Хорошо спать в палатке всем взводом. Длинные нары
вдоль стенок. Печь-буржуйка посередине. Топим специальными
брикетами, где уголь вперемешку с торфом. Их охватывает пламя,
а потом начинается медленное тление, дающее тепло. Для поддержания
огня с каждого отделения назначаются по два человека, итого шесть.
На восемь часов отбоя. Чуть больше часа глядеть на огонь и
подкладывать брикеты. Разорванный сон компенсирует близость тепла.
Тихая и нежная. А не яростная и резкая, до потери дыхания,
что в прошлой жизни. Страсть, переходящая в агрессию и резкую
слабость. Нежность со всем этим не уживалась. Только сейчас это понял.
Палатка и печь, просто, сон. Явь - это долгий бесконечный подъем,
с милой печью на плечах. Есть приказ - занять высоту, закрепиться и
не пропускать просачивающегося в долину противника. Отправили нашу
роту туда спешно. Времени, говорят, мало. Пеший марш. По половине
центнера на каждом. С печью мне еще повезло. Теплое чувство
помогает переносить тяготы и лишения. Мне она, хотя бы, не
посторонняя. Другие только кряхтят и матерятся.
Далеко мы растянулись, шаг черепаший. Две недели назад, давно
бы добрались. Тропа была надежней. Сейчас февраль, снег под ногами
проваливается. Скользко. Уже оттаивает грязь. Наступает тупая усталость,
притупляющая инстинкт самосохранения. Идем и идем, все равно.
Надо было дойти до вечера, дошли бы к утру. Когда же привал?
Ротный злится. Торопит. Недавно назначили. Взводные только кивают
головой и дают команду «шире шаг». Без энтузиазма, по принуждению.
Они сами понимают, что безнадежно опаздываем, и неплохо будет
выйти к утру.
Быстрым шагом пошел в голову колонны. Видимо, будет темп
задавать. Хорошо ему, без груза. Ругается, конечно, но с нами, теперь,
без этого нельзя. Изможденных коров председатель на луг кнутом
выгонял. Пусть и нас подгоняет. А высоту займем, позиции и опорные
пункты наладим, с артиллеристами состыкуемся, можно будет подумать
о прошлом и будущем.
Тихо, дробью, доходят звуки далекого боя. Там первая рота,
убывшая месяц назад, встречает «гостей». Потом взрывы снарядов.
Быстро. Все у них налажено и схвачено. Там врагу не пройти.
Значит, обходить будут. В какую сторону? Ведь одна из них
наша. А мы еще здесь. Поспешить бы, но нет уже сил. Когда же
привал? Ни одной мысли, только об остановке. Хотя бы на
десять минут. Упасть и не отжиматься. Шутка юмора. Тупого
армейского юмора. Для моей тупой головы, которую свербит
единственная мысль.
Темнеет. Сейчас остановимся. Сумерек здесь нет. Отключится свет,
и тьма продиктует свои законы. Не вижу – не двигаюсь.
Стрельба в голове колонны. Мигом падаю в грязь, прикрываясь
милой печью. Долгожданный отдых. Пять минут накапливается
адреналин, возвращается чувство опасности, готовности сражаться за
собственную жизнь. Пошли команды. Бросаем имущество и
группами выдвигаемся к месту боя.
Там уже все утихло. Трое раненых в головной походной заставе.
Один убитый. Ротный. Даже сюда успел, на свою беду.
Как плохо. Мы не успели. Возвращаемся к имуществу и спешно
оборудуем временные позиции. Пережить ночь и утром выйти на высоту.
Иначе бой придется принимать здесь. У них лазерные прицелы и
приборы ночного видения, почти у каждого. Хорошо, если заместитель
командира роты, принявший командование, успеет состыковаться с
артиллерией. Лихорадочно зарываемся в землю. Меня, хоть, печь
защищает. Откуда только силы взялись. Жарко. Кровь лихорадочно
пульсирует. И совсем не страшно. Даже ждешь нападения поскорее.
Распирает нездоровый азарт. Горит все внутри.
Час проходит. Ничего. Два. Ничего. Три. Ничего.
Напряжение спадает, угар уходит. Наступает дикая опустошенность.
Ничего не хочется. Ни есть, ни пить, ни думать. Скрутила тьма.
Подавила волю и страсть.
Тихо зарождается надежда. Вдруг, они испугались. Отступили.
Пошли другой стороной. Для них время дорого. Настанет утро.
Мы с радостью, покинем это проклятое место, отнявшее ротного.
Займем высоту. И так укрепимся, что ни одна тварь не сунется.
Скоро рассвет. Через тридцать минут. Здесь сразу включается свет.
Грохот выстрелов оглушает. Везде и сразу. Лихорадочная суета.
Куда стрелять? Бородатый силуэт в десяти метрах. Бью длинной
очередью и не могу остановиться. Палец от ужаса онемел. Чую,
прилетит сейчас. Есть. Страшный удар в грудь. Стала отличной
мишенью моя огневая точка.
Тишина. Хруст шагов и хлопки одиночных выстрелов.
Рука автомата не чувствует. Где у пояса сумка с гранатами?
Пальцы механически отгибают усики, тянут сквозь клапан, кольцо
цепляется и соскальзывает с чеки.
Хруст все ближе. Кто-то шевелит печь. Мою печь! Рука
разжимается. Крик.
Радуга!
Постскриптум.
Бой длился всего двадцать минут. Итог его был предрешен.
Рота погибла вся. Ни одного пленного.
