Раскольникова.
- Оригинал всегда лучше подражания! Выбрось свою первую строчку плагиатского романа! Лучше Достоевского все-равно не напишешь! Ыыыыыыы!
- А я под другим углом! Я лучше напишу! Ыыыыыыы!
- Ха-ха! Мало поводов сомневаться в том, что Вы делаете! Ыыыыыыы!
Улыбка убийцы. С чего начинается Достоевский?
- Я убил человека.
- Таким образом роман не получается. Нужен план.
- Главное - есть концепция.
- А если бы Достоевский так написал три строчки: Студент убил старуху и потом раскаялся. Он бы не стал великим писателем. От концепции до романа ого-го как далеко!
- Главное – правильно начать. Я думаю, Достоевский тоже начинал свой роман с первой строчки.
- Ну как хочешь, начать не кончить, можешь писать первые строчки романов и ими любоваться. Ыыыыы! Только великим писателем ты не станешь никогда!
- Посмотрим! Ыыыыыыы!
Суд над плагиатором. Преступление и показания
- Я человека убил, а не это самое! Ну, процентщицу! Вернее, именно это самое! Процентщицу мой лирический герой убил, – замялся на суде студент.
- Что? Вы же написали: - Я убил человека. – при чем здесь Раскольников? Или Вы писатель? Ыыыыыы! – удивился судья.
- Да, я писатель! – замялся студент.
- Ыыыыыыы! А что Вы делаете на суде? Кто Вас просил совать Вашу первую строчку романа в уголовное дело? – удивился судья.
- А я не знаю, как это в дело могло попасть, - удивился студент.
- Ну за ложный вызов ответите! Ыыыыы! – засмеялся судья и на своем бейджике написал «Порфирий».
- Еще есть Раскольниковы? – поинтересовался судья.
Но следователи от стыда потеряли дар речи.
Я убил челоЫка
- Я убил челоЫка! Ыыыыыыы!
- Ыыыыы! Убери руку из под юбки! Я кино смотрю!
- Ты подюбкой кино смотришь или глазами? Ыыыыыы!
- А что за челоЫыыыыыка ты убил?
- Ну мы же «Преступление и наказание» смотрим! Я от лица героя говорю!
- А руку ты мне под юбку тоже от лица Раскольникова засунул?
- Ыыыыыыы!
- Я сказала, убери руку из под юбки! Ыыыыыы!
- Застряла!
- Аааааааа!
- Ыыыыыыы!
Творческий максимализм
- Я убил человека!
- Чудовищно недоработанная первая строчка романа! Надо ее полностью переписывать! — сказал редактор.
- Ыыыыыы! А что будет дальше, если уже к первой строчке такие претензии? – возмутился я и пошел искать другого редактора.
Но мне посоветовали обратиться в милицию.
Предусмотрительный редактор
- Я убил человека.
- Да я знаю, у нас три буквы пишут и там, где забор только планируют построить. Ты, наверное, Достоевскому подражаешь, но, на всякий случай, пойдем искать баб!
- А зачем?
- А надо дописать первую строчку твоего романа пореалистичнее!
Хороший редактор
- Я убил человека!
- Не пиши тавтологии! Человек и так мертвый, его нельзя убить!
- Но я подражаю Достоевскому, как Раскольников!
- Достоевский много чего не знал, не повторяй его ошибок!
- Ты слишком строгий редактор, такую хорошую идею в пух и прах раскритиковал.
- Я тоже когда-то подражал Достоевскому, но делал это культурно!
Писарь и наставник
Молодой человек, не понимающий, что чувство юмора и остроумие – это разные вещи, считал, что раз он много читает, значит он уже великий писатель. И вот однажды, прочитав роман «Преступление и наказание» Достоевского, написал первую строчку своего будущего великого романа:
- Я убил человека.
Но роман этот так и не дописал, так как про первую строчку забыл.
Бумажку с признанием нашла милиция и приговорила молодого любителя Достоевского к пожизненному заключению за убийство.
Но бумажку с его почерком увидел графолог, признал почерк идеальным и попросил, чтобы совершившему убийство человека в тюрьме дали должность писаря.
Так этот молодой человек все-таки стал великим писателем.
Рассказы свои писарь писал под копирку. Первый экземпляр писарь вклеивал в уголовные дела, а копию продавал на рынке в виде рассказов писаря. Рассказы пользовались популярностью в мире уголовников, которые узнавали из них о судьбе своих подельников.
А про то, что свою первую строчку будущего романа «Я убил человека» он написал, подражая Достоевскому, он вспомнил через двадцать лет, но выходить из тюрьмы не захотел, так как должность писаря его вполне устраивала.
- А вот Бальзаминова не устраивала, он мечтал о большем! И Обломова не устраивало. – сказал ему графолог.
И тогда великий писатель, спровоцированный графологом, сбежал из тюрьмы, стал бродяжничать и, описывая свою приключенческую жизнь, стал еще более великим писателем.
А графолог предложил ему писать носом, что сделало его величайшим писателем всех времен и народов.
Все дело в подтексте
Я прочитал роман Достоевского «Преступление и наказание» и решил написать еще лучше.
- Я убил человека! – написал я и положил под текст селедку. Она стала подтекстом.
Теперь надо искать контекст, интертекст и гипертекст, - решил я.
Но графолог понюхал мой текст и предложил пойти в бордель.
Через двадцать лет, когда я уже восемнадцать лет отбывал срок за убийство человека, я перечитывал Достоевского и вспомнил, что фразу:
- Я убил человека! – я написал как первую строчку будущего романа.
- А почему твое признание селедкой пахло? – спросил следователь.
- А это был подтекст! Я селедку положил под текст! – объяснил я.
- Ааааа! Ну тогда можешь идти в бордель! – сказал мне следователь и я переехал из тюрьмы в более благопристойное место.
Анонс будущего романа
Прочитав «Преступление и наказание» Достоевского, я решил, что тоже буду равновеликим писателем и написал первую фразу своего романа:
- Я убил человека.
На что редактор скинул мне такой текст:
«Три вреда русской литературы
Первый вред отметил Розанов: русская литература целый век высмеивала и унижала тех людей, которые составляют опору нормального общества: чиновника, офицера, священника, предпринимателя, торговца - и вообще мещанина, крепкого обывателя.
Второй вред заметил Тургенев, говоря об "обратных общих местах" у Достоевского: вор непременно честный, убийца - ходячая совесть, пьяница и распутник - философ, проститутка - великая душа, идиот - умнее всех.
Третий вред - имени Тютчева - это постоянное упорное убеждение всех и уговаривание самих себя, что мы - особенные. Что нам не писан никакой закон: ни европейский, ни славянский, ни христианский, ни, Боже упаси, общий для всех людей, типа международного права. Почему? А потому что мы вот такие уникальные, отдельные, ни на кого на свете не похожие. Русская литература долго лелеяла этот застарелый подростковый комплекс.
Лелеяла, лелеяла, и вот наконец вылелеяла.»
Тогда я решил, что надо придумать «четвертый вред» русской литературы, но так, чтобы как палка о двух концах и крайности сходятся, этот вред являлся ее достоинством.
Я решил не дописывать сам фразу «Я убил человека», а притвориться маньяком и спровоцировать следователей стать соавторами моего будущего романа, так, чтобы получилось жизненно. А на примере этого романа раскрыть все проблемы современности.
Следователи не читали Достоевского и мою фразу «Я убил человека» поняли буквально. Все так и получилось, как я задумал, только героем моего романа стал не второй Раскольников, а настоящий маньяк.
Если Вы не найдете мой роман в интернете, значит он пока проходит проверку модераторов.
Казус бета-ридинга
- Я убил человека, - написал я первую строчку романа.
Бета-ридеры подарили мне топор и сказали, что надо убить на чистовую.
- Достоевский бы одобрил, ты же ему подражал? – засмеялся бета-редактор.
Я взял топор и пошел искать альфа-редактора.
ВеликийЯ трансгуманист
Я прочитал «Преступление и наказание» и, подражая Раскольникову, написал первую строчку своего будущего романа:
- Я убил человека.
Отложил роман на потом и забыл.
А через тридцать два года я вдруг узнал, что я – классик трансгуманизма.
Оказалось, что мою фразу «Я убил человека» нашли критики и объявили меня великим трансгуманистом.
Но мою первую строчку романа попросили не дописывать.
Сказали, что это уже и так шедевр.
День Великого Писателя
Учась в восьмом классе школы, прочитав «Преступление и наказание», я взял листок и написал «Я убил человека». Это, как Вы уже догадались, была первая строчка моего нового романа.
Тут у меня сразу началась мания величия, я представил себя великим писателем, роман которого – лучше, чем у Достоевского.
Мой герой осознавал и искренне раскаивался, что убил человека и это было более глубоко и более рефлексивно, чем у Раскольникова.
Но, как говорится, чукча все делает наоборот. Я отложил свой роман на потом но… вскоре пришлось эту строчку еще раз отложить и еще раз не дописать. Потом пришлось ее еще и еще раз отложить и еще и еще раз не дописать. Я очутился в Дне Сурка и каждый день писал строчку «Я убил человека», начиная свой великий роман. У меня каждый день возникала мания величия, что я круче, чем Достоевский, но я откладывал и откладывал свой роман на потом, а потом опять и опять писал всю ту же первую строчку «Я убил человека» и…день сурка не кончался никогда.
Вчера мне исполнилось семьдесят три года и я до сих пор каждый день начинаю свой великий роман, пишу строчку «Я убил человека» и чувствую себя великим писателем.
Я думаю, что буду долгожителем и роман свой обязательно допишу. А День Сурка продолжается.
***
Углубление в тему
- Я убил человека.
- А ты по Марксу его убил или по Фрейду?
- По Достоевскому. Это первая строчка моего будущего романа, подражание
