Решение

становятся известными своей добродетелью или талантом, или меняют мир. Он просто палач.
-Мне всего лишь нужна твоя помощь, - продолжал Хатер. – Не поддерживай нас…
-Нас?
-Нас, таких уставших, много. Нас покрывает могучая сила. очень могучая. Ты не представляешь, куда ведут нити!
-Не говори ничего, - попросил Регар. – Я не заговорщик!
-Это не заговор, это спасение. Спасение Маары, спасение закона и народа!
-Я не сужу и не спасаю.
-Когда-то ты хотел торжества закона.
-Я просто не хотел быть один! – сдался Регар. Он никогда не желал раскрыть эту свою тайну, но теперь пришлось. – Я хотел оправдать себя, свой топор.
Хатер помолчал потрясенно, затем взял себя в руки:
-Но мы друзья, верно? Ты можешь помочь? Мне не нужно много…всего лишь пара документов из вашей Коллегии. Пара документов, Регар, и я не побеспокою тебя больше ничем!
***
Регар метался долго. Сомнения раздирали всю его душу. С одной стороны – ему и впрямь было легко достать пару бумаг, что просил Хатер, но с другой…
Где он был такой долгий период дружбы? Почему появился сейчас и стал сманивать, впутывать? Если у тебя есть тайна – держи ее при себе, зачем перекладывать груз своих решений на другого? По закону – полагается сообщать о заговорах и подозрениях, хоть сколько-нибудь походящих на правду. К тому же, если, как сказал Хатер, нити ведут куда-то высоко.
А если не получится у Хатера? Да и откуда может получиться? Не брехня ли все про силу и про то, что их много? Их…этих заговорщиков? Если брехня, документы всплывут тоже, а с ними и имя Регара и тогда пропало, все пропало!
Пусть его жизнь однообразна. Пусть он палач, но что это значит, когда речь идет о том, чтобы дышать воздухом и дальше? Знать о заговоре и не раскрыть его. Знать и не сделать. Не зная, Регар остался бы спокоен. Но теперь отменить годы дружбы во имя своего спокойствия? Впрочем, истлела дружба-то. Не будь у Хатера причины для своего появления, пришел бы он к Регару просто так, для беседы?
С каждой минутой крепла горечь. Решение было уже давно в уме Регара, но нужно было смириться с ним.
Пусть у него жизнь маленькая и тщетная, но жизнь. Его все устраивает? Все. Он на казенном довольствии, он не судит – всего лишь карает! Так какое же ему дело до справедливости закона?
И Регар, молясь Луалу и Девяти рыцарям, чтобы его не приняли или подняли на смех, отправился в Дознание.
Но и Луал, и Девять Его Рыцарей, похоже, не были внимательны к мольбам палача и Регара приняли с большим вниманием и даже почтением. Дознаватель Медер – один из ведущих во всей Коллегии, спустился к нему и внимательно выслушал сбивчивую речь палача, а после протянул чернильницу, перо и бумагу и просто сказал:
-Пиши.
-Зачем? – испугался Регар.
-Отступать все равно поздно, - напомнил Медер. – Нам нужны доказательства. Мы давно уже пытаемся найти группу заговорщиков, что пытается развалить Секцию Закона. У нас много сведений, но впервые у нас есть имена. Будьте хорошим законником и, выполняя свой долг, доведите уж его до конца.
***
Регар вышел на деревянных ногах. Его тошнило от всего, глаза больно резало от солнечного света. Он потерял сон.
Два дня ничего не происходило – это Регар знал наверняка, хоть и был далек от жизни других Коллегий, но теперь вслушивался внимательно. Два дня томительного ожидания оказались хуже любой казни. Регар попытался предупредить Хатера о своем поступке, но тот возмутился:
-Мало того, что ты отказался мне помочь, теперь еще пытаешься и отвернуть меня от моего дела!
-У тебя дочь! – напомнил Регар. – Куда ты лезешь, имея дочь? Что ее ждет, если с тобой что-то случится? Коллегия Сиротства?
-У меня есть жена, и поддерживает любое мое решение, - возразил Хатер, - а ты…шел бы лучше.
А на третий день от подачи доноса арестовали и Хатера, и его жену. Регар удивился, узнав, что Эрмина тоже под арестом, бросился к Медеру за разъяснениями.
-Она, уважаемый палач, не проявила такой сознательности, как вы, и не донесла о незаконной деятельности своего супруга.
После чего пожал руку Регару.
-А вам – моя бесконечная благодарность!
У Медера было хорошее настроение: дело выходило громким, а налет  арест на Хатера и Эрмину открыл имена и других заговорщиков. Обнаружилась целая сеть, а нити, поговаривали, вели и к принцу Мирасу – родному брату короля.
И принцу, конечно, удавалось отвертеться от любого намека на свою причастность, но дело гремело и Медер, радуясь тому, что снизошел до палача и поговорил с ним, принял донос, бесконечно был счастлив.
-Что будет с девочкой? – спросил Регар.
-С какой девочкой? – не понял дознаватель.
-С дочерью Харета.
-Этой? – Медер всерьез удивился. – Ну, что бывает с сиротами? Отправим в Сиротскую Коллегию. Оттуда перейдет в кухонные работницы. Участь тяжелая и дурная, но дочери преступников следует радоваться и этому.
-Могу я взять ее на воспитание? – это решение было для Регара неожиданным.
-Вы? Палач? – Медер поперхнулся, но пожал плечами. – Мне плевать. Берите.
У него не было больше интереса к палачу. Все, отжитый материал жизни!
***
В чертах Арахны, ставших не по-детски серьезными, видел теперь Регар черты и Хатера, и Эрмины. Лик прошлого воплотило будущее.
В Коллегию Сиротства Регар пришел после того, как исполнил приговор в отношении двадцати двух заговорщиков, среди которых были и его старые друзья. Они все были измучены и приняли смерть с достоинством и даже надеждой. Только Эрмина все шептала:
-Арахна…моя Арахна, - и все искала ее, безумная, среди преступников, не понимая, видимо, что пятилетней дочери тут не может быть среди осужденных.
А Хатер только смотрел прямо перед собой и не оглядывался на жену.
В глазах Арахны Регар читал упрек. Упрек своей трусости и своей жажде жизни. Не бывает у детей таких глаз! Но она не могла знать причину, по которой ее вытащили из дома, разлучили с родителями и поместили в Сиротскую Коллегию к другим детям.
Не могла, однако, не плакала, и не просилась домой, лишь тихо сидела в самом углу, не реагируя ни на кого, по-видимому, переживая свое горе, ощущая его детским и самым искренним чутьем.
-ты помнишь меня, Арахна? – спросил Регар, присев перед нею.
Она кивнула, не отводя от него настороженного взгляда.
-Ты…- Регар не знал, что ей сказать, как донести, что ее родителей больше нет, виноват в этом он и в то же время не виноват?
Регар протянул ладонь Арахне, и смутно вдруг учуял запах крови, чего, конечно, не могло быть. Он был уверен, что Арахна не возьмет его руки, что убежит, испугается – да и ждали этого же наблюдатели от Сиротской Коллегии, отговаривавшие его, и дознаватели, напоминавшие, что он не обязан и вообще – что дать ему девочке?
«Явно не участь Сиротской Коллегии» – решил Регар для себя, но не был готов к объяснению с ребенком.
Но Арахна, замкнутая и мрачная, отдаленная ото всех и не пролившая и слезинки, лишь молчанием переживая, протянула и ему свою руку и пошла вместе с ним.
Что-то она все-таки почувствовала и покорилась судьбе.