– Ну, вот, поели, теперь можно и продолжить! – промурлыкал довольный, по видимому, произведенным впечатлением Евгений (я изо всех сил выдавливала из себя наивную улыбку). – Поворотись-ка, детка, что-то мне немного поднадоел твой очаровательный хвостик, давай-ка от него избавимся!
Джон повернул меня спиной к себе, поставив на четвереньки. Собрав все перья павлиньего хвоста в кулак, он неожиданно резко и смачно шлепнул меня по ягодице, одновременно рванув хвост на себя. Я вскрикнула, но какое именно ощущение оказалось сильнее, не поняла: с одной стороны – меня ожгла его ладонь, с другой стороны – вырванная пробка оказалась таких гипертрофированных размеров, что и представить себе страшно, что ВОТ это только что сидело у меня внутри!
Джон нежно поцеловал место удара, а затем проворно занял освобожденное в анусе место своим членом. Несмотря на его разбухший от вожделения орган, войти ему удалось легко, и член заскользил-запульсировал там так, словно это его дом родной, где все ему рады и ждали, дождаться не могли. Так охотник проверяет подаренные к кинжалу ножны, сработанные рукой мастера, в точности ли под размер они подходят, не выпадает ли клинок…
Евгений периодически прихватывал мое тело, то приникая к нему, обхватывая за грудь, то лаская мой живот, то, наоборот, рыча, наматывал локоны на руку и натягивал, словно поводья, отчего моя голова запрокидывалась, горло натягивалось, точно тетива у лука, я начинала немного задыхаться, а из глаз катились непрошенные слезы. Я тихо радовалась тому, что Джон не видит этого, иначе он мог бы догадаться, что хваленый наркотик после «противоядия» не сумел обрести надо мной власти. Твердо решив не поддаваться, я усиленно представляла себе различные картины своей прошлой жизни, лица любимых людей, все то, что связывало меня с моим потерянным «Я», с собой… Простит ли мою измену Алексей? Вряд ли, слишком низко я пала, даже в собственных глазах! Поймут ли дети? Не стоило об этом думать, слезы рисковали перейти в рыдания, а допускать этого ни в коем случае не следовало. Главное, это выбраться, как – позже придумаю…
– Мне следует немного наказать тебя, мое непослушное дитятко, – приговаривал Евгений, отпуская мне шлепок за шлепком. – За то, что пыталась меня дурачить, за то, что правду о сыне столько лет скрывала, он ведь мой, скажи это?
– Да-а-а, – стонала я ему в ответ.
– Еще раз повтори?
– Да-а-а, – стоны получались очень правдоподобными (пусть бальзам Навруза и обладал анестезирующей и регенерирующей силой, но против силы, вкладываемой Евгением в свои удары, трудно было изобрести анальгетик, разве что полный коматоз).
– А вот воспитала ты его из рук вон плохо! Совсем плохо воспитала, дрянная, ты, девчонка, чтоб ты знала, – он снова притянул меня за волосы, но на этот раз вывернул мою шею так, чтобы суметь заглянуть в глаза. – Наш первенец, да будет тебе известно, уже полгода, как в колледже не появлялся, связался с оппозицией, паразит, в бега подался, в подполье прячется. Я тебя не хотел пугать, думал, сам с парнем переговорю, своими силами искать пытался, только не все пока в моей власти в этой стране. Упустили пацана, слышь ты?! Но я думаю, что он все равно где-нибудь объявится, мои люди его везде ищут, а значит, найдут, рано или поздно. Надо помочь парню-то, раскрыть ему глаза, как его используют, впутывают в грязные политические игрища, а ему этого ведь совершенно не надо. Он же другой породы, нашей, максимовской, у него блестящее будущее, а эти твари всего лишь завидуют, но прикрываются идейными соображениями. Так-то вот, маманька, поняла ли ты?
– Да-а-а, – чудовищные новости о своем ребенке чуть не вывели меня из равновесия, хотелось развернуться и вдарить, как следует, по этой самодовольной физиономии сексуального маньяка и эректильного наркомана (я про таких читала: чудовищная зависимость от своего детородного органа, но в случае Максимова, эта зависимость еще страшнее – она властью облечена и к еще большей власти стремится)… Я с трудом сдерживалась…
– Похоже, нам пора сменить дислокацию, пойдем-ка, дорогая моя, тебе пора размяться-прогуляться, – кончив в очередной раз, Джон перевернул меня на спину и сейчас задумчиво вглядывался в мои глаза, полулежа рядом и поигрывая камушками на моей груди. – Вставай-ка! Сможешь? Давай-давай! Все будет отличненько, ты справишься, ты же у меня сильная, выносливая девочка, вот-вот, ножками, ножками, топы-топы, пойдем-ка, чего покажу, – и он увлек меня в дальний конец комнаты, где за драпировкой прятался вход, как оказалось, еще в одно помещение…
Максимов сильно прибеднялся, говоря, что ему-де очень мало для жизни надо: в этих катакомбах крылись еще множество комнат, в которых мне предстояло побывать, но, очевидно же, что еще больше тех, куда мой нос никогда не дотянется…
В том помещении, куда он меня привел, все стены и потолок были зеркальными. У меня даже голову закружило от стольки-кратного повторения меня! Как таковая мебель практически полностью отсутствовала. С потолка, из швов между зеркальными панелями, свисали какие-то широкие ленты. Часть из них просто свободно спускались до пола, другие же, прокладывая петли, возвращались обратно к потолку. Это немного напоминало паутину какого-то исполинского паука, если помыслить наши человеческие размеры меньше одноклеточной водоросли. Хорошо, что пауки водорослями не питаются, подумалось мне, хотя меня сюда явно не на закуску привели…
Джон обнял меня со спины, тесно прижался всем телом, чтобы я ощутила его желание, покрутился из стороны в сторону, любуясь нашим отражением, а затем резко перегнул меня пополам через ближайшую, в форме петли, ленту. Она оказала весьма упругой.
– Это лонжи, немного похожи на цирковые, страховки для любителей адреналина типа меня. Как поживает твой вестибулярный аппарат? Не в курсе? Ну, мы это сейчас быстренько проверим…
Джон перехватил мою талию той же самой лентой, на которую первоначально «повесил» меня, как свежевыстиранное полотенце. Затем к браслетам на запястьях он прицепил мне какие-то подвижные кольца, через которые та же самая лента пропускалась. Еще одно кольцо он сомкнул, чтобы лента, охватывающая мою поясницу, не смогла случайно размотаться. Затем он ухватился руками за лонжу, чуть пониже мест крепления к моим браслетам, проверил, свободно ли лента проскальзывает через кольца вниз. Обеими ногами он обхватил мое тело, как коала, влезающий на эвкалипт (если бы он не удерживал свой вес на руках, я вряд ли выстояла бы под его тяжестью), немного пораскачивался на мне и снова встал на ноги. Удовлетворенный проверкой, Джон хмыкнул, покряхтел немного, затем поцеловал меня в шею, словно спрашивая разрешения на старт, и овладел мною сзади. После этого, как только его член занял привычное уже положение внутри, снаружи Джон начал вращательными кистевыми движениями подматывать ленту с обеих сторон себе на руки, и когда мы начали отрываться от пола, он рывком оттолкнулся и снова обвил мое тело ногами.
– Ну, поехали? – и мы взвились под потолок…
Я и представить себе не могла, что Джон занимался акробатикой! Его тренированные мышцы заставляли наши сплетенные тела совершать сальто и кульбиты прямо в воздухе, руки подтягивали петли, регулировали длину и натяжение лонж прямо в процессе вращения. Для меня это были совершенно незнакомые прежде ощущения: полета, адреналина и экстаза в едином клокочущем коктейле… Периодически Джон отрывался от меня и, перепрыгивая с лонжи на лонжу, как Тарзан по лианам, издавал такие же первобытные победоносные вопли, в то время как я просто пружинила вверх-вниз, приходя в себя после очередного оргазмического взрыва…
В какой-то момент в углу комнаты раздалось тихое жужжание: разверзся люк, и на поверхность поднялся сервированный напитками и фруктами столик и два высоких стула. Джон спустился на ноги, подошел ко мне, «успокоил» страховочный подвес, отцепил меня и помог добраться к столу. Моя голова кружилась, ноги подкашивались, в глотку ничего не лезло. Вестибулярный аппарат оказался не настолько выносливым, как, наверное хотелось бы Максимову. Он сочувственно покачал головой.
– М-да, трейсер из тебя тот еще! На-ка, вот, выпей! – и протянул мне бокал.
Честно говоря, все эти игры в «съешь меня», «выпей меня», мне надоели еще в детстве, когда мы до одури играли в кэролловскую «алису», а сейчас – особенно, осознавая, что очередной коктейль может снова лишить меня этой самой осознанности… Но делать ничего не оставалось: тон был приказной, жест командный, взгляд суровый. Я попыталась было задержать глоток во рту, но под пристальным взором «генерала», проглотить пришлось, ибо, к тому же, он еще и высоко задрал мой подбородок, словно предвидел попытку саботажа с моей стороны.
– Не пытайся обмануть меня, я все ваши женские уловки насквозь вижу, – строго произнес Максимов. – Да, и не женские тоже. Думаешь, я не заметил, что тебя «кайф» не взял после последнего перекуса? Решила притвориться, скрыть присутствие своего «Я»? Дурочка, совсем напрасно ты затеваешь со мной игры! Ведь если бы ты добровольно призналась, что тебе больно, я бы прекратил истязания! Лучше вколол бы тебе дополнительную дозу, и твоё удовольствие сравнялось бы с моим: ты бы не чувствовала боли, зато испытала бы такие оргазмы, каких тебе еще никто не дарил, отвечаю! Однако, человек сам хозяин своей судьбы, а твой разум – отец твоих проблем и ошибок трудно-поправимых. Вот сейчас, к примеру, чего тебе больше всего хочется, только не лги мне!
Больше всего на свете мне сейчас хотелось сбежать подальше от этого всеведающего, неутомимого засранца, да, разве же могла я такое ему сказать… Глупо и заискивающе улыбаясь, я смущенно пролепетала:
– Я… немного устала…
– Еще бы ты не устала: вместо того, чтобы наслаждаться приливом энергии, который дарит тебе мой «драг», ты сопротивляешься и борешься с ним, а он вынужден бороться с тобой, еще сильнее истощая тебя. Так и инсульт заработать недолго! – вынес он мне свой непререкаемый диагноз. – В общем, так, либо ты просишь меня вколоть тебе вторую дозу и прекращаешь ее действию сопротивляться, либо я накажу тебя, и уже на этот раз по настоящему! Что выбираем? Колоть?
Я, тревожась о последствиях, сглотнула слюну и кивнула. Становилось понятно, что пока этот маньяк не пресытится моим телом, убежать отсюда мне не светит, так что, возможно, он прав, и пути к сопротивлению – только тернии, и никаких звезд на горизонте…
[justify]Когда же Максимов ввел мне препарат, по его победоносной ухмылочке я поняла, что опять совершила ошибку! Он вколол мне что-то иное: это ощущалось и по появившемуся неприятному привкусу во рту, и по тому, что язык стал ватным, а