Февраль 1975 года.
Валид заметил темные наполненные дождем облака, сгущающиеся над лесистыми хребтами Шоуфа, и поднял серые глаза к небу, навалившись всем своим телом на сучковатый деревянный посох.
- Сегодня ночью будет дождь, – заметил он вслух, скрыв беспокойство и тревогу, чему научился много лет назад. Он голодал днями, выпивая лишь настой сальвии и розмарина, проявляющий сознание и приближающий его к духовной сущности. От своего деда, уважаемого аджавида, он с детства усвоил азы, которые вели его по пути восхождения, позволяющему перейти от захира, очевидного, к батину, тому, что сокрыто. По традиции его народа он не был избранным, и не выбирал. Просто воля Аллаха опустилась на него, позволив начать этот путь.
- Бог всемогущий, сделай так, чтобы дождь был обильным и смог дать силу прорастающему зерну, - попросил Валид, опустившись на колени и повернувшись на юг в направлении Галилеи.
- Аллах велик,- вздохнул Хаким, воздев к небу крестьянские руки с огрубевшими ладонями и узловатыми пальцами. Всю жизнь Хаким возделывал землю. Вместе с братом и другими членами рода, с гордостью носившего имя древнего племени Шибаб, он занимался выращиванием пшеницы. Символом его рода был хлебный колос.
- Я - Господь Бог твой, пославший с неба благословенную воду, чья сила помогла распуститься почкам в садах и прорасти зерну на нивах,- читал Валид, обратив свои глаза к небу.
Хаким смотрел на брата и заучивал жесты, которыми тот сопровождал молитву. Он знал слова Пророка, но не понимал их скрытого смысла. Он был джуххалем, непосвященным, и никогда бы не понял умозаключений, управляющих действиями его брата Валида.
- Вернемся домой. Поспешим в Беитеддин, случилось что-то ужасное,- предостерег Валид.
Несмотря на то, что был старше, Хаким никогда не противоречил редким и несуровым приказам брата. Валид знал. Он был в контакте с тем духом мира, который показывал дорогу Правды. И Хаким уважал внутреннее богатство брата и то, что он мог сказать своему племени и своему народу. Хаким всегда слушал внимательно, и как каждый порядочный верующий, старался следовать наставлениям Священной Книги и советам посвященных. Больше того, для него было честью, он мог гордиться перед общиной, что он член рода уккаль, посвященных. Братья покинули долину Бекаа, орошенную илистым течением реки Литани, и двинулись вверх в сторону деревни Беит ад Дин, вот уже много веков бывшей цитаделью Детей Милости. На каменистых кручах Шоуфа между соколиным криком и безмятежным воркованием голубей был слышен мощный звук приближающихся израильских Фантомов, которые пролетев над долиной, свернули в сторону Бейрута. Уже не первый раз братья видели самолеты с шестиконечной звездой, углубившиеся так далеко на север, но никогда не видели так много самолетов вместе.
- Дядя Валид, дядя Валид…- закричала маленькая Фатима, едва увидела старика с загоревшим лицом, открывающего дверь дома.
- Вы уже знаете?- спросил у них Ибрагим, прибежав им навстречу и помогая освободиться от тяжелых пальто из грубой шерсти.
- Нет,- ответил обеспокоенный Хаким, истолковавший знаки на свой лад.- Израильтяне атаковали? – спросил он.
- Все христиане Дамура были истреблены,- прошептал Юсуф, закрыв лицо ладонями, - тысяча убитых, может быть, и больше. И дети, и беременные женщины… никого не пощадили. Телевидение показало чудовищные кадры.
- Кто это сделал?- спросил Хаким, хотя рассудком и сердцем знал ответ.
- Здесь мы в безопасности, – успокоил всех Валид. – Аллах нас защитит. И род Джумблат будет его щитом над нами.
- Нас мало…- произнес Ибрагим. Уничтожат и нас, друзов, лишь представится такая возможность. У нас нет друзей, мы иные. В глазах всех мы – еретики. Ни христиане, ни мусульмане, ни евреи. Читаем Коран и верим в переселение душ.
- Ты не можешь говорить!- заставил его замолчать Хаким. – Может говорить только уккаль. Валид…- сказал мужчина, жестом руки приглашая брата высказаться.
Валид сел на ковер, лежащий вокруг стола, обнял маленькую Фатиму, которой, казалось, было предназначено следовать путем восхождения, как ее дяде, а еще прежде - прадеду. У какого-то из соседей радио было настроено на палестинскую радиостанцию. Хриплый и неистовый голос набрасывался на ливанских фалангистов, которые днями раньше истребили две тысячи палестинцев в Кварантине. «Христианская собака Камиль Шамун и тысяча его змей скоро узнают, что такое бросать вызов гневу палестинского народа и силам Аль Фатах», - кричал диктор, продолжая осыпать проклятиями фалангистов, сионистов, американцев и их западных прислужников.
Валид жестом попросил закрыть оконные ставни и открыл Священную Книгу. Он перелистнул ее медленно, остановившись на второй суре Аль Бакара. И, ведя пальцем по листу, быстро спустился до 261 аята и начал читать: "Те, кто своим добром щедры, благодаря Аллаху, они, как семя, из которого рождается семь колосков, и в каждом колоске сто зерен. Аллах умножает заслугу тому, кому пожелает. Аллах всеобъемлющий, всезнающий…"
Хаким внимательно слушал его, опустив голову в знак одобрения.
- Долг каждого верующего в единого Бога уважать Семь Заповедей в такыйа, повседневной жизни, - читал Валид и на этот раз его слова шли от самого сердца. – Говорить всегда правду, оказывать помощь ближнему, отказаться от ошибочных верований, отречься от скверны, верить в единого Бога, принять его волю, какой бы она не была. Много веков мы слушали наших пророков и наших аджавидов, учителей, и много веков верили в Его имя, останавливая мамелюков, крестоносцев, оттоманов, французов. С ливанцами, палестинцами и даже с израильтянами будет так же. Будем следовать нашей дорогой, между этих каменных гор, богатых водой и лесами. Будем уважать и помогать нашим братьям в вере и будем верить в единого Бога. Аллах приумножит нашу заслугу, как он делал всегда, ведя свой народ к таджалли, - сказал он, закрывая Священную Книгу.
- Во имя Аллаха, сострадающего и милосердного. "Амен", – произнесли все хором, наклонив голову.
- Амен, – закончила нараспев маленькая Фатима.
Оставшись наедине, Хаким обратился с вопросом к брату. Он был обеспокоен тем, что чтение суры Аль Бакара не убедило его. Сура была посвящена идущим правильной дорогой и за это вознаграждаемым Господом. Но Хаким знал, что Священная Книга могла быть представлена в четырех различных толкованиях: дословном, образном, иносказательном и мистическом.
И знал, что его ограниченные способности джуххаль ставили его в условия, в которых он постигал первое, а может быть, второе или третье значение Писаний. Но никогда в одиночку он не смог бы шагать по бесконечным садам, раскрытым мистическим толкованием. Они всегда были пространством, прибереженным для посвященных. Только им было позволено войти внутрь воли Бога и узнать его намерение.
- Должны ли мы бояться за свои семьи? – спросил Хаким, полный смирения. Что предсказывает на самом деле притча о семи колосках, Валид?
- Ты не имеешь права знать, Хаким, – ответил Валид недовольный.
- Я должен защищать род,- возразил Хаким. Мы живем в нескольких километрах от деревень маронитов, суннитов, шиитов, алавитов, христиан, армян, исмаилитов. Не считая палестинцев и израэлитов. Не считая фалангистов и сирийцев. Скажи мне, что я должен делать…
- Прислушайся к Shayk al aqli, Хаким, начнутся неплодородные времена для народа Ливана и для нас, друзов, они будут еще более голодными. Мы должны быть готовы к худшему.
Февраль 1983
Зерно для посева в долине закончилось,- посетовал Валид, гладя по голове маленькую Фатиму, которая становилась все более женственной. – Придется жить милостыней наших братьев шиитов, израэлитов и западных христиан, которые сейчас оккупируют Бейрут. Вот до чего довела нас война.
- Ахмед, Ибрагим, Фарид, Халед, Абдель…какая ужасная цена, - с болью в голосе произнесла Фатима и открыла Священную Книгу. Она становилась уккаль, как ее дядя и прадед прежде ее и, как посвященная, она имела право читать и толковать Священные Писания. Она перевернула страницу, нашла третью суру Аль Имран и начала читать: «Имран, отец Аарона и Моисея. Во имя Аллаха, Сострадательного и Милостивого. Аллах, нет другого Бога, кроме него, Живого и Совершенного. Он ниспослал тебе Книгу с истиной, в подтверждение того, что было до него. И прежде ниспослал он Тору и Евангелие, как руководство для людей… - и остановилась. – Почему верующие в единого Бога, люди трех Священных Книг убивают друг друга?- спросила Фатима старого Валида. –Разве все они не дети единого Бога?
- Быть людьми, значит строить и создавать границы. Мы строим дом, потом род, территорию, нацию, защищаем их с оружием в руках, ограждаем заборами, словами, религиями…
- Но разве можно разделяться, ссылаясь на имя единого Бога?
- Какое самое могущественное имя ты знаешь, моя маленькая Фатима. Чем более могущественное имя, тем более высокие барьеры и более глубокое разделение.
- Дядя Хаким говорит всегда о правде,- продолжала Фатима. – Утверждает, что только настоящие верующие могут найти место на земле предков.
- Хаким давно разучился прощать. С тех пор, как его сыновья были убиты фалангистами и израэлитами в Тире, он примкнул к нашим братьям шиитам и запачкал свои руки кровью христиан. Помнишь, что случилось в Баальбеке около месяца тому назад. Хаким дал выход своей боли, убивая невинных людей.
- Но Хаким убивает во имя Правды,- возразила ему Фатима,- а не из мести.
- Правда…- вздохнул Валид. – Я должен сказать тебе кое-что о Правде. Правда опасна, Фатима. Опасна, потому что непримирима. В сердцах и умах, в которых живет Правда, какой бы она ни была, существует только свидетельство. Исчезает место для мнений и аргументов. И тот, кто совершает поступки во имя Правды, считает себя продолжением Абсолюта. А значит, может спокойно признавать уничтожение: может выбрать мученичество свое и тех, кто не принимает его собственную Правду. Потому что для хранителя Правды нет ничего подлежащего обсуждению, ничего, что может быть подвергнуто суду. Для него не существует доводов, какими бы они не были хорошими, чтобы выдвигать их против.
- Но Правда – это Священная Книга,- твердо сказала Фатима.
- Правда – это то, что написал Он, а не толкование Хакимом и людьми, ведомыми ненавистью, как Хаким. То, что написано, человек не может прочитать, ответил Валид.
- А если, напротив, они – хранители Правды?
- Нет, это не так. Правда утверждается без насилия. Ты должна мне верить, Фатима. Ты должна доверять аджавиду.
- Я доверяю тебе, Валид. Но скажи мне, ты помнишь, как читал Хакиму суру Аль Бакара после кровопролития в Дамуре?
- Прошло много времени с тех пор…, но я помню. Семь колосков.
- Каков их смысл?- спросила его Фатима.
Мужчина встал и огляделся вокруг. Потом подошел к письменному столу, достал оттуда какую-то тетрадь и подал ее Фатиме. Она открыла ее. Внутри были записаны имена жителей деревни, погибших в столкновениях в последние годы и день их гибели.
- Они все под номерами, - констатировала Фатима. И перелистывая страницы, проводила пальцем
Мне очень приятно представить рассказ итальянского автора Barabba (Гаэтано Гризафи, Палермо).
Из переписки с автором: "Увлеченный историей, я познакомился с друзами. Но начальной идеей было написать рассказ о ливанской гражданской войне. Ливан - это прекрасная земля, потому что там находится место разлома. Место, где три монотеистические религии - иудаизм, христианство и ислам – встречаются и сталкиваются. В этих особенных местах человеческой географии часто рождается синкретизм, создающий маленькие философские и религиозные сокровища, такие, как секта друзов. Кроме того, друзы смогли создать свой собственный территориальный анклав, создав государство в государстве. Как я обратился к ним, спросишь ты меня. Мои рассказы часто рождаются так, начинаясь от «особенного» и приходя к «общему». Индуктивным способом, если хочешь. Два образа крутились в моей голове. Хлебное поле с тысячами колосьев на ветру и цифра семь. «Семь» и колоски, которые после некоторых поисков обнаружились в суре Аль Бакара. И прежде всего семь, цифра, которая бесчисленное множество раз появляется в истории и религии-философии друзов. Соединившись воедино, появился на свет рассказ «Семь колосков», который ты прочитала.
В «Семи колосках» я выражаю всеобщее желание мира, духовности, спокойствия, привязанности к своей земле и своим традициям. И размышление, возможно, банальное, что войны, ведущиеся во имя бога или во имя какой-то идеи, ничего не стоят. Потому что, если вместо зерна сеять ненависть, пожнешь только бедность, страдания и новую презренную злобу".