отрицание отрицания, – он ущипнул себя за нос. С кресла он не испарился. Кресло стоит на месте, кофе дымится. Атомы пространства не пополнились собратьями неиспарившихся предметов.
«Удивительное рядом, но оно запрещено», - всплыли строки одной известной песни.
Двигаться – лень. Почему-то и думать – лень. Лень – к слову, без этого вербального паразита «почему-то» - всё без исключения. Даже лень лежать. Тут ничего не поделаешь. Законы гравитации никто не отменял и просто повиснуть в воздухе в безмятежности весьма проблематично. А как хотелось – представить на миг, чтобы сладость от одной только думки в душе расплылась повидлом яблочно-вишнёвым – взять да повиснуть и повисеть посреди комнаты в своё бездельное удовольствие! Затем двигая руками и ногами, - придавая телу импульс полёта в нужном направлении, - полететь на кухню, в зал, - осмотреться отстранённо-хозяйским взором, как оно смотрится с высоты, - затем вылететь на балкон и повиснуть в метре от балкона рядом с кроной беспокойной рябины обязательно так, чтобы увидели соседи по дому и из близлежащих домов, увидели, и слюни пустили и языки проглотили от зависти!
«Мечты остаются мечтами, - громко втянув воздух носом. С сожалением подумал он. – Исполняется реально исполнимое. Купить пива и выпить. Чем не исполнимая мечта?! Ещё как исполнимая, принимая во внимание скудость бюджета, можно выделить энную сумму и, как Дэвид Коперфильд, материализовать стеклянные бутылочки с пенистым напитком. Опять-таки, лень. Идти в магазин. Попросить соседа исполнить твою мечту чревато предвиденной развязкой: он обязательно напросится вылакать пива на халяву. Хотя мысли о пиве так, к слову!»
Кресло не диван, найти в нём удобное положение трудно: то одно мешает, то другое, то третье – пружинка кольнёт в бочок.
«Выйти прогуляться, - мысль лениво течёт по руслу сознания. – Под дождём. С зонтиком. Обновить. Купил вчера взамен испортившемуся старому».
Глаза, насыщенные видением, закрылись. Он по-детски почмокал губами. Улыбнулся чему-то; пожал плечами и всхрапнул…
… его взору открылась прекрасная картина: бесконечно-белые заоблачные луга простирались перед ним, утопая в горизонте и посверкивая в отдалении золотисто-изумрудной канвой.
Он стоял в нерешительности, полностью не придя в себя и решая, что привело сюда: то, что он всхрапнул или иная причина. Его не беспокоило то, что на вершине белого холма, покрытого жемчужно-белым песком, он стоял босым. Подошвами стоп ощущалось естественное приятное покалывание песчинок и их удивительная теплота.
«Невероятно!» - захлестнула сознание волна дикого восторга. Он подпрыгнул и крикнул: «Эге-гей!» и звонкое эхо разнесло его возглас вокруг, и он ещё долго раздавался тут и там, постепенно угасая.
«Непостижимо! – мысленно по слогам произносит он. – Это сон? Это – сон?! Если так, это самый прекрасный сон!»
Немного напрягши зрение среди изобилия всех оттенков белого он – как пропустил сразу? – рассмотрел прямо перед ним. Внизу холма белую дорогу с белой пылью. По обочинам рос изумрудно-белый подорожник с крупными, как у лопуха, листьями и высокими стрелками с семенами. Поодаль качались высокие стебли иван-чая с бледно-розовато-белыми цветками. А уж вовсе в подножии холма, если сбежать вниз, то можно упереться в непроходимые болотно-белые заросли – в рост человека – репейника с венчиками фиолетово-белых остролистых цветков.
Нетореной тропой – кому, как не ему, первопроходцу торить тропы в им открытой стране? – он спустился с холма и вышел на дорогу. Она, как это принято у всех дорог, извилистой лентой текла по равнине, исчезая в туманно-белых низменностях и выскакивая на свет между невысоких глиняно-белых холмов, разбросанных в беспорядочном порядке в видимом пространстве – куда достаёт глаз. Плоские и куполообразные вершины холмов украшали своей открыто-белой наготой высокие коричнево-белые деревья и перепутано-сплетённые бело-карминные пальцы разросшихся кустарников или ветер колыхал верхушки лилово-белой травы. Можно было сослаться на игру воображения или на обман зрения, но ему показалось, вершину одного удалённого холма украшали своей изуродовано-восхитительной устрашающе-белой красотой руины очень древнего здания или группы строений, поросшие карликовыми бело-бирюзовыми растениями. И даже в удалении магнетически ощущалась давящая тяжесть случившейся катастрофы…
Увиденное им показалось ему настолько новым, настолько наполненным и насыщенным белым, что у него закружилась голова.
Было ли это очередным фокусом нового места или задумано специально, он немного опешил, когда пыльное полотно грунтово-белой дороги под ним ожило. Пришло в движение. Медленное, постепенно-поступательное. Дорога двигалась некой бесконечно-непрерывной лентой. Это было из области фантастики. Но оно было…
Движение дороги-ленты было плавным. Что ему оставалось, как не глазеть по сторонам. Впитывать в себя новые ощущения: восторг, блаженство.
Вдохновляли новые запахи, их он ассоциировал с привычными для его мира, палитра здешних оказалась в разы многообразней, тоньше, проникновенней. Вдыхая их, он не мог ими ни насытиться, ни надышаться: хотелось вдыхать в себя ещё и ещё!
Неожиданно его внимание привлекло птичье пение. Он повернулся на звук и увидел летящих чуть выше его роста стайку птиц привычного для здешнего мира белого цвета с тонально-мистическими оттенками. Оперение птиц переливалось от перламутрово-искрящегося до прозрачно-бело-кремового цвета. Эти диковинные птицы летели рядом с ним и сопровождали своим магическим пением.
Некоторое время поющие птицы летали вокруг него. Кружились в воздухе. Приближались и незаметно, как это бывает, растворились в воздухе.
Исчезновение одного знаменует присутствие другого. Из высокой травы на дорогу, прямо под ноги, выпрыгнули пять белых зайчат. С невероятной скоростью они забегали вокруг него. Подпрыгивая и кувыркаясь в воздухе. Он попробовал погладить. Хотя бы дотронуться до одного мягкого пушистого комочка. Зверушки не оценили намерений чужака и бросили прочь, поднимая лапками белёсые облачка пыли.
Порыв ветра поднял её вверх. В носу зачесалось. Он чихнул…
… как и час и два тому назад, он стоял возле окна; пил остывший кофе с влажными бисквитами мокрого воздуха, считал капли дождя на стекле и смотрел отвлечённым взглядом на улицу.
«Лень, - вяло подумал он, – всё лень: двигаться, стоять, пить кофе, думать».
Смутное очертание некоего мифологического зверя выскользнуло из подсознания и мягко опустилось рядом.
«Что это было, - мысли текли неохотно, он даже слышал металлический скрежет заржавленных деталей и соединений. – Что это было? Заоблачные луга? Видение? Галлюцинация? Явь? Вымышленная реальность? Игра воображения?»
Проморгавшись, в глаз попала соринка, он увидел материализовавшиеся мысли неосознанности, они нежными бабочками выпархивают наружу из его дома, летят за окно и тотчас погибают под разразившимся ледяным ливнем действительности.
Чувство непередаваемой жалости к этим чувствам-бабочкам сжало ему грудь. Жалость – её можно легко, до безнравственности легко спрогнозировать, смоделировать, облечь в форму эту жалость, льющую по крыше дремлющего сознания и стекающую по жестяным гортаням сточных труб на раскалённое руно асфальта, покрытое язвами спёкшейся пыли. Её так и не смог излечить дождь своими прохладно-лечебными струями…
От чего-то приятного, пришедшего в голову, он улыбнулся. Пальцы крепче сжали ручку чашки. Всем телом он ощутил вернувшееся вдохновение, проникнувшее в комнату через закрытую дверь, загнанное раскалёнными плетями жары и скованное расплавленными наручниками зноя в дальний-дальний укромный угол…
Вместе с вдохновением вернулись слова в новой форме звучания: искореженными коростами липкой патоки они прилипали к нёбу и, невысказанные и не изложенные на бумаге показались искрящимися вершинами подножия длинной гряды невыполненных дел. Неисполненных желаний, невостребованных…
«Хватит! Всё это лень и всё увиденное результат лени: и заоблачные луга и прочая заоблачная чушь! Нет ничего! Есть только лень…»
МО 13 августа 2021г.
