Топчусь! (Большой круг)
Мария Гавриловна, а попросту баба Маша, выглянула в окно: сырость, туман, темень – ноябрь… Такое вот утро. Она уже привыкла, что в свои восемьдесят четыре года, не только «поизносилась», но и «заржавела», закостенела, что ли. И каждое утро начиналось с пробуждения, раскачки каждой клеточки постаревшего организма. Где то время, когда, проснувшись, она вскакивала, перебирая в уме предстоявшие дела, одновременно ставя чайник, умываясь, убирая постель?
А сейчас, слава Богу, ночь переночевала, встала. Руки-ноги действуют. Голова соображает. Пусть в ней шумит и кружится, но и к этому можно привыкнуть. И слышит она плохо, звуки сливаются и громко бьют «по мозгам». Не смертельно. Ходит она дома от стенки до стенки, кидает, как в шторм, но дома и стены помогают. На улице – с палочкой, с «бадиком», это слово ей нравится больше. «Топчусь!», - отвечает на все вопросы о самочувствии.
Сегодня она задумала вылазку. Как говорится, пришла мысль – никуда от нее не деться, нужно воплощать! Гавриловна жила не одна, со взрослым внуком. Да и другие родственники за ней «приглядывали» и помогали. Но, не будучи капризным пожилым человеком, она часто про себя сетовала, что все у молодежи не так: то что-то нужно срочно, а все заняты, не допросишься. Напишешь список в магазин – принесут не то, не ее привычно-любимые продукты, а то, что по дороге попалось. Конечно, говорить об это никак нельзя, ни в коем случае, но в голове-то сидит! Да еще слышит по телевизору и чувствует по кошельку, что дорожает все не по дням, а по часам.
Есть еще соцработник. Как то совсем всем было некогда близким уборкой заняться. Наша бабушка, как раньше, своим примером (говорить-то нельзя!), первый день пылесосила – потаскает за собой пылесос – полежит. Второй – полы притирала. Третий – пыль. Устала, расстроилась, да и оформила себе соцработника. Долго переживала, что скажут «казенные» люди: вокруг куча родственников, а ей соцработник нужен! Но ничего, оказалось, не она одна такая. Услуги платные, но не дорогие и доступные. Соцработник попалась душевная и работящая. Гавриловна уверилась, что на такую работу абы кто не пойдет. Тут особый характер нужен и душевная склонность. И огромное терпение. Так что вопрос с уборкой решился.
Так вот, задумала сегодня Гавриловна «пойти большим кругом». Не спеша оделась, чтобы сразу не устать, и отправилась на улицу, разузнать, что в мире происходит. Лифт работает, хорошо! А вот лавочки все сырые и в измороси, это плохо, отдыхать негде.
Потихоньку, с палочкой, по лужам, по своим любимым магазинам и другим заветным местам – побрела наша бабушка! И, конечно, была просто шокирована, как все дорого, как отстала она от жизни, а жизнь, в ответ так быстро рванула вперед. Расстроилась. Любимые продукты втридорога. Любимые ларечки с вкусностями закрылись. Так и обошла окрестности с бадиком в одной руке, с покупками в другой. И ни разу не присела, лавочки-то мокрые! Пришла домой и рухнула на диван, переваривать впечатления. Близкие жюрили: «Мама-бабушка, что же ты творишь!». Ничего, успокоились. А Мария Гавриловна сказала, что мясо ей больше не покупать. Ее еда суп да каша. И без возражений.
***
Жизнь – большой круг. С чего началась, тем и окончится.
Машенька родилась в деревне. Отучилась в местной школе. Поступила в строительный техникум. По распределению попала в Пермскую область, есть такой город Березняки.
Там мастерила на стройке, познакомилась с будущим мужем, тоже строителем. Поженились, родили дочь. До сих пор хранит свадебный подарок: фарфоровую статуэтку лебедя и набор серебряных чайных ложек. Думаю, во многих семьях есть такие реликвии, не модные нынче вещи.
Жили в крохотной комнатке (зато отдельной!) в общаге. Ночи напролет общались с друзьями за скромным столом, накрывая покрывалом детскую кроватку со спящей дочкой. Также ночами следили за зеленым огоньком радиоприемника, вслушиваясь в шуршание запрещенных волн. Завели друга-медведя, гремевшего цепью и рычащего из намордника.
Потом были другие города, другие стройки. Первая квартира. Первая мебель, стильная, обтекаемая, ведь за окном одной большой стройкой шумели шестидесятые! И книжный шкаф с собранием сочинений почему-то Тургенева.
Тогда ее родной город был сплошной стройкой. Росли микрорайоны хрущевских пятиэтажек, в пустых просторных дворах прутики юных саженцев. В новенькую школу в 1967 в первый класс пошла дочка. Строились заводы. На возведении одного из них работала Мария Гавриловна. Уже не мастером, а инженером по технике безопасности, но все равно ни в кабинете, а на стройплощадке, меся грязь в резиновых сапогах. Отдыхая в прокуренных, пропахших потом рабочих вагончиках, заваленных спецодеждой, инструментами, чертежами и сметами. И как в том старом фильме, где половина города работала на «родном» заводе, половина населения их нового, растущего района, была здесь: на лесах, в поднимающихся цехах, в окошках кранов и бульдозеров. Родственники, друзья, знакомые. На перекурах обсуждали: «А вы знаете, что на этом комбинате будут выпускать такие биодобавки, которые превратят простые продукты в деликатесы! Искусственная икра будет, как натуральная, не отличишь! А обыкновенные продукты будут со вкусом всего, чего душа пожелает! Дела…»
А потом их с мужем направили на строительство газового комплекса, что под Астраханью, в Аксарайске. Жили в строительном городке, работали в климате полупустыни. А потом была командировка в московский проектный институт, в помощь проектировщикам этого комбината.
Да и вообще, наша Гавриловна иногда начинала вспоминать, что строилось при ее участии в городе и оказывалось, что не все, конечно, но очень многое. И тут и там «руку приложила». Звание «ветеран труда» просто так не давали. А она заслужила.
Повторила судьбу своей страны и своего поколения. Когда нужно было обязательно работать, а стаж должен был быть непременно непрерывный. Когда месить грязь в резиновых сапогах на стройке было нормой. Когда общечеловеческие ценности были не только пропагандой, но и убеждениями. Когда, как бы пафосно это не звучало, человек ощущал себя нужным стране и близким.
***
Баба Маша сидела вплотную у телевизора, чтобы хоть что-то слышать. Шло ее любимое ток-шоу с Андреем Малаховым про очередную брошенную и обманутую всеми в старости то ли актрису, то ли певицу. И одна мысль крутилась в голове: «У всех пожилых людей одни и те же проблемы. И это не зависит ни от богатства, ни от положения». Старость – грустная штука, как ни крути!
Инночка (Вокруг меня не говорят по английски!)
Каково дожить до девяностолетия?
Инночка это знала. Она стояла у окна своего необыкновенного сталинского дома с колоннами, да, да! таковой был в единственном экземпляре в ее родном городе! И смотрела на парадную набережную, помпезную арку шлюза судоходного канала. Окно было тоже замечательное: большое, как витрина, обрамленное строгой фигурной решеткой – сын разработал эскиз.
Итак, сегодня, Инна Кузьминична принимала поздравления со своим девяностолетием. А так как она была бывшим учителем, эти поздравления шли непрерывным потоком.
В последние несколько лет она практически не выходила из дома, болело и то, и это, но она никогда не жаловалась и часто забегавшим проведать гостям – бывшим ученикам, гордо говорила: «Посмотрите на меня! Мне восемьдесят семь-восемь… лет!» Это констатировала аккуратная, миниатюрная старушка с прямой спиной, горящими глазами, ироничным взглядом и звонким голосом.
Инночка очень боялась старческой деменции. Разговаривала по-английски, думала по-английски, собиралась начать учить еще один язык. «Вокруг меня не говорят по-английски! А я – говорю!».
Свое восьмидесятилетие она отмечала на широкую руку – слишком много людей хотели ее поздравить. Сейчас, спустя десять лет, новая реальность в виде короновируса, нарушила традицию. Инна Кузьминична попросила всех желавших ей здоровья и долгих лет, делать это на расстоянии и весь день принимала звонки, сообщения и прочие поздравления. А под окном толпа пенсионеров-бывших пионеров скандировала «Ура-ура-урааааа!».
***
Инночка родилась в бедной многодетной семье в 1931г. В родном городе на Волге был голод. Семья выживала. Согласно семейному приданию, дочка была отцовской любимицей. Она единственная получила образование, выучилась на учителя английского языка. Притом отец платил за обучение. В рассказах фигурирует стажировка в Англии, но не будем утверждать, что она состоялась в реальности, а не в мечтах.
В войну, школьницей, Инночка помогала раненым в госпитале, чем могла, и еще пела. Пела она всегда, со школы до хора ветеранов. Потом инъяз, работа в школе. Замужество. Дети. Ученики.
Рано ушел из жизни муж. Осталась вдовой. Росли два сына.
Так сложилось, что жили они вдвоем со старшим сыном, определяя жизнь и семью друг друга. Так бывает. Сын Виктор, одаренный художник, был «женат на живописи». А мама составляла центр его существования, основу жизни. Они замечательно ладили. Рождались удивительные картины. Дом стал похож на музей.
Мудрая Инночка, желая сыну обычного человеческого счастья, а себе внуков на старости лет, периодически предпринимала какие-то усилия по устройству личной жизни Виктора, но судьбу не обманешь. Она очень боялась оставить его одного в этой жизни, пыталась дать советы на все возможные жизненные ситуации, вплоть до соблюдения формальностей в случае ее смерти. Она заботилась о нем, как могла. До своего девяностолетия.
***
Виктор работал художником-оформителем на заводе. Там привился от короновируса. Как все. И заболел, спустя месяц после маминого юбилея. Переболел легко, дома.
А потом заразилась Инночка. Она не хотела верить в очевидное, повторяла, что сидит одна дома. А Виктор, так он с прививкой! Когда ее увезли в ковидный госпиталь, все повторяла: «Ну что за глупость, я не могла заболеть!».
Ей стало лучше. Ей стало хорошо. Она написала отказ от лечения («Я не могу бросить сына одного!») и вернулась домой. На один день. В том и коварство короновируса, что он играет людьми, как кот мышами. Ее увезли снова, сразу в реанимацию.
Она ушла по-английски, не прощаясь. А Виктор разослал друзьям сообщение: «Самое страшное в жизни свершилось».
Анна. Ретро москвич-408
Накинуть пальто. Открыть дверь. Выйти на лестничную клетку. Ступеньки вниз. Двенадцать ступенек. Ежедневный моцион: двенадцать ступенек вниз, до лестничной площадки с почтовыми ящиками и столько же вверх. Каждый день. При любом самочувствии. Официальная версия – проверить почту. Какая нынче почта? Кроме рекламы и счетов ничего нет. Никто не пишет.
Анне восемьдесят пять. Вдова. Бабушка – прабабушка. Живет одна. Сама себя обслуживает. Помощь родных принимает неоднозначно.
Квартира у Анны большая, еще со времен, когда жили с мужем и дочкой. И странное ощущение, что все здесь замерло то ли в шестидесятых, то ли в семидесятых. Ремонт тех времен, кое-где подновленный в ретро стиле. В зале пианино, дочка занималась. Софа. Секретер, помните школьники делали уроки на откидных крышках? Посредине комнаты полированный прямоугольный стол. Хоть кино снимай с Дорониной в реальных декорациях.
Спальню опускаю, единственное, что указывает,
