Брежнев и Я

мерзкой, липучей паутиной. Когда же паук закончил своё дело он обратился к нему с предложением:
– Тут, Леонид Ильич, такое  дело… придётся  тебе со  мной в игру  сыграть. Три мои  загадки  отгадать. И если хоть одну не отгадаешь я из тебя всю твою большевистскую кровь выпью. Согласия твоего не спрашиваю, оно мне на хрен не нужно. Так слушай же первую загадку: что на свете всего дороже?

И вдруг  он  услышал, как из кремля  Ленин  кричит ему отгадку: «Партия, партия всего дороже!» – «Партия  всего дороже!» – уверенно он отвечает пауку. А паук ему в ответ: «Не угадал ты, Лёня. Товарищ Сталин  всего дороже!» – И вот уже паук, с ехидной  улыбкой, собирается  вонзить свои  зубья в его плоть. И он приготовился к мученической  смерти, как вдруг… его сознание стало улавливать какой-то треск который  шёл ему прямо в ухо. И от этого треска он стал  медленно  приходить в себя, просыпаться. Паук, со  своими страшными зубами, стал растворяться в воздухе. И вот уже  окончательно испарился из мозга  Брежнева. Леонид  Ильич  догадывается, что  это  за  треск. Это опять его новый пресс-секретарь, таким вот образом, приводит его в чувство, в надлежащее состояние. В котором он в принципе и должен находится на таком важном правительственном мероприятие, как концерт в его честь. С одной стороны он сожалеет, что ему не удалось досмотреть сон до конца. А с другой  он  понимал, что  пресс-секретарь  спас  его, своим  щёлканьем  ему в ухо, от верной смерти.

«Уволю  су#у», – пронеслось  ещё в сонном  мозгу  Брежнева. Но  уже в следующую секунду он подумал, что не прав: «У пацана работа  такая». – Но
он также  понимал, что из сложившейся  ситуации  надо  выходить  достойно: «Нельзя чтобы обо мне подумали, что я развалина какая-то».
– Хорошая песня, – еле двигая  челюстями, стараясь  придать  бодрости своему голосу, пробормотал Брежнев, – историческая.
– Да, Леонид Ильич, – тут же  подхватил Песков, – самая что ни на есть историческая. Вот только  он не  знал какую  именно  песню генсек  имеет в виду: про Щорса или про Малую землю. Но побоялся у Брежнева уточнить. А тем  временем концерт шёл своим чередом. Опять на сцену  выплыла эта очаровательная пара: Ангелина Вовк и Игорь Кирилов.
– А сейчас,  уважаемые  товарищи, большой  детский  хор  всесоюзного
радио и  центрального  телевидения  исполнит  шуточную  песню, – объявила Вовк.
– Супермен. Так  называется эта песня, – закончил  Кирилов  анонс cледующего номера. И пара удалилась со сцены.

У  Брежнева  удивлённо  приподнялись  брови  и  он  спросил  глядя  на сцену, не повернувшись к Пескову, как  будто пресс-секретарь висел в
воздухе перед ним:
– Супер кто?.. Опять иностранная песня?
– Супермен, Леонид  Ильич, – тут  же  поспешил Песков с уточняющим ответом, – песня наверное наша. Про иностранного автора ведущие ничего не объявили.
– И кто… или  что  это  такое? Я такого  слова не встречал у нас в русском языке, – продолжал раздражаться Леонид Ильич.
– Ну… это такой человек, Леонид Ильич, – пустился в объяснения Песков, при  этом  напрягая  все силы своего мозга, чтобы  доходчиво  объяснить старому  человеку этого  современного героя, – он самый  сильный, он самый смелый, он самый добрый, он самый благородный, он самый умный, он самый грамотный, он самый учтивый, он…
– Член партии? – перебил его Брежнев.
– Кто  я?.. – Песков  принял  этот  вопрос  по  свою  душу, – да,  Леонид Ильич, я с одна тысяча девять…
– Да не ты, а этот супер… который? – перебил его Брежнев.

Песков на какое-то  мгновение завис. И в туже секунду ему показалось, что он, в вопросе  генсека  услышал, уловил и как бы  желательный ответ для Леонида  Ильича. Ведь  действительно, не  мог  же  такой  человек не понадобиться партии. Партия  обязательно  обратила бы внимание на такого  молодца. И всё  же Песков понимал, что он не  может пойти на обман  Брежнева. Обмануть генсека это дело серьёзное. Не дай бог обман вскроется… Брежнев не простит такое. Ведь  супермен, по сути  дела, почти что  сказочный  персонаж. И вдруг всё так серьёзно… член партии. И в тоже время ему не хотелось расстраивать этого, такого симпатичного, старика. К которому он уже  за пол часа  так  привык и, можно  даже  сказать, полюбил  его  сыновней  любовью. «А… будь что будет», – решил Песков.
– Да,  Леонид  Ильич, – неуверенно  произнёс  Песков, – кажется  да… Я уточню этот вопрос.

И вот неспешно, плавно  заиграла  музыка. «То что  надо, – подумалось Пескову, – ну, прямо  колыбельная». Глядя на Брежнева ему  подумалось, что
если бы у Брежнева  была  бы  шея… то его  подбородок  конечно  же  сейчас упёрся бы ему в грудь. А так голова Леонида Ильича прочно, монументально  покоилась  прямо на его  плечах. И даже его массивные щёки свисая с его лица упирались сейчас в  лацканы его пиджака. А если бы цвет лица не выдавал в фигуре Брежнева живого человека то его вполне можно было бы принять за памятник. А музыка всё  продолжала  и продолжала умиротворять всё вокруг себя. Брежнев засыпал. И вдруг… мелодия  неожиданно  оборвалась. Секундная пауза  после  которой мощно ударили барабаны. На прочь  разорвав  уютную  тишину зала. А в след за ними  ожил и весь оркестр, громко заиграв всеми своими инструментами. И дети, подхватив мелодию,  звонко,  весело и задорно запели.

И в эту секунду  Пескову показалось, что от этого музыкального  «взрыва», от всей  этой  какофонии  звуков, от всего  этого  неожиданного  действа, которое  устроили  на  сцене  оркестр и  детский  хор, Брежнева, даже,  как-то подбросило в кресле. О возможности вздремнуть, под очередную песню, сейчас  не было и речи. По  всему  виду  Леонида  Ильича  было  видно, что он, в сложившийся ситуации, не понимает что происходит! Дети (хор!) к тому  же,  пустились в пляс. Сцена забурлила!

В последнее время, на концертах, генсек  чувствовал  себя как в санатории, на  сеансах  психотерапии  которые с ним  проводил  Чазов. А тут  вдруг такое! По виду  Брежнева Песков  понял, что  он не был  готов к такому повороту  дела. Брежнев  удивлённо  уставился на  сцену с интересом  наблюдая и слушая всё там  происходящее. Он уже  пришёл в себя. Он уже понял, что это не пожар и не война. Это, оказывается, теперь  так исполняются  детские песни.  «Да, вот оно теперь какое наше новое поколение», – подумалось Леониду Ильичу. И в эту же секунду он понял, что совсем постарел…

Есть в Союзе такой человек,
В своих руках он крепко держит всё и всех!
Он супермен, супермен!
Он супермен? Да, он супермен!

Он правит народом, командует армией.
Он самый грамотный, он самый правильный!
Он супермен, супермен!
Он супермен? Да, он супермен!

Он строит вертикали и пишет послания.
А товарищ волк пусть на «ус мотает»!
Да, он супермен, супермен!
Он супермен? Да, он супермен!

Он всех нас любит, он наш надёжный щит.
А если что не так – то может и замочить!
Ведь он супермен! Супермен.
Ведь он супермен? Да, он наш супермен!

Он всего себя отдал стране нашей.
Он, как раб, на галерах пашет!
Он супермен, супермен!
Он супермен? Да, он супермен!

Лишь ему Господь свои тайны доверяет.
Кто в Рай попадёт теперь мы точно знаем!
Да он супермен! Супермен.
Он супермен? Да, он супермен!

Знает Шерхан и его табаки.
С суперменом лучше не вступать в драку.
Ведь он супермен!? Да он супермен!
Супермен. Да, он супермен!

Он отделяет мух от котлет.
И у нас по-прежнему много ракет!
Ведь он супермен! Супермен.
Он супермен? Да, он супермен!

Он даёт здесь жизнь всему сущему.
Он сделал нас страною могучей!
Ведь он супермен! Супермен.
Он супермен! Да, он наш супермен!

Песня закончилась и зале раздались  бурные  аплодисменты. А потом… весь народ  поднялся, как один, обернулась в сторону  правительственной ло-
жи, в которой  сейчас  находился  Леонид Ильич, и аплодисменты  перешли в бурные овации.

А в это время  Брежнев, после  прослушивания  песни, находился в полнейшем душевном замешательстве. Совершенно не обращая никакого внимания на  овации в зале. Он знал, так  было в его понимании, что  все  песни пишутся на основе конкретного  материала. То ли это была  личность  какого ни будь определённого человека. Или какое-то  историческое событие. А из этой песни он так и не понял о ком она.
– Какая  интересная  песня, – пробормотал  Леонид Ильич, – вот только я не понял… кто это у нас такой? Почему фамилию не назвали?
– Да ведь и так  все знают, Леонид Ильич! – Весело, подобострастно ответил Песков.
– Да? – Несколько удивлённо спросил  Брежнев, удивляясь  прежде всего самому себе. Как же это он мог не знать  такого человека?! Вот Чкалова он знает, Гагарина  знает. Даже  Кастро знает… а этого не знает. И тут ему стало даже как-то обидно за себя: «Вот сейчас этот щегол подумает что я необразованный  человек». – Но тяга к знаниям, к познанию, открытию  для себя чего-то нового всегда была в крови у большевиков. И эта тяга побудила Брежнева, в некоторой растерянности, задать следующий вопрос:
– И кто же это такой?
– Вы, Леонид Ильич! – восторженно ответил Песков.
– Я?? Я супер… как его?.. мен??? – потрясенно произнёс генсек.
– Конечно же вы, Леонид Ильич! – Песков всё больше и больше  осознавал, что  сегодня его день, – вы же всё в своих  руках  держите! Вы им всем (кому «всем» Песков и сам не понимал кого он имел в виду) ещё ух! Покажете! – При этом Песков потряс своим кулаком у себя перед носом.

После  этих  слов  Пескова  Брежнев, в кресле, принял  величественный вид. Такой какой  принимают люди когда с них  пишут портрет. Слова песни, вся эта ситуация в целом, и прежде всего  разъяснения его пресс-секретаря по поводу материала изложенного в песне, до глубины души растрогало 
Леонида Ильича. Слегка дрожащим голосом, от волнения, он произнёс:
– Уж я-то покажу… я так покажу… что сразу  все  поймут… рано  меня
ещё со счетов списывать!
– Ой, рано Леонид Ильич! Ой, рано! – затараторил Песков.

А тем временем в зале всё  продолжались и продолжались  бурные  овации в честь Генерального Секретаря  ЦК  КПСС. И Пескову  подумалось, что пора бы Брежневу  отреагировать на это дело. Пора бы  сделать  алаверды. То есть показаться народу. А то не красиво как-то получается…
– Леонид Ильич, – неуверенно обратился  Песков к генсеку, – народ хочет с вами пообщаться. И он показал пальцем в зал.
– Да, надо… – и Брежнев стал тяжело, неуверенно  подниматься со своего  кресла.  Песков  было  хотел  поддержать  его  под  локоть… но  Брежнев
слегка  нахмурился  давая  пресс-секретарю  понять, что в  его помощи  он не нуждается.

Поднявшись  Леонид  Ильич  предстал  перед  Песковым как колосс Родосский. И  конечно  же  народ  в зале  тоже  отлично  видел  величественный торс  Генерального  Секретаря  показавшегося  из  амбразуры  царской  ложи. Брежнев  слегка  согнул  руку в локте, приподнял  ладонь и стал  махать  ею в зал… Так продолжалось  уже более минуты. Песков стоял в метре от Брежнева. Он понимал,  что  ему  нельзя  светится в «одном кадре»  с генсеком. И он стал  уже подумывать: «Как  бы с ним  чего  не  случилось. А  то вот  растрогается старик, а потом инсульт или инфаркт…
не бай бог».

И вдруг до слуха Пескова стали доносится  обрывки фраз