остаток вечера, наблюдая за игрой отца и дяди Андрона. Оба были слегка навеселе, и я пару раз заметил, что дядя неправильно сыграл. Это вызвало ожесточенный спор двух взрослых мужчин, а мне достались, с одной стороны похвала, с другой – совет заниматься своими уроками и не лезть в дела взрослых. Я возразил дяде, ответив, что уроки я всегда делаю сразу после школы.
- Тогда иди, играй в свои игрушки, - дядя был зол, потому что в результате моих наблюдений он умудрился проиграть в казалось бы, выигрышной позиции.
Я взглянул на отца, потом на дядю и ответил:
- А ты не указывай, что мне делать. У меня свой папа есть.
Не могу ручаться, что ответил точно так, но что-то в этом духе я произнес, глядя в стеклянные дядины глаза и чувствуя, как быстро колотится мое сердце. И отец, и дядя уставились на меня, словно не зная, что сказать. Положение спасла мама: она подошла к нам и, обняв меня, попросила помочь ей. Я ушел, чувствуя себя маленьким, но все же победителем. Честно сказать, дядя с каждым днем нравился мне все меньше. Он постоянно ругался матом, не стесняясь присутствия моей мамы, своей старшей сестры, со мной разговаривал свысока и, как мне казалось, с некоторым пренебрежением. Я удивлялся, когда мама рассказывала, что будучи совсем маленьким, я очень любил его и всегда радовался его приходу….
В ту ночь я долго не мог уснуть, ворочаясь с одного бока на другой. А среди ночи я услышал негромкий стук в дверь. Чуть приподнявшись на своей кровати, я напряженно вслушивался в глухие голоса, один из которых, как мне показалось, принадлежал дяде Андрону. Я узнал мамин голос, что-то встревожено говорившей своему брату и, судя по всему, мама была очень недовольна.
Вскоре голоса стихли, и я, незаметно для себя уснул.
Собираясь утром в школу, я обратил внимание, что нарды, которые я вечером любовно уложил на полку, выровняв их по линии, лежат не так. Я уже опаздывал в школу, поэтому не стал выравнивать, но мысль о не так лежащей доске не покидала даже на уроке.
Вернувшись из школы, я пообедал и удивился, увидев рано вернувшуюся с работы маму. Она была не похожа на себя – нервная, расстроенная, она даже не улыбнулась, когда я сказал ей, что получил сегодня пятерку по математике – предмету, с некоторых пор ставшего для меня главным. Мама присела за стол, тихим голосом спросила, поел ли я и, кажется, даже не услышала ответа. Я подошел и прислонился к ее плечу:
- Ма, что случилось?
Она посмотрела на меня, и вдруг заплакала. Я растерялся - она редко плакала.
- Мам, ты чего?
- Твой дядя…, этот идиот, - она всхлипнула, - его опять арестовали!
Я почувствовал легкую радость, но тут же устыдил себя – ведь это мамин брат, какой ни есть. Вон, как она расстроена из-за него.
- За что?
Мама обняла меня, но ничего не ответила. Потом она ушла на кухню, разрешив мне выйти на улицу. Я подумал, что она не будет против, если я поиграю с соседской девочкой в нарды и, схватив доску, но стараясь не шуметь шашками, быстро выбежал во двор.
Марина уже сидела в беседке, наблюдая за стайкой воробьев, копошащихся в соседней песочнице. Я тихо вошел в увитую лозой беседку, осторожно водрузил огромную доску на стол и сказал:
- Привет, Марин.
Она обернулась и весело улыбнулась, увидев доску.
- Ой, ты, правда, принес! – Она соскочила с перил и, подбежав к столу, осторожно провела пальцем по полированной доске, - А я думала, испугаешься!
- Я?! Тебя?!
Хитро прищурившись, она взглянула на меня.
- Все равно я у тебя выиграю! – Столько высокомерия я не простил бы и самому себе. Поэтому ответил в том же тоне.
- Я выиграю у тебя десять из десяти, малявка!
- Спорим?! – Марина оказалась еще тем «фруктом» (или ягодкой?).
- Спорим! – Я протянул руку, которую она схватила и сжала с не девичьей силой.
Я «разрезал» ребром ладони наши сцепленные руки и сказал:
- Ну, давай. Только играть честно и… не плакать, как девчонка.
- Это ты не плачь, как мальчонка! – С вызовом ответила Марина, и мы разошлись по обе стороны прямоугольного стола.
Я нащупал крючок, запирающий доску, и потянул его. Крючок шел на удивление туго. Я едва не сломал себе ноготь, пытаясь открыть простенький замочек. Насмешливый взгляд Марины подстегнул меня. Я надавил на крючок изо всех сил и он, наконец, поддался. Торжествующе улыбаясь, я откинул большую доску и увидел лежащий внутри… пистолет. Не понимая, как здесь могла оказаться игрушка (притом, не моя - свои-то всегда узнаешь), я поднял глаза и наши с Мариной взгляды встретились. В ее глазах тоже было удивление. Она указала своим тонким пальчиком на пистолет, и спросила:
- А это зачем?
Я пожал плечами, и взял пистолет. «Игрушка» оказалась такой тяжелой, что я едва не выронил. Марина заметила это, и ее голос прозвучал тихо и таинственно.
- Он что, настоящий?!
Не зная, что ответить, я поднес пистолет к глазам, внимательно оглядывая вороненое железо, из которого он был сделан. Детали были выполнены так тщательно, что сомнений почти не осталось – пистолет настоящий. Но чтобы убедиться в этом окончательно, оставалось сделать совсем немногое – выстрелить! Марина произнесла эти слова раньше меня.
- Веня, а давай… постреляем?! – Прошептала она, осторожно дотрагиваясь до тускло посверкивающего бока пистолета.
- Где? – Я ответил ей в том же тоне, и оглянулся.
Во дворе никого не было, и я почувствовал некоторое облегчение.
- Я знаю, где!
Девочка ловко спрыгнула на земляной пол беседки и быстро побежала в сторону сгоревшей недавно бани, стена которой виднелась из нашего двора. Я спрятал пистолет в штаны (как настоящий киногерой) и побежал за ней, напрочь забыв про оставленные в беседке нарды….
Внутри пахло гарью и еще чем-то таким неприятным, что Марина сморщила свой маленький носик.
- Фу, воняет! – Сказала она, не сводя глаз с пистолета, который я достал из-за ремня и держал стволом вверх.
- Ты сама выбрала, - парировал я, осторожно ступая по усыпанному мусором полу.
- Пошли на второй этаж, - предложила Марина.
Я кивнул и пошел за ней. На втором этаже было все то же – мусор и неприятные запахи, но здесь, по крайней мере, нас не могли увидеть через выбитые окна. Помещение было разбито на маленькие кабинки, на стенках которых кое-где еще виднелись кусочки голубой кафельной плитки. С другой стороны была стена, с которой обвалилась вся плитка. Марина подобрала какой-то уголек и быстро нарисовала на стене кривой черный круг.
- Стреляй сюда.
Она быстро подбежала ко мне и, сверкая глазками, прошептала:
- Можно, я?!
Я решительно отвел ее руку.
- Это тебе не куклы!
Она обидчиво поджала губы и, отвернувшись, сказала:
- Я уже целый год в куклы не играю!
- Все равно, - я прицелился в центр кривого кружка, - не женское это дело.
- И я не женщина, а девочка!
Я не успел ответить. Палец надавил на тугой курок, и прогремевший выстрел оглушил нас обоих. Марина что-то вскрикнула и совсем по девчачьи зажала ладошками уши. Судорожно сжимая пистолет, я заворожено смотрел на дырку, появившуюся почти в самом центре круга. В воздухе висела легкая дымка, а к неприятному запаху примешался еще один, незнакомый. Я взглянул на Марину – ее большие глаза казались еще больше. В них светились страх, восторг и что-то, чему я не знал названия. Она с опаской подошла ко мне, дотронулась до пистолета.
- Теплый, - прошептала Марина.
Я вдруг подумал, что выстрел могли услышать на улице и испугался.
- Все, бежим отсюда! – Крикнул я, и побежал к лестнице.
Марина бросилась за мной. Уже на ступеньках я сообразил, что с пистолетом отсюда лучше не выходить. Пропустив Марину, я быстро прошептал ей:
- Беги, я сейчас!
Она оказалась послушной девочкой. В тот раз. Марина быстро слетела на первый этаж, и вскоре я услышал, как грохнула входная дверь бани. Я снова побежал наверх. Нужно было спрятать пистолет так, чтобы никто не мог его найти – ни случайно, ни намеренно. Оглядев кучи полусгоревшего мусора, я заметил в стене небольшую дырку. Дырка была над самым полом и, вероятно, служила входом в крысиную нору. Чувствуя, как быстро бьется сердце, я подбежал к стене, опустился на колени, и всунул пистолет в дыру. Он вошел целиком, вместе с рукой. Загнув кисть, я положил пистолет так, чтобы его невозможно было увидеть, и встал. Откуда-то донеслись громкие голоса. Стараясь не скрипеть мусором и штукатуркой, которой был усыпан весь пол, я подбежал к лестнице – голоса доносились с первого этажа. Паника, охватившая меня, была такой ужасной, что я чуть не заорал от страха. С трудом удержавшись от крика, я посмотрел на окно, и решение пришло само собой.
Уже не скрываясь, я рванул к выбитому окну и успел вскочить на почерневший подоконник раньше, чем увидел появившихся в пустом проеме милиционеров. Я отвернулся, взглянул на кажущуюся такой далекой землю и прыгнул…
Боль была такой дикой, что я не мог даже закричать – горло словно сдавило железными клещами, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Подняв голову, я увидел выглядывающего из разбитого окна милиционера. Он что-то крикнул, но я не разобрал. Испугавшись и, не обращая внимания на жуткую боль в ступне, я вскочил на ноги и поковылял к Марине, в нетерпении подпрыгивающей на другой стороне улицы.
- Быстрее! Бежим! Ну! Давай же! – Ее отрывистые слова не могли добавить мне скорости. Я чувствовал, как что-то похрустывает в ступне и думал лишь об одном – как бы мама не заметила.
Наконец, я доскакал до нее. Марина неожиданно присела и, положив мою правую руку себе на плечо, крикнула:
- Побежали!
Плечо оказалось таким худым, что я боялся сломать его. Но нам все же удалось скрыться раньше, чем милиционеры выскочили из здания бывшей бани. Спрятавшись за домом, мы видели, как они вбежали во двор и остановились, в растерянности оглядываясь по сторонам. Милиционеры вскоре ушли, а я понял, что до сих пор держусь за худенькое плечо соседской девчонки. Я убрал руку и посмотрел на нее.
- Ты никому ничего не скажешь! – Потребовал я, глядя Марине в глаза.
Она быстро и согласно кивнула головой.
- Ты тоже не скажешь, что… я была с тобой, ладно?
- Хорошо, не скажу, - ответил я и посмотрел на свою ногу.
Ступня жутко опухла и это было видно даже не снимая носка. Мне стало не по себе.
- Как же я теперь пойду домой?! – Сказать, что я был огорчен, значило ничего не сказать, - И что скажу родителям?
Марина посмотрела на мою ступню, подняла голову, и произнесла:
- Хочешь…, я пойду с тобой, и скажу, что ты упал из-за меня? Что я выбросила шашки от нард и…
Нарды! Как я мог забыть?! Я резко вскочил на ноги, едва не потеряв сознание от пронзившей меня боли.
- Нарды! Они остались в беседке!
- Я принесу!
Она убежала раньше, чем я успел сказать ей, чтоб не забыла закрыть на крючок. Ругая себя всевозможными словами, я осторожно опустился на землю, разглядывая опухшую ногу. Правая ступня была больше левой почти в два раза. Я медленно снял натянутый до предела носок, и открылась та еще картина - ступню покрывали странные сине-черные разводы, к которым страшно было прикасаться. Перед мысленным взором вдруг пронеслись недавние картинки: Марина рисует круг, грохот выстрела, дырка в стене, суровые милиционерские лица и я на подоконнике. В душе шевельнулось что-то похожее на гордость – я спрыгнул со второго этажа! Мелькнула мысль о спрятанном в бане пистолете, и я вдруг все понял! Это дядя, голос которого слышал
