Рождественский пряник

Рождественскую ночь 1988 года я, лейтенант, вынужден был проводить в пыльном Теджене, затерявшемся в знойных песках Туркмении. Так уж захотелось батяне-комбату!
Жарища, надо сказать, была совсем не зимняя.
Ни метели тебе, ни русского мороза!
Белое солнце пустыни равнодушно прогревало высокие барханы, а злобный ураган гонял по глиняным морщинистым такырам огромные шары перекати-поля. Тоска!
Тоска эта, не зелёная, но противная, заставила вспомнить давнюю ночь перед Рождеством там, на моей далёкой Родине.
Учился я тогда в детском доме, куда попал после развода родителей. Но в зимние каникулы мама привезла меня в станицу Островскую, что в Волгоградской области.
Новогоднюю радостную ёлочку мама нарядила, что называется, чем Бог послал.
А Бог послал от прихожан церкви несколько пряников, весьма потёртых и крайне жёстких.
Эти вот пряники и висели на грустной нашей ёлочке. Замещая, так сказать, игрушки-золотушки.
Однако мне, детдомовцу, и не нужны были никакие золотые блестящие шарики да медовые пряники.
Главное - рядом была добрая ласковая мама!
С тех давних времён прошло много лет. Окончив военное училище, стал офицером и начал суровую сапёрную службу.
Но пряники покупал перед каждым Рождеством. Развешивал на ёлочке и представлял милую добрую маму. Как она в далёкой донской станице сидит в маленькой хатёнке и вздыхает: "Как ты, сыночек?"
Жаркий пыльный Теджен не сбил моего рождественского графика.
Выловив стремительно катящийся по такыру шар перекати-поля, я установил его посреди комнатушки военной общаги.
И вышел на поиски пряников.
А нашлись они в поселковом дукане (магазине).
Толстый грязный продавец, злобно тараща глаза на лейтенантские погоны, завернул в газетный кулёк два килограмма засохших твердокаменных пряников.
Отдав деньги, я призадумался. Что-то показалось мне подозрительным. Но что?
Ага! Кулёк подозрительно лёгкий!
Товарищи по общаге, которым я обещал принести чего-нибудь к чаю, выслушали подозрения и рассмеялись.
Вытащив из тумбочки безмен, они взвесили товар:
- Один кило! Видишь? Дурды тебя на килограмм обвесил! Это ж его привычка, ничего не поделать. Иди, ещё купи. А то мало совсем получилось.
Взбешённый, я подхватил кулёк и помчался обратно к дуканщику-обманщику.
Но дуканные весы показали ровно два кило.
Хитрый продавец, надо думать, родственник знаменитого фокусника Акопяна. И хорошо усвоил правило: "Ловкость рук, и никакого мошенничества!"
Дурды скривил жирные губы в презрительной ухмылке:
-Чё, военый, дэнэг мала? Грузчиком у мэнэ будэш!
Слова эти сильно меня разозлили:
-Тебе что, денег мало? Если не хватает, скажи! Я подарю денег. Но обвешивать не надо!
-Не твой дэло! Иды свой часть, нищаброт! Двэр закрой!
Глаза мои метнули молнии!
Мгновенно в памяти всплыли те нищенские пряники моего нищего детства, усталая мама с нищенской зарплатой, тяжёлый её честный сельский труд.
И кулёк резко, как пушечное ядро, ударил в толстую самодовольную харю дуканщика.
Заверещав, как поросёнок, продавец бросился вон:
-Убивать! Спасать!
Заслышав дикий этот визг, с противоположной стороны улицы прискакал лейтенант милиции.
-Гражданин! Документы! - сурово приказал он, перекрыв выход. И нащупал кобуру пистолета.
Ха! Вместо пушки из кобуры торчало что-то зелёное, напоминающее огурец.
-Хыяр? - улыбнулся я, вспомнив туркменское название огурца.
-Хыяр-хыяр! - буркнул он, заталкивая "оружие" поглубже. - Пройдёмте в опорный пункт!
В хибаре, что занимала милиция, лейтенант повторил требование.
-Ёк! Мен харбы гуллукчи (я военнослужащий)! - серьёзным тоном, но с диким акцентом, сообщил я. - Поэтому отправляйте меня в харбы ...Как это по-туркменски? Часть, воинскую часть!
Лейтенант неожиданно улыбнулся:
-Ну и акцент! Ты по-русски говори! Я понимаю. Служил под Волгоградом, на острове Зелёном. Слышал такой?
-Сапёрная учебка? Там я учился перед поступлением в военное училище. Рядом, в Волжском, сестра моя живёт! А муж её тоже был в этой части, перед отправкой в Афган.
Лицо лейтенанта засияло доброй улыбкой.
Открыв сейф, он достал бутыль коньяка:
-Земляк! Давай за встречу! Я - Курбан.
Через полчаса, когда бутылка и банка консервов с многозначительной надписью "Свинина" опустели, Курбан спросил:
-Знаешь, кто наш дуканщик?
И, не дожидаясь ответа, пояснил:
-Яланчи этот Дурды, то есть обманщик! Народ прямо-таки негодует от его наглости. Так что правильно ты проучил яланчи! Но разговаривать с ним не умеешь!
-Как это? - не понял я.
-Гюррюн, то есть разговор, должен быть вежливым! И результат будет потрясающим!
С этими словами он поднял трубку телефона.
Речь его журчала вкрадчиво и чрезвычайно вежливо.
Так как гюррюн шёл на туркменском, я понял всего несколько слов. Первое - "яланчи", а второе - "коньяк, чакыр, арак" (вино, водка").
Результат отменной вежливости - торжественное вручение нам целой батареи восхитительных напитков. А дополнительно - переправка такой же батареи домой участковому.
И вскоре мы возлежали у дастархана и дегустировали коньяк-арагы, погружая пальцы в огромный таз с ароматным пловом.
Плов, по старинному обычаю, был из свежего барашка.
За очередной пиалой чакыра Курбана осенило:
-Брат! Зачем тебе сушёное дерьмо из дукана? Моя жинка сделает настоящий рождественский пряник!
-Ай, берекелла (молодец)! - воскликнул я. - Только надпись нужна: "Теджен. Ядыгярлик учин".
Супруга лейтенанта оказалась мастерицей. И через пару часов пряник с надписью "Ядыгярлик учин" ("на память") был готов.
Мои общажные товарищи крайне удивились, когда я заявился с котомкой, полной рождественских подарков да всевозможных бутылей:
-Ты чё, колядовал?
-Эт точно! - согласился я. - Смотрите, какой чудный рождественский тедженский пряник!