Командировка в Питер.

…Ту-154 осторожно коснулся колёсами взлётной полосы, грузно приземлился и тяжело покатился по бетонке, сбавляю обороты. Пулковский аэропорт принял в свои объятия очередного воздушного извозчика.
На Питерской земле Женька очутился первый раз в своей жизни. Он давно мечтал побывать в этом городе и когда подвернулась возможность, с радостью согласился. Тем более за казённый счёт.
Предприятие направило своего доблестного работника осваивать  курсы оператора асфальтобетонного завода. Чтобы постичь хитрую науку производства асфальта, пришлось лететь полстраны из сибири до самого Ленинграда. Ближе учебного заведения не нашлось.
Да ещё из Питера надо было добираться до Павловска. Это от метро «Купчино» на электричке езды минут двадцать. Там и предстояло обучаться.
От аэропорта ехал на автобусе до ближайшего метро.
- В гости? – улыбнулась ему стоявшая рядом дама.
- Нет, - замешкался Женька, - по делам.
- По обмену опытом? Я тоже. Мы вместе в самолёте летели. А вы где остановились?
Было видно,  что женщина вырвалась на свободу и полна  надежд на приятное времяпровождение.
- Я в Павловске.
- А я вот здесь, - она назвала адрес, - если что, заходите.
На очередной остановке помахала рукой и вышла.
Добравшись до «Купчино» Женька дождался электричку и вскоре вышел на небольшом вокзальчике в Павловске. Спросил у местных как доехать до учебного комбината, и через полчаса был на месте.
Две кирпичные двухэтажки в каком то тупике, словно братья близнецы, аккуратно примостились друг к дружке. В первой располагалось общежитие, в другой учебный корпус. Вахтёр направил его к секретарю.
В приёмной Женька отдал направление, его записали, с утра пригласили на занятия, дали бумажку на проживание и тот же вахтёр определил его в комнату.
Три месяца предстояло ему постигать науку.

Было две группы: операторы, и мостовики-монтажники.
Занимались раздельно, но укомплектованы были под завязку, до последнего человека. Со всего СССР прибыли учащиеся, хотя кое-кому было уже за пятьдесят.
Особенно позабавили два деда, обоим около шестидесяти. Как они сказали, «с глаз долой отправили перед пенсией», никто из молодых не захотел ехать, а им терять нечего, корочки получат, и на заслуженный отдых. И разнарядка будет выполнена,  и начальство отчитается.
Начальство, однако, иногда забывало вовремя отправить деньги учащимся, и тем ничего не оставалось, как занимать друг у друга.
Через месяц все заметили, что деды вдруг возненавидели один другого; то ходили ручка о ручку, не разлей вода, то вдруг смотрят друг на друга как лютые волки.
Оказалось, один у другого занял денег, а отдавать почему-то не торопится. Вот и поссорились, да крепко.
Жили они в одном посёлке, знакомы всю жизнь, почти родные. Ну а между «родными», как известно, вражда бывают похлеще, чем с чужаками. Злее врагов не бывает. Да ещё нажаловались оба своим в деревню, там грызня началась.  
Неизвестно чем у них после убытия домой дело кончилось, но до самого конца учёбы отношения у них были как собака с собакой.
…После занятий Женька иногда уезжал в Ленинград. На метро он уже навострился кататься, ориентировался хорошо, хотя всегда доезжал обычно до Невского проспекта. Там выходил, проходил весь проспект, от монастыря до Исаакиевского собора, потом переходил через Неву до Военно-морского музея, и пешком следовал аж до самой Авроры.
Кстати сказать, преподаватели всегда охотно отпускали желающих с занятий, если те собирались в музей или в театр, даже сами подсказывали куда сходить. Не препятствовали приобщению к культуре.
Один предмет преподавала женщина, Любовь Андреевна, лет тридцати пяти. Тёмноволосая, среднего роста, всегда улыбчивая и внимательная.
Женька вдруг заметил, что за любой свой ответ она ставила ему одни пятёрки. Поначалу он даже загордился: «а может и вправду за дело?».
Играли однажды в спортзале с преподавателями в футбол, Женьку поставили на ворота, в защите у него была Людмила Андреевна, так она весь матч стреляла глазками и вертела задом у него перед носом. Из-за такой «защиты» Женька даже два директорских гола пропустил.
- Обрати внимание, - забирая мяч, недвусмысленно намекнул он, кивнув в сторону Людмилы Андреевны.
Женька обратил.
В один прекрасный вечер она попросила его донести сумки домой. Жила она в Питере, в районе «Купчино»,  одна, детей не было. Женька проводил, да и остался там на всю ночь. С тех пор так и жил на две квартиры – то в общаге, то у Людмилы Андреевны.

И вот уже весна, третий месяц постижения науки подходил к концу. Балтийское солнце растопило весь снег, дни стояли погожие, было сухо и тепло. Всю группу операторов отправили практиковаться, кого куда, Женьку с напарником определили на станцию «Рощино».  Это в сторону Выборга.
Там предстояло находиться две недели. Потом экзамены, получение «корочек», и домой.
Практика была недолгой: постояли за пультом несколько дней, намесили кучу асфальта, мастер сделал отметку об успешном завершении курса, выставил «хорошо» - и свободны, хотя до окончания ещё неделя.
От нечего делать Женька обследовал окрестности станции. Местность была лесистая, рос здоровенный сосняк, но везде видны следы войны, как финской, так и с немцами.
Стоило выйти за линию железнодорожного полотна, войти в лес, как сразу можно наткнуться на мотки колючей проволоки. Даже бетонные «доты» стояли нетронутыми со времён войны. У одного шофёра Женька в кабине видел  ржавый остов «ППШ». Шофёр нашёл в лесу и приварил к стволу ножки. «Сыну играть», - улыбнулся он.
Женька до этого даже и предположить не мог, что сейчас, в мирное время, стоило лишь на сто метров отойти от дома, как сразу попадаешь в эпоху войны. Ведь сколько лет прошло! Хотя и в Царском селе в парке с тех боевых времён в назидание потомкам оставили полуразрушенный дом, вернее то, что от него осталось, кирпичный остов, весь изрешечённый пулями и осколками. Да и в Павловском парке бронзовые фигуры испещрены немецкими пулями, включая львов у дворца.
Один мужик даже сказанул в сердцах про стрелявшего немца: »наверно тут и остался лежать, гад»…
Горячие были здесь денёчки, тяжёлые шли бои.

…Выждав положенные дни, наконец, пришло время  возвращаться.
Женька с напарником решили добираться на попутках. Это быстрее. На трассе долго не стояли, вскоре их подобрал «УАЗ» и часам к двум дня они уже были в Ленинграде. На метро добрались до «Купчино», там на электричку, и в Павловск, завтра сдавать экзамен.
…Вопросы по билетам были вообще лёгкие, преподаватели сильно не придирались и тащили за уши самых тупых и прогульщиков. Корочки получили все.
По традиции коллективно сбросились и угостили учителям ящиком водки. Пусть гуляют.
Сами тоже собирались группами и отмечали.
Женька конечно не обошёл стороной это радостное событие, отметил крепко это дело, и хорошо поддатый отправился в Павловский парк. Благо билет на самолёт до родного Красноярска был уже на руках, Людмила Андреевна постаралась, и можно было не спеша, может, последний раз в жизни, побродить по тихим аллеям.
По пути встретились преподаватель и представитель комиссии. Тот присутствовал на экзаменах. У представителя на ногах уже кроссовки, но в костюме и при галстуке. Оба порядком навеселе. Преподаватель издали узнал Женьку, прищурился, и что-то шепнул представителю, кивая на него.
Подошли почти вплотную. Женька, не зная что сказать, машинально обнял преподавателя и пьяными губами неловко ткнулся ему в лоб.
Тот нисколько не растерялся, лишь убедительно произнёс, разводя руками:
- Вот, пожалуйста, это и есть народ….
И пожимая  представителю руку, добавил:
- Ну ладно, я поехал. А вы гуляйте.
Сгорбился,  стараясь идти ровно, и зашагал на остановку.
Представитель немного потоптался, выжимая из Женьки какие –нибудь  слова, потом изрёк:
- Добавить бы надо.
Тот был не против.
Решили пойти в ресторан. Женька угощает.
Попали на какую-то свадьбу, молодые пригласили за стол, Женька категорически отказался пить на халяву и  прикупил на оставшиеся деньги своё…
Но выпить ему так ни разу и не довелось; стопка с водкой никак не давалась в руку, и как только он дотрагивался до неё пальцами, стараясь зажать и поднести ко рту, она тут же предательски опрокидывалась на скатерть.
После трёх неудачных попыток молодые приуныли, представитель в сердцах извинился и вывел Женьку на улицу.
- Всё, - категорически сказал он, - давай домой. Знаешь куда идти?
Женьки кивнул, хотя не имел ни малейшего представления, куда двигаться.
Они дошли до главной улицы, представитель указал пальцем:
- Туда иди…
Сам направился в другую сторону.
В этом районе Женька ещё не был, местность незнакомая, он постоял немного, шаря по сторонам пьяными глазами, и зашагал куда указал представитель.
Действительно, вскоре оказался на знакомой улице и остановился около столовой. Жрать хотелось зверски.
Было уже довольно темно, вокруг никого, лишь в соседней двухэтажке светились два окна.
Женька подошёл поближе. Столовка была на замке. Он заглянул в окно. В темноте вдоль стены угадывались силуэты каких то ящиков.  Он дёрнул за раму… створки отворились.
Может, забыли закрыть, или понадеялись на авось.
Стоило то всего перелезть, протянуть руку, и схватить буханку. Женька так и сделал.
Влез в окно, взял булку, открыл бутылки пива, и стоя у окна, стал есть.
Послышался шорох. Женька насторожился, потянулся лицом к стеклу. С улицы ослепили фонариком – «вот он…».
Женька забежал в соседнюю комнату, прислонился к стене.
С улицы опять зашарил луч света, упёрся ему в лицо.
- Здесь он…- раздался радостный голос.
Женька выглянул в соседнюю комнату и увидел двух людей в милицейской форме. Они крадучись, прижавшись друг к другу, осторожно приближались к нему.
Не выпуская из рук буханку и бутылку пива,  дожёвывая остатки, он вышел им навстречу.
Не стали они отбирать у него драгоценный кусок пищи, бережно подхватили под руки, посадили в машину, и вскоре Женька очутился в камере, на голых досках.
Ночью подселили каких-то малолеток из детского дома, трёх пацанов и двух девчонок. Им надоела жизнь за казенный счёт, они подались в бега и неделю уже жили на вольных хлебах. Женька ткнул одного в бочину, чтоб не толкался.
- Эй, дядя, - вызывающе засмеялись детдомовцы, - лежи давай.
Какая-то отчаянная не детская решимость слышалась в голосе этих ребят, в глазах их стояла вполне взрослая человеческая жизнь, словно и не дети были перед ним.
Женька потеснился, и больше к ним не приставал.
Вскоре их забрали, он остался один.
…Утром услышал знакомый голос. Перед решеткой стояла кассирша столовой. Она узнала Женьку. Укоризненно покачала головой.
- У-у… что, допрыгался, сиди теперь. Да я их всех знаю, - повернулась она к милиционеру, - пропьются, денег нет, сколько раз кормила в долг. В общем, ребята не плохие, только денег им частенько не присылают. Мы то их понимаем.
Она всячески заступалась за Женьку, снисходительно  матеря его, говорила, что ничего не пропало, лишь булка хлеба да пива бутылка. Ничего страшного. Уговаривала отпустить.
Смилостивился милиционер, махнул рукой:
- Ладно. Да у него уже билет на самолёт. Пусть летит.
Вот здесь распишись.
Кассирша расписалась, поблагодарила, погрозила пальцем