Всего не расскажешь (Георгиевская лента_Подлинная история)

вновь был в родном тесном кубрике и среди своих. Но, как только Рома сел на своё место, то мой отец с быстротою молнии вдруг осознал, что он-то сам здесь теперь чужой!! И как-то явственно ощутил на лице своём клеймо предателя! До того он просто тихо сидел, слушал всех и ел… А вот теперь в голове у отца всё совершенно перевернулось. Он не помнит, как вдруг оказался на коленях и что именно тогда говорил. Помнит только, что из глаз у него всё время текли слёзы…
        Все краснофлотцы сидели неподвижно и теперь смотрели прямо на него.
        Потом встал старшина, похлопал отца плечу и, подняв на ноги, сказал:
        – Ничего тут не попишешь, брат... В том, что ты попал в плен – вины твоей нет. Но по закону военного времени ждёт тебя трибунал, и в лучшем случае, в самом лучшем – штрафбат.
        – Вот спросит тебя на суде военпрокурор: «На фюрера спину гнул?» Ты скажешь: «Гнул». И всё… ни у него, ни у судей вопросов больше не будет, – спокойно произнёс рыжий матрос и потом добавил: – А они тебя в и расход пустить могут…
        – Да ладно тебе, Славик! Типун тебе на язык, – двинул его локтем Рома. – Да получит он свои годков десять-пятнадцать за плен, и так долг свой Родине и отдаст.
        – Да не хочу я так вот долг свой Родине отдавать! – с отчаяньем, и почти навзрыд, с вновь полившимися слезами сказал отец. – А хочу я в десант, впереди всех в атаку идти, да кровь свою на землю родную пролить!... Братцы, не дайте мне в тюрьме сгинуть! Помогите туда попасть, где мне винтовку со штыком дадут, и вы не пожалеете об этом! Вот вам святой крест!!
        И при этом Николай снова упал на колени, трижды широко крестился, и трижды поклонился им всем до земли.
        Старшина второй статьи крякнул, да и грузно сел на своё место. Повисла пауза… Рома и Славик делали вид, будто ничего не произошло.
        – Не, братва! Вот что я вам скажу! – со своего места сказал Славик: – Негоже нам, морякам, брата своего под трибунал отдавать.
        – Может его, на плавбазе где пристроить?… Не, ещё лучше – в трюме десантной баржи? А когда до дела дойдёт, то он с десантом рванёт в бой! – предложил Рома.
        – Да что ты! – махнул рукою старшина. – В трюме на болиндере долго не просидишь. А чужак, он везде чужак! После боя его всё равно в особый отдел сдадут… Давайте-ка лучше перед Батей, как дурень этот только что сделал, тоже на колени упадём. Батя у нас друга в беде не бросит, да и сам он комбригу Долохову…
        – Отставить!... Стоп, малый назад! – резанула звонкая команда у входа в кубрик.
        Все матросы вскочили с мест. В кубрик вошёл офицер в фуражке и плаще черного цвета с погонами старшего лейтенанта. Видно было, что он стоял тут уже давно и всё слышал.
        Посмотрел он на моего отца со всей строгостью прокурора и спросил:
        – Что же это ты, краснофлотец Сомов, был при орудии на эсминце, а атаку противника не упредил?!
        – Да как же я… – будто бы рыба, вначале двигал губами мой отец, но потом всё же добавил: – Торпеду эту я видел. Но это был не мой сектор обстрела! Орудие нельзя было на неё развернуть! Товарищ старший лейтенант, помогите мне долг Родине отдать! Я бы за один шанс всё отдал! А может, вы меня у себя как оставите?
        – Представься, как положено! – вновь строго сказал тот.
        – Краснофлотец Сомов, первый номер зенитного автомата 61-К эскадренного миноносца «Тамань», – отчеканил тогда мой отец.
        – Без книжки краснофлотца и послужного списка никто тебя на корабль не возьмёт! Закон есть закон! – строго сказал офицер. Потом куда мягче добавил: – Сойдём на берег, по-смотрим, что там и как. Не буду обещать тебе шанс, Сомов. Сиди здесь! Не знаю я, кто за тобой придёт…
        После этих слов офицер ушёл. Матросы все сели и, постукивая ложками, стали доедать кашу. И только отец мой так и продолжал стоять по стойке смирно.
        – Да ладно тебе, Николай. Садись, каша стынет! – дружелюбно сказал ему рыжеволосый Славик.
        – Садись, ешь, Николай, небось чуть живой, – добавил затем басовито старшина. – Батя у нас везде свой. Как знать, может, тебе и повезет. Пока же лучшего варианта и приду-мать нельзя…
        Был поздний вечер, когда торпедный катер вошёл в не-большую бухту, где устроена была база малых кораблей Черноморского флота. Капитан торпедного катера сошёл на берег, а все матросы улеглись спать. Место отвели отцу на втором ярусе. Всю ночь он лежал тихо, но не спал. Утром после молчаливого завтрака все матросы, кроме Ромы, оставшегося за дежурного, сошли на берег. Мой отец по-прежнему сидел за столом и ожидал, кто за ним придёт. При этом он был, в общем-то, спокоен, так как давно предал себя в руки Бога. В душе своей он был ко всему готов и теперь ожидал только очередного Его решения.
        Вот прошёл час, и по трапу, а потом всё ближе зазвучал торопливый стук матросских башмаков. Пригнувшись, в кубрик вошёл рыжий матрос Славик. Посмотрев на моего отца, он быстро произнёс:
        – Будет тебе, Николай, до рассмотрения твоего дела дней пять отсрочки. А может, и более. Батя меня к тебе послал… Вчера на десантном корабле «Кубань» «мессера» весь расчёт первого зенитного орудия 70-К выбили, и во втором расчёте потери есть. На берегу корабельных орудий нет, и специалистов тоже нет. Пополнение будет, но вот когда?… Сегодня вечером все корабли нашей бригады, кроме повреждённых и тихоходов, пойдут в бой. И мы, катерники, тоже с ними пойдём, прикрывать наши десантные корабли от кораблей противника с моря! Комбриг Долохов хотел уже взять на берегу временно один из зенитных пулемётов и поставить его на «Кубань». Но какая это по огневой мощи замена?!
        И тут Батя к нему заходит с докладом о нашем походе и, по ходу дела, говорит, что мы в море подобрали пловца, командира зенитного расчета 61-К… Корабельное орудие 70-К – это ведь тот же 61-К, только улучшенное. Комбриг сначала направить тебя на канонерку «Кубань» не согласился и даже рукой махнул. Но Батя потом с ним как-то иначе поговорил. Тогда Долохов дал добро и согласился направить тебя на «Кубань» без переводных бумаг с устной формулировкой: «До рассмотрения его дела».
        Так что собирай вещи, Николай, сейчас за тобою с десантного корабля придут. Дадут тебе в расчет трёх пулемётчиков с берега. Сегодня до заката – обучение, завтра – бой. Смотри, Никола, Батю не подведи, да и капитана «Кубани» – капитан-лейтенанта Томина – тоже… И вот я сам думаю, что если ты себя покажешь, то Томин тебя на глаза закроет вплоть до прихода пополнения. А там моли Бога, Николай! Не иначе тебе во всём святой твой – Никола Морской помогает!
        В тот момент на палубе вновь раздались торопливые шаги, и вскоре дежурный матрос Рома привёл к ним в кубрик корабельного старшину Стёпина с поручением от капитана десантного корабля «Кубань»…
        Вечером того же дня флотилия из трёх десантных кораблей и семи тральщиков в сопровождении двух эсминцев и трёх торпедных катеров вышла в море. Было ещё светло, но солнце склонялось всё ниже и ниже к горизонту, и стояло оно прямо по курсу кораблей. В море был штиль.
Флотилия эта шла к устью Дуная, туда, где несколько дней назад с тех же самых кораблей был высажен на берег десант. Все трюмы кораблей вновь были забиты оружием, боеприпасами, провиантом и людьми; на палубах у них тес-но сидела пехота.
        Ещё утром, осмотрев новый зенитный автомат 70-К, стоящий в носовой части канонерки, отец понял, что с этим орудием он справится. И как было когда-то на Балтике, он построил приданных ему матросов и четко распределил меж ними обязанности. Потом каждому лично он объяснил его задачу, и стал за разом раз гонять их всех, словно они вели уже боевую стрельбу. Иногда он всех останавливал и говорил, что каждому надлежит делать, если возникнет та или иная проблема. Все матросы были с оружием «на ты» и всё схватывали на ходу.
        Перед самым закатом к зенитчикам подошёл офицер с нашивками старпома.
        – Расчёт, встать смирно! – скомандовал мой отец и доложил. – Товарищ старший лейтенант, боевой расчет автомата 70-К проводит учебно-боевую тренировку!
        – Вольно, – сказал тот и, внимательно посмотрев на отца, сказал:
        – Так ты и есть тот самый старший матрос Сомов, с гауптвахты?! Смотрю за каждым твоим шагом, матрос, и молчу… Лучше бойцов учите, лучше! И гоняйте их как следует! Утром на нас «мессера» насядут и страшно давить будут. Плацдарм наш в устье Дуная для немцев как кость в горле. И от того, дойдём ли мы до цели или нет – зависит, кто кого!
        К ночи отец был уже уверен, что расчет у него есть. И он даже поспал немного на ящиках со снарядами возле зенитки.
Но как только рассвело, на всех кораблях вокруг разом завыли сирены.
        Отец сразу сел за прицел и увидел в его перекрестье у горизонта с десяток лёгких бомбардировщиков – «мессершмитов». Вскоре справа и слева от него заухали по ним палубные орудия с двух эсминцев и затрещали зенитные орудия и пулемёты на всех кораблях. Но мой отец дождался, когда один из самолётов противника выполнил разворот и вошёл в боевое пике прямо на их корабль. С небольшим упреждением на цель отец разрядил в него всю обойму из пяти снарядов. «Мессер» тут же взорвался прямо в воздухе и грудой разлетающихся горящих обломков, окутанной черным шлейфом, врезался в воду рядом с их кораблём.
        Все пехотинцы повскакали с мест и закричали:
        – Ура! Ура!!...
        Старпом помахал отцу с капитанского мостика фуражкой и дал гудок.
        А вот потом все эти «мессера» стали будто заговорённые. Одни улетали, другие прилетали, и так весь день как сплошной круговорот. Мой же отец всё мазал и мазал, и ему было стыдно смотреть бойцам своего расчета в глаза. Весь расчет работал между тем слаженно, и автомат 70-К стрелял у него почти непрерывно. Пехота била по воздушным целям из своих станковых пулемётов, но тоже без успеха. На палубе из-за обстрелов с воздуха росло число убитых и раненых… И если бы не звенья наших истребителей, которые прилетали иногда флотилии на подмогу, то им бы пришлось совсем худо…
        Один из тральщиков принял бомбу на корму и стал быстро тонуть. Три других тральщика подошли к нему борт в борт и приняли на борт бывших на нём людей – многих с палубы и иных уже из воды… И уже вечером, перед самой высадкой, Николай зацепил ещё один – «Фоккевульф». Снарядом он отхватил ему треть крыла, и тот, кувыркаясь в воздухе, упал в воду.
        Ночью десантные корабли и тральщики подошли к плацдарму, уткнулись носами в берег и стали производить высадку пехоты и разгрузку трюмов. Враг бил по ним вслепую, и ни один из снарядов в корабль их не попал. Под утро, взяв с плацдарма раненых, все корабли пошли в обратный путь. Ни утром, ни позже фашистские самолёты их больше не атаковали.
        – Ну, Сомов, ты даёшь! Ты снайпер! Два самолёта за один день завалил! – уже днём сказал отцу корабельный старшина Стёпин, и добавил: – Я только что в капитанской рубке был и всё сам слышал! Командующий с эсминца по рации капитан-лейтенанта Томина похвалил и велел ему на-водчика с носового зенитного орудия не забыть к ордену представить!
        По возвращении флотилии на базу флота в штабе бригады произошел следующий разговор. Сам комбриг Долохов