Стальные розы...

       Это означает, что он уже равномерно прогрелся и начинает накаляться. Первым на нём рождается тёмно-коричневый цвет, который изнутри, из самой середины металла начинает пробиваться краснотой. Температура повышается, и вот, наконец, металл становится тёмно-красным. Цвет перезрелой вишни созревает быстро и меняется на вишнёвый, но уже более яркий, ранний и насыщенный. Невозможно отвести взгляд от этих медленных переходов. Наверное, чтобы такое описать точно, нужно быть прирождённым писателем. Как жалко, что мне это не дано. Вот и описываю, как умею. Светло-красный цвет переходит в оранжевый. Но и теперь метал ещё не готов к обработке. Нужно ждать, когда цветовая гамма стали изменится с тёмно-жёлтого на светло- жёлтый и в металле засияет яркое солнце. Всё, теперь метал созрел. Его температура перевалила за тысячу градусов…! Я надеваю брезентовую верхонку на левую руку и хватаю кузнечные клещи. Сверкнули искры от соприкосновения горячего металла и наковальни…

         Первые же удары небольшого молотка, ручника, превратили оставшийся за моей спиной мир в пустую формальность. Я уже знал, как делать розу. Я уже видел её по частям и всю в сборе. Сначала нужно было пробить «бородком» небольшое отверстие в самом центре круга. Расплющить до нужной толщины внутренние самые тонкие лепестки розы на вырубленном куске стали и, придав им форму на тонком конце рога наковальни, загнуть их внутрь несколькими лёгкими движениями молотка. Следующие, средние три лепестка так же проковываются по краям и, с предварительно выгнутыми наружу кончиками, так же легко встают на место. Я всё делал на одном дыхании, мне некогда остановиться и подумать, кажется, что я их ковал уже тысячу раз. И теперь послушные мышцы просто вспоминают знакомые ощущения и наслаждаются полученной свободой. Бутон цветка получился небольшим и очень похожим на настоящий. Ещё час непрерывной работы ушёл на стебель цветка, главной трудностью в котором было отделить зубилом ту часть, из которой и был выкован лист, да вырубить тем же зубилом заусенцы на стебле, чтобы, как и на настоящей розе, на моей были колючки. И, просунув стебель в отверстие бутона, расплющить самодельным чеканом, чтобы намертво скрепить эти две её части. Когда я, наконец, вынул остывшую розу из помутневшей воды, я очень пожалел, что гаражи стоят на отшибе! Как жалко, что меня некому было похвалить. Моя роза казалась мне чудесной! Впрочем, я думаю, что если бы я сказал, что я делал это в первый раз, никто бы всё равно не поверил. Мне и самому в это с трудом верилось.

         На следующий день я ехал на работу с таким желанием, которого не испытывал уже, наверное, лет десять. Весь день я проработал почти без перекуров, только пару раз хлебнул чая, и к восьми часам вечера три замечательные розы одна краше другой уже стояли в квадратном хвостовом отверстии наковальни. Я уже переодевался домой, когда приехал Толик и привёз обрезки прутка и арматуры, из которых я должен был делать ему решётку для крыльца. Он вошёл в кузницу и заинтересовано застыл перед металлическими цветами.
         - Это ты сделал? – с сомнением в голосе спросил он. И получив утвердительный ответ, опять принялся их разглядывать.
         - Я тоже хочу такие! Поставлю у камина, – наконец, через некоторое время выдохнул он.
         - Понимаешь, Толик, не могу я тебе их отдать, - отвечал я, - у моей жены сегодня день рождения, а у меня нет денег даже на подарок, вот я и хочу подарить ей хотя бы такие розы. Не могу же я прийти домой совсем без подарка, ты уж извини, а тебе я попозже сделаю такие же.
         - Хорошо! Не хочешь отдать, тогда продай, - настаивал он, - я их у тебя куплю, держи деньги на подарок жене, - он полез в портмоне и вытащил три купюры по тысяче рублей.
         Делать было нечего. Такой исход, в принципе, меня устраивал. Дело в том, что я не очень был уверен, что кованому железу моя жена обрадуется больше, чем живым цветам. Как бы то ни было, но на прекрасную чайную розу, бутылку недорогого красного вина, бутылку шампанского и футляр для цифрового аппарата в подарок жене мне с грехом пополам хватило. И все остались веселы и довольны! Это было моё первое кузнечное произведение.

         Помнится, немного подвыпив, я сидел и вслух рассказывал жене о том, что, возможно, я был кузнецом всегда. И в душе и в прошлой жизни. Просто раньше ещё не знал об этом. А теперь, наконец-то, это случайно проявилось помимо моей воли. Наконец-то я нашёл себя! Я понял, что железо – это мой материал. Не холст, не бумага и не глина, а непокорная сталь, с упрямым и неподатливым характером. Ну и пусть немного с непривычки побаливают мышцы, но это быстро пройдёт.

         Рано утром, когда я перед работой пил крепкий чай, зазвонил телефон:
         - Знаешь что, Серёга! – говорил мне Толик. - Я чё-то тут подумал и решил: ну и зачем мне эта виноградная лоза? Чё я грузин или молдаванин что ли? Давай сделаем решётку на крыльце из кованых роз? А? Как ты на это смотришь?
         - Мне всё равно, Толик, - отвечал ему я, - ну если хочешь решётку из роз, то давай из роз. Я не против…

         Перила для крыльца были мною досконально измерены, нарисованы в эскизе на бумаге и были даже размечены на полу в гараже в натуральную величину. Но сделать их быстро у меня не получилось. Я занимался изготовлением гибочного шаблона, когда у дверей моей мастерской скрипнули тормоза и из дверей «Мерседеса» вышел Толик в сопровождении двух неизвестных мне мужиков. Один явно был трудяга, в рабочей робе, припорошенной какой-то цементной пылью, а второй походил на этакого криминального «братка», какими их показывают в наших бесконечных сериалах. Правда, в отличие от телевизионных упырей, речь его была здравой и вежливой. Как оказалось, Толик уже успел похвастаться, что у него есть «личный» кузнец, который делает такие красивые цветы из стали. И вот он приехал с камнетёсом с кладбища, который занимался изготовлением памятника его старшей сестре. На плиту из черного мрамора они решили прикрепить венок из чёрных роз, который и предстояло мне изготовить. Камнетёс привез примерный чертёж и размеры венка. Это должен был быть круглый полуметровый букет из двадцати плотно сплетённых цветов. Оставив мне чертёж с точными размерами отверстий для крепления и задаток в восемь тысяч, они удалились. У меня в распоряжении было четыре дня.
         - Он сможет, - уверенно за меня ответил мой бывший начальник. А меня попросил: - Не подведи, это очень нужный мне человек!

         Я покачал головой и приступил к работе. В том, что я успею, я не сомневался. Главное, хватило бы нужного железа и угля для горна. Ну а если мне и придётся задержаться на работе допоздна, то это нестрашно. На такой работе это даже приятно. И действительно, ровно через четверо суток они приехали и, замерив расстояние между крепёжными отверстиями, забрали венок. Не могу сказать, что этот шедевр дался мне легко, в сборе он весил около тридцати килограммов, и ворочать его было удовольствие малоприятное, но рассчитывать на помощь мне не приходилось, и я справлялся как-то сам. Мужик оказался немногословным и пунктуальным, загрузил заказ в багажник, молча сунул мне остаток суммы и, пожав руку, уехал восвояси.

         Что ещё немного отвлекало от работы, так это проблемы с материалом. Железо быстро кончалось, и спасало меня только то, что я работал недалеко от гаражного кооператива, и там на свалки в окрестностях выбрасывали немало ненужных металлических деталей и запчастей. Приходилось иногда притаскивать их к себе, обжигать в горне машинное масло и солидол, пилить метал, рубить его и пускать в дело. Однажды, проходя мимо недостроенных и уже лет десять как заброшенных гаражей, я наткнулся на горизонтально торчащий кусок железа. Немного поковыряв крапивные кусты ботинками, я выдернул из-под земли четырёхметровый прут толстой трёхсантиметровой арматуры. Это был подарок судьбы! Вернувшись вечером с лопатой, я откопал ещё больше десятка таких прутьев. Как минимум на пару месяцев материалом я был обеспечен. Иногда что-то подкидывал Толик. Иногда бывали напряги и с углём. Конечно, лучше всего для этой цели подходил древесный уголь, я его использовал для особо ответственных работ, но слишком накладно получалось его покупать. Поэтому я договорился со сторожем, который жил в собственном доме и закупал уголь машинами. Он привозил мне отборный антрацит по двести-триста  рублей за пятидесяти килограммовый мешок. Ему это было не трудно, так как трёхтонная машина, ему обходилась в две тысячи.

         Работа с перилами двигалась, но очень медленно. Благо, Толик меня не торопил. Он всё время что-то совершенствовал в конструкции, переиначивал, усложнял. Но форсировать изготовление не призывал. «Главное – качество!» – повторял он не то для меня, не то для себя и, приезжая регулярно один раз в три дня, привозил мне новые заказы от клиентов. Чего мне только не приходилось теперь делать. Комплекты для камина, состоящие из кочерги и совка. Кованые подсвечники и даже небольшую люстру для сауны, мрачную и гремящую цепями. Заказы потекли, потому что теперь и обитатели окрестных гаражей заходили в гости, курили сигареты и делали мелкие заказы, попутно снабжая меня бензином для генератора. Я бросил пить пиво, писать стихи и, даже засыпая вечером, думал о завтрашней работе. Время летело стремительно и незаметно. Всё у меня получалось как-то легко и просто. Но одно оставалось неизменным: какие бы заказы я ни получал, в девяти случаях из десяти в них присутствовали розы. Толик сделал мне такую мощную рекламу, что избавиться от этой напасти уже не было возможности. Каких только роз мне не пришлось делать…
         Несколько раз мне приходилось выковывать розы из меди. Медь обрабатывается очень легко, но это и есть главный её недостаток. Какой-то это женский металл, мягкий и непостоянный. Ради этого я даже научился его паять, используя вместо припоя латунные опилки, а вместо флюса растолченное в муку бутылочное стекло. Отполированные медные розы были очень красивы, но почему-то не грели мне душу. Только сталь была достойна этих цветов. Приходилось делать подсвечники в виде лилий, но этот цветок слишком строг и симметричен, он ограничивает свободу и не даёт такого удовлетворения зрачкам, как раскалённые лепестки роз. А заказы все не кончались и не кончались. Пару раз приезжали совсем незнакомые заказчики и скупали оптом те небольшие партии товара, которые я успевал сделать в перерывах между изготовлением решётки для крыльца. Мне уже стало казаться, что всю сознательную жизнь я только этим и занимался, что махал молотом над наковальней.

         Наконец, почти через год, решётка была готова. После того, как её увезли на грузовичке, моя мастерская стала казаться пустой и неуютной, до того я сжился с этой нескончаемой работой. Что и говорить, она получилась очень удачной. Неправильный ромб со сторонами три на три метра был щедро украшен цветами и листьями и пронизан изощренно изогнутыми побегами. Это была удачная работа, которая стоила потраченного на неё времени. Ну и пусть он заплатил мне за неё совсем немного, я понимал, что недоплаченная сумма ушла в счёт аренды этого гаража. Зарабатывал я на заказах