на лошади чинил и за что его другой промышленник ножом резал, он не ведает.
- Не ведает? Надо же? – опять искренне удивился Фёдор.
- Да, - сказал Барнешлев, - теперь на расспросе ты, Фёдор Недострел, рассказывай.
Фёдор честно рассказал, что с ним приключилось. Якутский воевода слушал внимательно, кивал, а писарь записывал.
- За что они так? – пожаловался Недострел. – Я хлеб им дал, рыбу перед ними выставил …
- Рыбу, то зря, - сказал толмач Михайло Удин, - для якутов, что рыбак, что нищий всё одно, а перед тобой почти все тойоны были, а ты их едой нищенской потчевал.
- А на них не написано, что они тойоны - возразил Федька, - раз в гости пришли, то ешь, чего дали и нечего носы воротить да пальмами махать. А убивать-то почто начали?
- Всё так, - сказал воевода и приказал писарю: - Читай далее.
- А Мавра Тимиреев был пытан крепко и после пятидесяти ударов плетью в расспросе показал, что де виноват он перед великим государем и что будучи на соболином промысле, он с братом своим и племянниками, шесть человек, промышленного одного человека убили, а другой, ножом резанный и четырьмя стрелами раненный от них в лодке ушёл, а зимовье то промышленных людей сожгли они же. А пока они лечили своих на берегу Лены-реки, то мимо них проплывали в лодке на Олёкму казак Федька Прохоров да пашенный Максим Непряха с сыном Васькой, и они тех русских людей убили.
- Что же, Федька Недострел, - сказал якутский воевода, - показывай раны свои, досмотр будем проводить.
Фёдор был досмотрен.
- Похоже на правду. Расспрос твой и осмотр будут царю, государю Алексею Михайловичу на Москву отписаны. Ты же, Недострел, в остроге находиться будешь. Что царь решит, то с тобой и будет, всё же ты государевых ясашных людей порезал до смерти.
Федька Недострел поднимался от реки по взгорку к острогу неся на кукане в согнутой руке огромного налима. Хвост рыбины волочился по земле. Навстречу Фёдору шёл Никита Свешник.
- Я по твою душу, - сказал казак Недострелу. – О, какой налим. Мясо у него нежное, вкусное, мне нравиться. Вот ты им воеводе и поклонишься.
- А мне чего?
- А ты другого поймаешь.
- Зачем ему кланяться, немцу вашему? Без подношений нельзя?
- Нельзя. Прошлый воевода был крут, а этот ещё и жаден. Гонец с Москвы прибыл. Помер царь наш, государь Алексей Михайлович, ещё в прошлом годе. Когда тебя расспрашивали, он уж мёртвый был. Далече мы от Москвы.
Федька переложил кукан из правой руки в левую, перекрестился.
- Царство ему небесное.
- Теперь у нас новый государь, Фёдор Алексеевич.
- Хорошо. А мне чего, чего зовёт-то?
- Так воевода всё скажет.
- Не тяни, Микита.
- Велено тебя освободить. Мол, ты, обороняясь тех якутов резал. А то, что они грабежом в зимовье имали и то зимовье сожгли, то с них и снискать. Теперь ты опять вольный.
- Ну, слава Богу. А с якутами что? С Балтугой и другими?
- Велено отпустить. Высечь на козлах да взять с них слово, что более не будут замышлять на государя и впредь ни к каким изменникам не пристанут.
- Да как же так? Сколь они людей русских побили до смерти.
- А куда их? На Камчатку сослать? Или убить? Им велено ясак по-прежнему платить сполна. С мёртвых что возьмёшь? Казне убыток.
Федька взглянул направо на солнце, что блистало в синем небе.
- Да это оно конечно, - вздохнул, - Ваську жалко.
