Гиперпанк Безза... Гл 2

бывает, что они от головокружения свободами всем этим злоупотребляют и считают, что этот парадокс будет лучше назвать оксюмороном бесценной свободы. При этом у них есть и здравые мысли по этому, этому и поэтому(!) тоже.
Они, видите ли, на это противоречие мыслей посмотрели с позиций близких для каждого носителя и потребителя идей, и посчитали, что пока человек носит на себе штаны (а в сторону этого разоблачения и изобличения в себе сексизма, шовинизма и контрпродуктива, давно уже исповедуются новые меры понимания), паразитирующий на своей природе элемент подчёркивания в себе не разнообразия, а наоборот, моно авторитаризма, и пока он пристыженно не придёт к осознанию факта своего отчётливого и демонстративного выделения перед всеми, кто как все, а только он такой как он, и ни прибавить, ни убавить в него, то придётся с этим делом обождать, но не смириться.
Здесь к тому же имеет место и экономическая составляющая. Если на индивидууме не будет штанов, а значит карманов при них, наиважнейшего присутствия в них и при себе, то куда будет класть кошелёк носитель этих штанов?! Вот тот то. И как только этот вопрос будет решён, – а для этого многое делается, и цифровизация для того и задумывалась, – то об этом можно будет не только поговорить, а есть такая мысль в голове, что само собой всё решится.
И пока личное право, пришедшее на смену частной собственности, как новое системообразующее основоположение, на котором, как на законе гравитации, всё тута самое и многое остальное держится, и мир вокруг него крепится, создавая новую реальность, является идеологической базой для формирования нового сознания потребителя этой идеи, оправдывающей со всех сторон его жизнь, то придётся поддерживать штаны на их носителе. Пока он другого пристрастия на себе видеть не захочет.
– Дело в том, что не только идеи питают людей, но и идеи кормятся людьми. И как правило, в геометрической прогрессии. – Натолкнулся на мысль Репер по следам вот таких своих мыслей, возникших прямо тут, на входе.
Но это не всё, а Репер проявил себя с находчивой стороны, и он тем и этим моментом воспользовался и без буквальных столкновений прошёл внутрь этого открытого для всех, кто хочет и имеет нужду сюда зайти помещения. Правда, не без того, чтобы на входе не зацепиться за один, скорей всего, незамеченный ещё комитетом свобод и права (базиса всего того, что называется свободы!), оставленный рудимент отсталого и непрогрессивного прошлого – знаковую табличку, с обозначением пола, как раньше все несознательно и неразумно думали, пойманные на доверие к существующей системе подавления своего разума разного рода верованиями (в бога и бабло самые эффективные инструменты твоего подавления и ограничения), а сейчас-то всё встало на свои места и начинает также в реальности расставляться там, где этому всему своё место и дисциплина.
И нынче, когда всё встало на свои места и люди сейчас уже не те, что прежде, и их на сладкую морковку обещаний не разведёшь и не обманешь, и они знают толк в науках и обещаниях, чтобы на ложные обещания и лженауки не вестись (повторение мать учения), они не погрязли в дремучих суевериях и предубеждениях, и не будут слушать и верить тому, что на дворе или подворье, бабка надвое или же всё-таки в кубе сказала, а для этого есть глобальная сеть собственного позиционирования, интернет, где всё доходчиво расскажут, аргументированно объяснят и с привлечением авторитетов и Ломов обоснуют, и их нечего тут за дураков принимать, считая, что они сами не разберутся в том, кто они всё-таки такие, что они на самом деле есть и кем себя они видят, как на этом настаивает эта дискредитирующая их по половому и нравственному признаку, ограничивающая их личностный рост табличка – идентификатор, элемент визуального рабства и социального угнетения.
А разве человек для этого родился, а затем всю жизнь боролся, чтобы раз, и в самый неожиданный для себя момент, который усугубляет его внутренняя нетерпимость, без внутреннего разбора его матричной составляющей, быть определённым так, как не он того захотел, а кто-то за него захотел решить. А одного такого, кто в таком качестве себя значил, и он значит, должен был в это уверовать, он уже отрешил от своего сознания. И уж не думают ли создатели этой, всего лишь идентификационной и провоцирующей на ненависть таблички, что они смогут эту сознательную личность остановить перед своей анафемой.
– Нет ни единого шанса. Атеисты – это анархисты от бога.  Их ничего в этом мире не сможет остановить. А вот в другом? То есть шанс. – Бросил взгляд на табличку Репер, да и повёл себя ожидаемо с ретроградных позиций – он доверился этому табличному указателю.
А там дальше, как не столкнуться с такими представителями социума, кто всегда идёт навстречу своему желанию быть в центре внимания и стремлению к общению, что почему-то всегда требует от людей со стороны иметь к ним терпение и вдруг возникшее на пустом месте желание самим идти к ним во всём навстречу.
Ну а такие, открытые для всех порядков мыслей и встречного добродушия люди, всегда непосредственны и до предела просты к тем, кого они перед собой встретят. И они, сразу увидев в первом встречном чуть ли не для себя друга, как минимум, человека не скупого, чтобы закрепить и первого встречного в таком же мнении на свой счёт, обращаются к нему с какой-нибудь деликатной просьбой, что б потом сомнений не возникло в том, что он его за человека отзывчивого не считает.
– Друг, поделись воздухом свободы. – С резкого разворота от зеркала, размещённого над мойкой, обращается с этим своим превед-предложением найти точки соприкосновения к Реперу в первый раз вижу что за тип, очень и очень, независимо от всего что было, чего не было и что будет, нисколько не похожий на того, с кем бы хотелось Реперу быть знакомым и тем более другом, что с его стороны прозвучало с запредельным завышением его возможностей. При этом и понимания этот тип в глазах и ушах Репера никакого не находит, что достаточно ясно подсказывает Реперу, что он с этим типажом местной реальности точно никогда не сойдётся на дружеских началах. И о чём он даже не хочет интересоваться у Аэлиты, кто чего-то совсем не упомянула в своём бюллетене о нахождении здесь этого типа.
А Аэлита, как это понимать и что это сейчас такое было, к полной неожиданности Репера все эти его на её счёт негативные отзывы про себя как будто слышит, и со своей стороны говорит, что она молча такие пакости в свою сторону не собирается пропускать. А вот как она это говорит, то достаточно интересно, со своим ехидствующим оттенком. – Боялась, что вы с ним сильно подружитесь, на общности взглядов на него. Да и заочное знакомство предполагает один из таких путей.
А Репер с одной стороны – стороны своего самоназванного друга, поставлен перед необходимостью резко рассмотреть эту его заявку на дружбу: в положительном случае, дать то, что он просит, а в отрицательном случае, то его самоназванный друг даже не знает, чего добивается Репер и как быть с таким как он падонкаф!, а с другой стороны он подловлен Аэлитой, каким-то удивительным образом сумевшей прочитать его мысли.  И на кого в первую очередь реагировать, Репер всё же находится в ответе за себя.
– Это ты про чё? – сообразив выделить в своём лице неприятие всякой агрессии в свою сторону, жёстко, без всякого намёка на будущее приятельство, вопрошает своего самоназванного друга Репер. На что самоназванный друг, видно не дурак, а с чувством собственного достоинства и знаний своих возможностей, посчитал, что этот тип, Репер, недостаточно отвечает его ожиданием на свой счёт и представившейся ему возможностью, может быть выпадающей раз в полчаса, стать для него другом, ну и характер у него не подходящий для него, да и не стал сильно настаивать на том, что он видит в Репере человека уж совсем прибедняющегося, и не только на то, что он у него попросил.
– УпБейся я апстену, чтобы я сознавал себя так, как ты притёр меня к стенке видеть. – Нервно в себе, но только не в ту сторону, куда были направлены его словосочетания, одёрнулся самозванный друг, напомнив Реперу собой кого-то им ранее известного, но точно не знакомого. – А увидел я в тебе, друг, человека полноценно живущего и полной грудью дышащего, без комплекса ЗОЖ в себе, раз в тебе и так всё здорово и не мучают перерывы в дыхании и пищеварении, такой вот ЛОМ, вот и сделал выводы, что ты не прочь будешь резонировать продвижение своих принципов и интересов. – Всё же не без своего нахального упорства на запись Репера в свои друзья, делает заявление Пардонкаф, представитель сообщества свобод от норм, нормалист социума, как уже по нему догадался и слышал о таких как он Репер.
А падонкафы или как их за подгиб под систему новояза называл Репер, пардонкафы, эти куртуазные имажинисты, креаторы подмены и выхолащивания из посылов духа двиджа анархичности, где за образом подачи своего посыла ничего больше и нет, что как раз отвечает целям комитета новых свобод, выступают не с анархических позиций в сторону полной свободы реализации себя как человека мыслящего через говорю как могу, приветствую и можу, поддерживая все формы отрицания любых норм освоения языка и его системность единства согласности и гласности, – а любая нормальность, это норма ограничения и значит, угнетает и ограничивает твоё волеизъявление, – а они следуют парадигме поставленных перед собой и социумом задач комитетом свобод по освобождению человека от оков самости.
А Репер уже не тот, кто следует форме, этой очертанности сиюминутности, а он подходит к реализации себя с дальнесрочных позиций и зрит в корень того, что есть в себе и не в себе. И для него пардонкафы пусть они сами можут свой изгибицианизм.
– Ты эрративно для самогона падонкафа сливаешь. – Репер решает созреть для системы подачи алфавитных знаков в реальности падонкафоф. И его реализация подачи себя в такой зацени атпад, создал задумывающую мотивацию на физик лица Пардонкафа, находящегося в лизинге умственного блуда новой арреальности поглощения формой смыслов. Где он, как же это не ново и всегда так бывает, возвращается к своим природным истокам, сути себя, невольно, может быть раздосадовано и точно растерянно, и выдавливает из себя невнятность себя и своей мысли:
– Я не понял.
– Вот и я тебя сразу не понял, а сейчас отлично понял. Так держать, дружище. – Чуть ли не дружески похлопав по плечу Пардонкафа, ещё сильнее впавшего в сомнение своей личности, сказал Репер и вперёд, в его обход по своим дальше делам и лекалам действительности, оставляя за собой след недоразумения Пардонкафа, кто всё-таки, хоть и частично добился своего – Репер признал в нём дружище.
Но всё осталось позади и за дверьми этой кабинки, где Репер залез рукой в карман своего пиджака, где к своему удивлению он обнаружил, что перепутал карман или всё же забыл, в какой карман он положил очки, когда сюда направился. После чего он другой рукой лезет в другой карман пиджака и там находит то, что искал. Затем он вслед за очками вынимает платочек и, начав им протирать очки, принялся через призму Аэлиты вспоминать Лик-беза.
– Опять ты сделала акцент на художественном