"Все у меня среднее - думал я, разглядывая свою слегка помятую жизнью физиономию в зеркале - И возраст средний, и доход в принципе тоже, и должность моя – средний руководящий пост, а внешность, и..." В общем – всё. Как я и сказал. И вся жизнь тоже такая же. Средняя. Бывает и лучше. Бывает и хуже. А я средний. Я даже родился вторым, средним сыном из трех. Есть старший, есть младший, а есть я. "Средний".
Года полтора назад я развелся, мне предложили повышение с переводом в другой город. Я отказался. О чем, не сомневаясь ни капли в одобрении этого решения, гордо сообщил жене. Дома разразился скандал. Нежданчик так сказать. Непредвиденное обстоятельство.
Оказалось, жена спала и видела мое повышение, как и уже давно мечтала уехать отсюда в город её детства. И что? И что?! Так получилось. Скандал перетек во взаимные обиды и претензии, которых, как оказалось, за пять лет нашего супружества накопилось немало. Потом всё это обрело затяжную форму "холодной войны", коротая, как и следовало ожидать, медленно, но верно переросла во взаимное желание никогда более не видеть друг друга, а следовательно – в развод.
На все это понадобилось примерно еще два года наших жизней. В конце второго года жена гордо сообщила, что любовь прошла, и у неё имеется иная сердечная привязанность. С чем я её и поздравил. Жена резво собрала пожитки и исчезла из моей жизни на неделю. Позвонила она мне из Дрездена. Почему-то плакала в трубку и просила скорейшего оформления развода. А сиречь немедленно. А я что? Я не зверь какой, я уверил её, что пренепременно и с радостью предоставлю ей столь желаемую свободу. Что греха таить, о которой я и сам мечтал не первый год нашей с ней жизни.
Мое место законного супруга занял "самец", который стоял в её глазах гораздо выше рангом. И я в чем-то её понимал и сочувствовал. Как говорят мудрые люди: "Каждый имеет право налево", и на личный выбор. Тем более, что не так уж за это место я цеплялся, я устал. А потому постарался ускорить процедуру развода, как можно скорее и как можно менее "кровопролитно". Расстались мы в результате почти друзьями. Правда мне пришлось пожертвовать машиной и некоторой суммой общих накоплений, но я считал это минимальными потерями за разбитые цепи Гименея.
Какое-то время я буквально праздновал развод и новоприобретенную свободу в компании таких же приятелей холостяков, как закоренелых, так и высвободившихся их тюремных стен неудачных браков. Порой мы, сбиваясь в кучку, пили пиво, балагурили у стойки бара под коньячок с лимончиком. Очаровывали молодых девиц, проводящих вечера в том же заведении. Я даже обратил внимание на одну очень милую девушку с кудряшками вокруг светлого и улыбчивого личика. Я отдыхал, некоторое одиночество сердца меня вполне устраивало. Если так можно выразиться. И я не собирался ни жениться, ни заводить прочных долговременных связей. Я не то чтобы законченный материалист, но к любви отношусь, как сделке. С подхода практичности, выгоды и физиологии. В конце концов, для жизни требуется надежный спутник, понимающий и уважающий твои потребности партнер, а романтика страстей пусть остается уделом нежного возраста. Я не осуждал браки по расчету, как и браки по любви. Я вообще браки не осуждал, в конце концов, сам был женат дважды. И дважды ошибся с выбором. Уж не знаю, о чем это говорит, но я решил, что с меня хватит. Я не хотел больше втягивать себя в подобные отношения. Видимо, это совершенно не мой конек.
Зато я развернулся в профессиональном плане. На целый год я почти полностью ушел с головой в работу. Под удивленные взгляды коллег засиживаясь иной раз до глубокой ночи. Парни решили поправить дело: «"Сгоришь" ты на работе таким темпом. Надо взять тайм-аут". Я не был с ними согласен, но в бесполезный спор не полез. Было вынесено решение на новый год устроить скромный домашний праздник с самыми близкими, выбрали у кого, решили как. Ну а с кем – дело десятое, разрешено было приглашать до трех человек с каждого, не считая детей. Куда ж без них-то? Почти все давно были в сборе, я шел с кухни с огромным противнем в руках, на котором исходил паром запечный осётр, отзвучали последние удары курантов, как в дверь раздался звонок. Ведомый любопытством, я замер в холле с противнем в руках. Машинально принюхиваясь к аппетитным ароматам. И увидел её. Невысокая женщина, сложно сказать какого возраста, замерла в нерешительности на пороге. Короткая курточка, которою она уже успела расстегнуть. Темно-синий шерстяной брючный костюм. Длинный до полу шарф и смешная подростковая шапка с огромным помпоном, из-под которой выбивались завитые пряди. Вид у нее был растерянный и слегка усталый. А щеки и нос раскраснелись от морозца. "Я всегда опаздываю" - сказала она тогда, улыбнувшись смущенно и покраснела.
С того времени я успел твердо убедится только в двух вещах. Первое - она действительно всегда опаздывала. Второе - она легко смущалась от пустяков, обладая при всем этом каким-то невероятным бесстыдством граничащим с неприличием. Конечно, это грань её личности была, так скажем, не для всех. В тот вечер я узнал о ней немного, она была разведена. Хлопотала о житейских делах своей дочери-подростка и развлекала себя время от времени необременительными легкими связями. Впрочем, и сегодня я знаю о ней немногим больше. Потому в этот раз решил твердо восполнить пробелы. В ту снежную новогоднюю ночь рок или инстинкты толкнули нас навстречу друг другу. И вот с того-то самого праздничного дня, а точнее ночи, мы предпочитаем большую часть своего свободного времени проводить в обществе друг друга.
Намотав на бедра полотенце, я вышел из ванной. Она стояла на середине кухни, а увидев меня, протянула ко мне обе руки. В одной был бокал с красным вином, в другой – гроздь крупного винограда. Приняв дары Бахуса, я уселся на диван, облокотившись на подушки и закинув ноги на стоящий рядом стул. Она взяла из вазочки пару миндальных орешков, закинула их в рот и запила небольшим глотком вина. Недавно я узнал, что она терпеть не может белые вина. И с тех пор покупал только красные по особым случаям наших с ней встреч. Отойдя к окну, она стала смотреть куда-то вдаль. Что она там сейчас видела, где бродили её мысли? Сегодня, так уж вышло, у нас случился вечер откровенных интимных бесед. Я сам навел её на эти разговоры, начав обсуждать недавнюю статью из интернет-блогов о таком явлении как "Пикаперство". Но разговор уже давно ушел за рамки обсуждения статьи.
"Когда я развелась с мужем, у меня прорезался зуб мудрости" - ни с того ни с сего сказала она не оборачиваясь на меня. Я усмехнулся. Хотя в голосе её слышалась грусть. "Правда, - добавила она - мне никак не удавалось вывести её из этого мрачного состояния осенней меланхолии". А не так давно я удалила этот зуб. Он стал крошиться и болеть. Не было смысла лечить. Я просто пошла и удалила" - сказала она и сделала небольшой глоток вина. Потом прикурила сигарету, сделав пару затяжек, положила сигарету на край пепельницы. Всё так же продолжая смотреть в. А я смотрел на ее спину и бедра, на вполне еще крепкие ягодицы с косым розовым шрамом и ровные гладкие ножки. И жевал виноград. Услышав, что она удалила зуб мудрости я хмыкнул и не удержался, чтобы не поддеть её. "О да, я заметил последствия. Надо было ещё перекрасится в блондинку". - намекнул я - "А на "окучивании" "охотничьих угодий" это как-то сказалось?". Мне хотелось вернуть её в русло разговора об интимных подробностях. Она повернулась ко мне всем корпусом, на лице не было даже тени улыбки, а глаза блеснули в тусклом свете ночника. "Я хочу его" - как-то даже зло сказала она. Я пожал плечами, не видя в её желании ничего предосудительного, да и особых препятствий к исполнению её желания тоже не наблюдал. "Я хочу его" - повторила она и прикурила новую сигарету. Предыдущая так и осталась лежать и дымить в пепельнице. "Ты не понимаешь". - Она небрежно махнула рукой - "Только сейчас я поняла, что ровесники моего отца, а может даже его знакомые или друзья, могли испытывать ко мне сходные с моим теперешним состоянием чувства, а я даже и не думала о таком, считая подобные желания не естественными, смехотворными, просто невозможными".
Я потянулся взял из пепельницы её сигарету и затянулся. "Ну и что?" - спросил я её, выпуская дым колечками в потолок - "Ты по-своему чертовски красива, даже слишком, и невероятно сексуальна, это нормально. Такая реакция нормальна". Она отвернулась и стала снова смотреть в. Наша нагота нисколько её не смущала, как и то, что с вечерней улицы её может быть отлично видно в освещенном . "И опять не то" - покачала она головой - "Я хочу его тело, а не личность, не его самого. Хотя, конечно, возможно именно тайна личности в его глазах побуждает меня к этому, но все же всё же я думаю о его теле. Как он пахнет, какая у него кожа, как оно, его тело, могло бы двигаться вместе со мной в едином ритме. И только потом я думаю о том, как он вообще себя поведет. Что скажет. Кого он разбудит в моих глубинах, алчущего зверя, готового рвать его плоть и слизывать дорожки крови дрожа от жажды и вожделения. Или мягкую и нежную покорность, чья истинная радость впитать его в себя, окружая теплом и покоряясь, плавится слезами в его руках". Она снова обернулась и внимательно посмотрела мне в лицо, словно ища во мне ответ на свои мысли. "Поэтично" - подумал я, делая глоток из бокала и промолчал. Она же, отвернувшись, продолжила - "Много позже, чуть ли не в последнюю очередь, я думаю о нем как о человеке. О его чувствах, желаниях и переживаниях".
Она снова затянулась и, выпустив дым в стекло окна, вдруг резко произнесла: "Я не могу себе его позволить". Вот тут я еле сдержал смех. Снова иронично усмехнулся: "Да уж, велика птица. С чего бы, дорогая ты моя девочка?" Однако это её вовсе ничуть не развеселило. Изящно обогнув стол, она подошла, села рядом со мной и, закинув свои узкие ступни на край стола, откинулась на подушки: "Во первых, я вижу в нем дичь, добычу, "мясо". Она курила, разглядывала что-то на потолке, и шевелила пальцами на ногах. "Ну и что?" - удивился я - "Первый раз что ли? Мы вроде взрослые люди то. Нет?" Она немного помолчала и выдала: "А во вторых, я боюсь оказаться для него этой самой добычей". Я убрал прядку с её лица и рассмеялся: "Боишься уронить "охотничью честь"?". И снова мне не удалось её развеселить. Потушив сигарету, она отставила пустой бокал и, повернув голову в мою сторону, завозилась, поджимая свои стройные ноги, усаживаясь поудобнее и накидывая на колени мягкий плед. В её больших глазах, хорошего, чистого цвета крепкого чая сейчас плескалась печаль с привкусом боли. И я не мог, действительно не мог понять, откуда это в ней засело. Неужели именно так выглядит борьба естества и физиологии с духовностью и моралью?
"Я хочу его" - тихо и медленно проговорила она - "А если он окажется хорош, я захочу это повторить, а если я захочу повторить, то сделаю это не один и не два раза, и тогда захочу его еще немного удержать, хотя бы на время, а если он согласится и
