13
Пустырь на Арзамасской представлял собой заброшенную вначале девяностых строительную площадку с многочисленными сваями, бетонными блоками и перекрытиями, поросшими кустарником и бурьяном. Вокруг бесконечные ряды железных гаражей, какие-то непонятные огороды, глухой забор железнодорожной базы – словом, идеальное место для бандитских разборок.
Только когда они кое-как въехали на край пустыря, Смыга понял, какого дурака свалял, – окружающий бурьян служил отменным укрытием для любого стрелка.
– Да с хорошей оптикой нас здесь перещелкать плевое дело, – вторил его невеселым мыслям Грибаев.
Конечно, вряд ли этот студент мог где-то за полтора часа достать снайперскую винтовку? Но вылезать из машины как-то не хотелось.
У Смыги пистолет лежал на коленях, Грибаев своего «макарова» предпочитал держать в руке. Юля связанная и с заклеенным ртом сидела вместе с Грибаевым на заднем сиденье и тоже, как и «элисцы», испуганно озиралась по сторонам.
То, что его старые знакомцы не спешат покидать свое авто, убедительней всего подсказывало наблюдавшему за ними в бинокль Копылову, что их всего двое. На всякий случай он еще раз оглядел в бинокль окраины пустыря. Где-то прыгали на съестных отбросах вороны, в другом месте прокрадывалась по своим делам кошка, в третьей стороне шныряли воробьи – все указывало, что рядом с ними спрятавшихся людей нет.
Но, сидя в машине, «элисцы» были для него недосягаемы, поэтому приходилось терпеливо ждать. Алекс пожалел, что оставил в Питере мобильник, сейчас бы он заставил этих топтунов выбраться наружу.
В половине четвертого Костя выразительно посмотрел на Грибаева. Как начальник группы он мог приказать подчиненному выйти из машины, но сделать так, значило признаться в собственном малодушии: сам согласился на такие условия, сам и рискуй тогда.
– Ладно, пошел я с подругой на середину пустыря, – Смыга вышел из машины и помог выбраться на свободу Юле.
Через полсотни шагов он остановился у одной из бетонных свай, прислонился к ней спиной, а впереди себя, как заслон поставил Юлю. Увы, свая доходила сыщику только до середины спины, но все равно так было как-то спокойнее. Алекс, однако, по-прежнему не появлялся. Костя глянул в сторону машины, думая позвать напарника – ведь ясно, что этот паршивец хочет видеть их обоих вместе.
Грибаев понял его взгляд, тоже вылез из машины и подошел к ним. Обезопасил себя по-другому: подобрал кусок доски, положил на бетонное перекрытие и уселся на него, наполовину сократив себя как мишень. Смыга позавидовал его сообразительности – тоже надо было сесть подле сваи, тогда бы он вообще был бы в безопасности. Свои пистолеты оба опера теперь держали в карманах курток.
– А наш ковбой действительно выбрал лобное место, – похвалил Грибаев, дабы хоть чуть-чуть разрядить обстановку. – Помнишь, как в «Хорошем, Плохом, Злом» они втроем мочили друг друга?
– Ты у нас, конечно, Плохой, – сердито усмехнулся Смыга.
– А ты Злой. Значит, ждем Хорошего.
Все их перемещения Алекс скрупулезно отщелкивал на свой «Никон».
– А может он просто выманил нас сюда, чтобы забрать в квартире свои документы и шмотье? – предположил вдруг Грибаев.
А ведь верно! У Кости от изумления и досады едва не отвалилась нижняя челюсть.
– Ты раньше сказать не мог?
– А зачем? Его документики я с собой прихватил, – Грибаев самодовольно похлопал себя по карману куртки.
Смыга готов был убить его за эту предусмотрительность. На часах, между тем, было почти четыре.
И тут они увидели некое скрюченное очкастое чмо на велосипеде-внедорожнике. Чмо катило по тропинке, которая проходила чуть в стороне от центра пустыря. На голове красная с белым бейсболка, на плечах желто-голубая еще более попугаистая ветровка. Да еще на груди какой-то коричневый ком – то была повешенная на шею сумка-чемоданчик. Алекс все рассчитал верно – яркий нелепый вид и вжатая в плечи голова с очками сделали его совершенно не узнаваемым. Даже Юля следила за ним как за неким неодушевленным предметом. А объезд «элисцев» с правого бока не давал им возможность заметить «беретту» в правом кулаке Копылова, прижатом к рулю.
Костя и Грибаев уже успели поверить, что их клиент сейчас вламывается в квартиру Юли и чуть расслабленно следили за неспешными перемещениями чудика-велосипедиста. Они встрепенулись только, когда велосипедист свернул с тропинки и, увеличив до предела скорость, помчался прямо на них.
«Элисцы» начали стрелять на секунду позже, чем Алекс, поэтому на его пять выстрелов, произведенные почти в упор, успели ответить лишь тремя. Присутствие впереди Юли мешало Смыге выстрелить, и в последний момент он оттолкнул девушку в сторону, что спасло ей жизнь – управляя скачущим на неровностях велосипедом одной рукой, Алекс вряд ли сумел бы попасть в Костю, не задев подругу.
Чтобы избежать столкновения, Смыга и сам метнулся в сторону, и в то же мгновение девяносто килограммов железа и телесной массы со всей дури врезались в него. Грибаев был мертв. Смыга лежал в одной стороне, Алекс в другой. Оба были ранены, но не замечали этого, отыскивая глазами выпавшее оружие. Костя первым пополз к своему пистолету. Алекс, не обнаружив рядом «беретты», на четвереньках бросился ему наперерез. И когда Смыга уже почти коснулся ручки «макарова», Копылов всадил ему в шею свое «нечестное холодное оружие» – карандаш.
Рядом послышалось какое-то движение. Алекс схватил пистолет Смыги и направил его на источник шума. От выстрела по сидевшей на земле Юле удержался едва-едва. Вспомнив, оглянулся на Грибаева, тот завалившись набок, не подавал признаков жизни, успокаивались и конвульсии Смыги.
Поднявшись на ноги, Алекс сорвал с лица Юли скотч и только тогда ощутил в своем теле какие-то изменения.
– Саша! Живой! – всхлипнула-заревела Юля.
– А что мне сделается, – он стал сдирать с помощью зубов скотч с ее запястьев. – Видишь, каково иметь со мной дело? Ну приди в себя! Все кончилось.
– Ты ранен? – она увидела кровь на его кисти руки.
– Есть немножко, – Алекс удивленно посмотрел на сбитые при падения костяшки пальцев. Но болела не рука, болело в боку.
– Ты их… убил? – Юля испуганно смотрела на неподвижные фигуры «элисцев». – Надо вызвать «скорую».
– Надо, – согласился он. Снял с шеи свою сумку и быстро, как будто всю жизнь этим занимался, стал собирать в нее трофеи: пистолеты и все, что было у Смыги с Грибаевым в карманах: мобильники, портмоне, документы, ключи, визитки, даже расчески и носовые платки – мол, потом разберемся.
– Они меня били. А я про тебя ничего не знаю. Три дня не выпускали, – спешила она рассказать.
– Все, все, потом, – торопил он ее. Пустырь был по-прежнему безлюден, но выстрелы слишком долго без внимания не могли остаться.
Они прошли к «Ладе». Смыга оставил ключи в замке зажигания. Алекс уверенно включил мотор, и они поехали прочь. Его бодрости хватило минут на пятнадцать, а потом перед глазами пошли желтые круги. Заехав в какой-то двор из панельных пятиэтажек, Копылов остановил машину и попросил:
– Посмотри, там, в аптечке, должен быть бинт.
Бинта оказалось совсем мало. Закрепив его скотчем на обильно кровоточившей в боку ране, они кое-как доехали до ближайшей станции метро. Машину бросили, бейсбольная кепка и очки тоже отправились в мусорный бак. От попугаистой ветровки Алекс избавляться не стал – в ней оказалось всего одно пулевое отверстие, а в его собственной куртке дырок получилось не меньше четырех. Вместе с фотоаппаратом и биноклем она была комом засунута в сумку-чемоданчик, висевшую на груди, и послужила неплохим бронежилетом, приняв на себя все пули «элисцев». Лишь одна из пуль пробила эту защиту, чтобы застрять у него в правом боку.
Поначалу боль от раны была малозаметной, но поездка в метро до Комсомольской сильно разбередила ее, и Копылов почувствовал себя заметно хуже. Еще больше чем рана ему досаждала сама Юля. Говорила и говорила, повторяя по десятому кругу одно и то же:
– Что же теперь будет?.. Они преступники, они меня взяли как заложницу… Это была всего лишь твоя самозащита… Тебе за это ничего не будет… Не должно быть… Или может тут что-то другое… Так скажи, не скрывай…
Он уже почти жалел о содеянном. Где вы, гиперсдержанные американки, скажут ковбою-спасителю одно остроумное слово и замолчат до самых титров! А тут целое словесное цунами. Впредь буду спасать только глухонемых подруг, мысленно наказывал себе Алекс.
При выходе из метро он сделал слабую попытку отделаться от нее.
– Нам сейчас надо разойтись в разные стороны. Так будет лучше.
– Сначала ты три недели не появляешься, а потом хочешь просто так уйти. Я с тобой. И даже не говори.
– У меня билет на поезд. Мне надо уехать.
– Покажи билет, – не поверила она. – У тебя нет никакого билета.
Пришлось показать, как бы случайно закрыв пальцем свою новую фамилию. Хорошо, что до отхода поезда оставалось всего полтора часа. Но и это время Юля наполнила бесконечными расспросами.
– Что ты делаешь там, в Петербурге?.. Где живешь?.. В институт думаешь возвращаться?..
Приходилось прямо на ходу выкручиваться.
– Конечно, вернусь. Чуть-чуть до диплома осталось… В Питере у меня дальняя родня оказалась. Там и отсиживаясь пока.
– Что значит, отсиживаешься?.. А из-за чего-то все? Ты можешь толком объяснить?
– Я большие деньги в карты проиграл.
– Ты?! – крайне изумилась она. – А они мне ничего об этом не говорили. Нет, не может быть! Ты мне никогда не говорил, что в карты играешь. Нет, только не это! Я бы почувствовала.
– Просто у меня алгоритм такой: два года держусь, а потом меня срывает и несет по-черному.
И она, в конце концов, поверила, потому что его выстрелы могла объяснить только самая бредовая причина. Потом вспомнила про велосипед и пистолет.
– Как ты это придумал?
– В одном старом фильме видел, – соврал он.
– А где пистолет достал?
– Купил для самообороны. Видишь – пригодился.
Не забыла она и себя.
– А мне что говорить? Все как есть рассказывать, если спросят?
– Скажешь, что приболела и сидела дома. Никто особо спрашивать не должен. Я сделаю так, чтобы от тебя отстали. Обещаю. Ну, если тебя официально вызовут в милицию, тогда рассказывай все как есть.
– Я в августе лечу с родителями на Канары. Давай и ты с нами. С твоим испанским там самое то. Если нет денег, я тебе одолжу.
– В другой раз обязательно.
Наконец, наступила минута прощания. Юля прошла с ним прямо на перрон.
– Пообещай мне, что решишь до сентября свои проблемы, – попросила она напоследок.
– Конечно. У меня просто нет другого выхода, – на голубом глазу заверил ее Алекс.
Если в Москву он ехал в купейном вагоне, то обратно ему достался вагон с сидячими местами. Все пассажиры вокруг как-то быстро угомонились и погрузились в сон. Тощий мужичок на соседнем сиденье у окна тоже спал, широко открыв рот и не производя при этом ни одного звука. На весь вагон казалось не спал лишь один Алекс: стерег свои пистолеты и прислушивался к собственному раненому телу.
Несмотря на принятые меры предосторожности, он почти не сомневался, что Стас непременно узнает об этой его московской вылазке. Будет даже несолидно, если не узнает. И что тогда?.. Неужели дадут законный ход расследованию? Разумеется, не дадут. Однако и без
