Я – не человек во плоти и реальности, а, скорее, его фантом, призрак, сложное недоразумение. Я и миллионы мне подобных живем (если это можно назвать жизнью) ровно столько, сколько существует на свете мать, нас породившая. Точнее, не пожелавшая нас родить. И вместе с ее кончиной прерывается и наше короткое земное существование.
Как меня зовут? Называйте меня Зеро, то есть ноль. Я таковым и прибываю, поскольку в настоящей жизни никем не числюсь. Мне не присущи никакие чувства. Я не являюсь объектом или субъектом любви и желания. Возможно, только в чьих-то зыбких воспоминаниях присутствую в смутном образе возможного человека. Я и мне подобные существа (мы ощущаем присутствие друг друга) разбрелись по всему свету и живем в воспаленном сознании рефлексирующих обитателей планеты.
У меня есть сестра. Зовут ее . . . пусть Зера. Ноль женского рода. Мы с ней часто видимся и вспоминаем (вернее, мечтаем) о матери. Зера хочет с ней встретиться и постоянно об этом говорит.
ЗЕРА: Как бы я хотела повидаться с мамой. Прикоснуться к ее щеке, почувствовать тепло рук.
ЗЕРО: Я тебя понимаю, но не поддерживаю. Во-первых, ты бестелесное существо и не ощутишь того тепла. Во-вторых, стоит ли ворошить прошлое матери, и подвергать ее пыткам угрызения совести?
ЗЕРА: Но мы с тобой – плоть матери и не можем не чувствовать родство душ и зов крови.
ЗЕРО: Преддверие плоти без родства не родившихся душ. Да, и зова крови нет никакого. У меня, во всяком случае. Ты – другое дело. Уже обладала пуповиной, связывающей тебя с матерью, подобно космонавту, вышедшему в космос на длинном шланге.
ЗЕРА: Да, ты прав, В моей генной памяти присутствует это время. Поэтому и тянет к матери, несмотря на наше погребение во тьме из тьмы.
ЗЕРО: Не грусти! И в нашем существовании можно найти положительные моменты. Например, подобно аборигенам Новой Гвинеи, не знающих зеркал и не ведающих о наступлении старости, мы, не имеющие ни плоти, ни лиц, должны быть удовлетворены такой сущностью. Не правда ли?
ЗЕРА: Не уверена. Женщине должно нравится нравиться. Это ее суть. Как же можно стать объектом симпатии, не будучи объектом вообще? Однако, в нашей ситуации, это – не главное, поскольку – не реальное. А вот дать знать о себе несостоявшимся родителям хотелось бы.
ЗЕРО: Что-то мы с тобой зафилософствовались, сестрица. Ну, что ж, давай попробуем напомнить матери о себе. Что из этого выйдет? Могут соприкасаться наши разные миры или нет?
* * *
Анастасия не могла уснуть. В голове копошились грустные мысли о безвозвратно ушедшей молодости, быстро пролетевших годах зрелости, несбывшихся планах и надеждах в океане времени. Месяц назад на военных учениях погиб муж Сергей, оставив ее одну. Годы, сотканные не только из радостей, наложили на нее свой отпечаток. Это была пятидесятилетняя женщина, уже не такая жизнерадостная, как прежде. Детей у Анастасии не было и это также дополняло ее минорное состояние.
На заре замужества должен был появиться первенец. Но Анастасия тогда серьезно болела, и рекомендованные врачами лекарства убили не только болезнь, но и потенциального младенца. Это обязательно должен был быть мальчик. Она была уверенна – у ее сестер первыми рождались только мальчишки. А позже, через два года, Анастасия ходила уже пятимесячной девочкой – был определен пол будущего ребенка. Но не доходила, попав в автомобильную аварию, лишившую несчастную женщину и этого не родившегося дитя, и всех последующих. Стать матерью Анастасия больше не могла.
Внезапно ей показалось, что кто-то тормошит ее за рукав. Анастасия вздрогнула и огляделась. Вокруг никого не было. Лишь полная луна светила в открытое окно. Она подмигивала проплывающими перед Анастасией и становившиеся видимыми только на фоне ночного светила, полупрозрачными облаками.
Опять – показалось Анастасии – кто-то дотронулся до ее локтя и тяжело вздохнул. Было слышно, как будто участилось дыхание невидимого существа.
“Что бы это могло значить?” – Анастасия поднялась с дивана, зажгла ночник. В помещении никого не было. Только синие шторы легко колыхнулись, будто внезапный порыв ветра прошелся по комнате.
Она легла в постель. Думы о былом не отпускали. Вновь, уже в который раз, перед глазами, почти реально, возникли образы ее, не родившихся детей. Мальчику было лет двадцать пять. Он смотрел на Анастасию голубыми, точь-в-точь ее глазами и виновато улыбался. Девочка была на пару лет моложе. Она очень походила на ушедшего мужа Сергея. В глазах дочери стояли слезы, готовые вот-вот сорваться с ресниц, смешавшись со слезами самой Анастасии.
* * *
Я – фантом, а не человек из плоти и крови. Я – призрак воспоминаний, экспонат несостоявшейся жизни. Моя участь – сожаление по поводу сложившихся не выгодным для меня образом обстоятельств. В таком же положении моя сестра и миллионы разбросанных по всему свету фантомов нереализованной любви.
Мы не можем вступить в подлинный контакт с живыми людьми. Включая тех, кто стал виновником нашего подобного существования.
Из тьмы во тьме погребенные мы не можем видеть солнце и звезды, вдыхать запах листвы после весеннего дождя, слышать шум морского прибоя.
Но мы, не пришедшие в ваш мир, но, будучи вашей незримой и нереализованной частью на пути к осознанной жизни, призываем вас прожить и за нас, осмыслив неповторимость земного бытия и вечность Вселенной.
