Лето своего совершеннолетия Женя Чаидзе запомнила на всю жизнь. На День России в администрации посёлка было намечено и проведено очень важное мероприятие: торжественное вручение паспортов. Приехали представители районной и краевой администрации вместе с кем-то из членов какой-то политической партии. Потом уже выяснилось, что это были мироновцы, т.е. делегация от «Справедливой России» с весьма дорогими подарками. «Виновников торжества» в количестве восьми человек усадили в первом ряду актового зала, заранее предупредив о так называемом «дресс-коде» и ответных речах. Скорее, конечно, речи, поскольку здесь никто не сомневался в том, что сие могла осуществить на должном уровне лишь Женечка Чаидзе, которая и в линялой маечке выглядела так, как не выглядят иные барышни в заморских брэндовых нарядах. Смуглая, черноглазая, с копной тёмных, отливающих в лучах солнца червонным золотом от природы закрученных в изящные локоны волос, заплетаемых ею в тугую косу, что спускалась ниже талии, она была на редкость хороша! Благородный розовый бутон в зарослях чертополоха. Но не это в ней было самым главным и примечательным, хотя и первым, что бросалось в глаза, а та серьёзность и ответственность, с которой девочка относилась ко всему, за что бы ни бралась или была вовлечена. Кому из местных неизвестно о её семейных трудностях, особенно после того, как мать уволили с работы и единственным источником существования оставалась лишь пенсия близнецов по потере кормильца? Об этом знали все, как знали и то, что вся забота о малышах давно уже лежит на её хрупких девичьих плечах с той самой поры, как Ольга связалась с шелопутным Валерой Митрофановым и они за стол не садились без стакана «чемергеса», как именовали «питухи» то, чем нормальный человек побоялся бы даже растереть больное колено… Удивительным было то, насколько быстро Ольга «слетела с катушек». Ей почему-то вдруг стало просто появляться в публичных местах в каком-нибудь замызганном халате с оторванными пуговицами, нечёсанной и не умытой. Словно переродившись, она легко вступала в какие-то визгливые перебранки не только дома в кругу своих собутыльников, но и на улице по поводу и без оного, чуть ли не бравируя возникшей в ней вульгарностью, словно выказывая тем самым (в её понимании, разумеется) даже явное превосходство надо всеми остальными, что брезгливо сторонились, уступая ей дорогу. И только при взгляде на подрастающую старшую дочь она вдруг вспоминала свой безупречный французский, которым владела в совершенстве, неизменно называя её странным для этих мест именем: Эжени, вместо привычного всем - Женя.
Получив новенький паспорт и увесистый пакет с подарками, Женька под аплодисменты собравшихся в зале прошла и села рядом с неизменным своим спутником и рыцарем Егором Глушаковым, симпатичным рослым парнем, который был на четыре года её старше и сегодня присутствовал здесь просто потому, что хотел быть возле неё в такой значимый день. Эти двое были давно уже (более пяти лет) неразлучной парочкой. Многим в посёлке сама их дружба казалась какой-то странной, что ли - взрослый уже парень, осенью в армию, а возится с девчоночкой-подростком, всячески стараясь оградить от каких-то обид и неприятностей, разговаривая с нею на-равных, не обращая внимания на насмешки собственных ровесников. На вопрос своей матери, пожелавшей узнать хоть что-то из природы их взаимоотношений, ответил коротко: в ней вся моя жизнь! Вот и пойми их, этих молодых.
Она бы ушла сразу по получению документа, но не могла этого сделать, т.к. предстояло сказать несколько слов благодарности в самом финале мероприятия, чему была не так уж и рада (а чему тут радоваться-то? сплошное лицемерие с обеих сторон), но отказаться, как часто с нею случалось и до этого дня, не получилось, а потому…
Внезапно кто-то тронул её за плечо. Обернувшись, она увидела испуганные глаза соседского мальчишки, Кольки.
- Тебе чего? – прошептала она как можно тише, стараясь не помешать действу в зале.
- Женька, беги домой – пожар…
- Что? – во всеуслышание воскликнула испуганно. Произнесённые им слова как-то не укладывались в голове – Что ты сказал?
- Со слухом плохо? – не стал таиться и Колька - Дом твой почти полностью сгорел… Пожар, говорю! Беги скорее!
Забыв про всё на свете, Женя опрометью выскочила из помещения и как могла быстро помчалась домой, охваченная каким-то ужасным предчувствием неотвратимости, непоправимости того, что уже произошло или происходит именно в этот момент. Завидев ещё издали чёрные клубы дыма, она как-то вдруг словно лишилась сил: её ноги, такие резвые и крепкие, отказались не то что бежать, но и просто идти и если бы не Егор, она, наверное, просто бы упала, не сумев сдвинуться с места.
Чем ближе они с ним подходили к тому, что ещё утром было домом, тем сильнее злая и безжалостная рука в колючей перчатке сжимала ей сердце. Потом, вспоминая и переживая всё вновь и вновь, сама себе так и не сумела внятно объяснить: откуда она знала, что малышей уже больше нет… И почему, когда услыхала подтверждение своей догадке, все ахи и охи собравшихся соседей и зевак, сама эта «новость» не стала таким уж ошеломительным ударом по её сознанию… нет… Взглянув на мать, сидевшую на каких-то узлах среди уцелевших пожитков, она просто потеряла сознание, свалившись под ноги своему верному и единственному другу…
Открыв глаза, Женя силилась сообразить, где находится: всё вокруг было белым… Повела глазами из стороны в сторону – стены, потолок… комната…
- Больница! – сообразила она наконец – Я, что, больна? Как будто ничего не болит…
И вдруг совершенно неожиданно к ней наклонилось лицо… Да, да, да - именно лицо… Самостоятельно и в отдельности от тела… Потом чуть в стороне выплыло ещё одно, ещё, ещё… много и беззвучно… Голова сразу же закружилась и девочка постаралась как можно крепче зажмуриться, чтобы больше не видеть этого ужаса, этих непонятных лиц, безмолвно открывающихся и закрывающихся ртов, которые на фоне абсолютной белизны ей показались ужасными тёмными пастями, угрожающими не известно за что…
- Я, наверное, умерла…
От возникшей догадки, глаза сами собой широко распахнулись. Вокруг стояли люди в светлых, не белых, одеждах… Трое, нет – четверо… Что-то говорили, но слов по-прежнему не разобрать, хотя сам процесс уже не пугал и не тревожил, как в самом начале.
- Где я? – захотелось спросить у них, и она даже произнесла свой вопрос, но опять не услыхала ни единого звука.
- Я, что, оглохла? – вновь прошептала в оглушающую тишину вокруг себя. Но взглянув в лицо близ стоявшему человеку, с удивлением заметила, как он отрицательно покачал головой – мол, нет!
- А тогда почему я ничего не слышу? Я хочу встать! – и попыталась сесть, но ей не позволили это сделать: острая боль в плече и словно выключили свет…
Женьке снилось лето. Она видела себя в окружении знакомых пацанов. Берег моря. Шторм, но при этом почему-то на редкость тепло и солнечно, а не пасмурно… И это никого из них не удивляет: ну, подумаешь, шторм… Что они штормов, что ли, не видели? Однако с очередным порывом ветра прилетело что-то такое, чему и во сне ею было дано чёткое определение: тревога… Друзья внезапно все исчезли и она осталась совершенно одна стоять на своём любимом утёсе лицом к лицу с… чем? С чувством, не имеющим никакого конкретного очертания, но распространяющимся настолько стремительно, что ей уже не представлялось возможным ни сбежать, ни где-то укрыться… Оно было возле… везде… Невидимой, но какой-то липкой, студенистой, колышущейся массой, непроницаемой завесой окружало с трёх сторон, отрезая от суши, вынуждая сделать роковой шаг с утёса вниз в клубящийся мрак бушующего моря… И только высоко-высоко над головой кружила с криком «Не смей!» чайка, надрывно причитая над её, как почему-то казалось, судьбой.
- Егор! – пронзительно вскрикнув, она и проснулась.
- Я здесь, Женя, я здесь! – раздался совсем рядом встревоженный голос того, кого она позвала и во сне.
Повернув к нему голову, неожиданно хрипло произнесла:
- Егор… ты и в самом деле здесь или…
- Здесь, здесь! Я всё время был здесь! Разве я мог тебя оставить? – поспешил ответить парень и осторожно взял её маленькую прохладную ладошку в свою руку – Выспалась? Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю пока… А что со мной? Я в больнице, да?
- В больнице, в больнице! Всё хорошо! Теперь всё будет хорошо! Я пойду позову медсестру.
- Зачем? У меня ничего не болит! Не уходи…
- Вот и хорошо, что ничего не болит! Помолчи пока. Тебе, наверное, нельзя много разговаривать. Я должен сказать им, что ты проснулась.
- Но ты вернёшься?
- Ну, конечно! Нашла в чём сомневаться… Куда я от тебя денусь, принцесса…
Услыхав знакомое прозвище, которым он её именовал сколько себя помнила, Женька усмехнулась:
- Нашёл принцессу… Егор, я пить хочу!
- Вот сейчас и спросим, что тебе можно, а что нет, а то наделаем делов… - и вышел.
Через минуту в палату вошла медсестра и с улыбкой спросила:
- Как дела, девица-красавица?
- Не знаю…
- А кто же вместо тебя это будет знать? Рыцарь твой сообщил, что ты пить просила, так?
- Да… Можно?
- Можно! – и подала ей какое-то приспособление вроде маленького чайничка с длинным носком – Пей!
Сделав несколько глоточков, Женя вновь откинулась на подушку, неизвестно с чего вдруг почувствовав себя жутко уставшей.
- Как ты себя чувствуешь? - повторила медсестра Егоров вопрос - Ничего не болит, не тревожит?
- Нет, всё нормально, кажется… Что это со мной было?
- Все вопросы ты завтра задашь лечащему врачу на обходе. А сейчас тебе нужно уснуть.
- Опять?! Я же только проснулась… Не хочу! А Егор…
- В коридоре сидит твой Егор. Ему бы тоже нужно поспать – вторые сутки не отходит от твоей кровати…
- А сколько я уже здесь?
- Всё завтра, девочка моя! Всё завтра – и вопросы, и ответы…
- Позовите сюда Егора… Ну, пожалуйста! Мне с ним спокойнее…
- Кто он тебе?
- Друг… Больше, чем просто друг…
- Ладно… Только смотрите мне, без глупостей каких, понятно?
- Нет! Вы о чём?
- Ладно… так я, ни о чём – почему-то смутилась женщина – Сейчас что-нибудь придумаем.
Через несколько минут они вместе с Егором втащили в палату узенькую длинную кушетку, и поставили за неимением места почти вплотную с Женькиной кроватью. Затем медсестра вышла и быстро вернулась с подушкой и одеялом.
- Ну, что, Ромео с Джульеттой? Это всё, что я могу для вас сделать, но имейте ввиду – чуть рассветёт, чтобы в палате был первозданный порядок, ясно? Не подведите меня! – и ушла, оставив дверь чуть приоткрытой…
- Егор! А ты правда сидел двое суток возле меня?
- И что? И больше бы сидел, но они не подпускали. Подумаешь, подвиг какой… Вот погоди, оклемаешься, такую взбучку от меня
