Исход

/ продолжение /

Глава 5

БУДНИ

Здание проектного института из стекла и бетона, прозванное в народе "аквариумом",
точно отражало эпоху его создания. Это были времена "великого кукурузника", который
сумел уничтожить архитектуру так же смело, как и приоткрыть людям глаза на их счаст-
ливое прошлое. В институте трудились почти четыреста специалистов, в меру своих сил
и возможностей уродовавших любимый город. В принципе, это были хорошие люди и где-
то неплохие специалисты, но устоявшаяся система партийного руководства губила лю-
бую инициативу, а творческое начало держалось на трех китах: партбилет, "мохнатая"
рука и полное согласие с руководством.
Институт, в котором предстояло трудиться капитану КГБ был таким же типовым как
и проекты, которые он выпускал. Первой скрипкой был, конечно, не глав-
ный архитектор, в чьи обязанности входило воплощать идеи социалистического реализма в
пластические формы фасадов жилых и общественных зданий, а парторг, которого на рабочем
месте главного специалиста сантехотдела можно было видеть только в перерывах между
парткомами, семинарами, летучками, ежедневными совещаниями за закрытыми дверями у ди-
ректора и другими полезными мероприятиями.
Евреи в институте, по данным отдела кадров, превышали негласно установлненный пар-
тией и правительством процент, но с этим молча мирились, так как специалистов остро не
хватало. В силу врожденного таланта пробивались они, как шампиньоны из-под асфальта,
в ведущие специалисты, руководители секторов и даже в начальники отделов.
Вот в такой коллектив и вошел, как нож в масло, новый инженер второй категории.
С первого же дня работы Борис проявил общительность характера, недюженные способ-
ности рассказчика анекдотов на "вечную тему", щедрость, удивительную спосбоность всег-
да быть "под рукой" и довольно серые знания в области проектирования. Мало-помалу
вокруг нового инженера образовался кружок, в который входили: Фима Гримберг из элек-
троотдела, Семен Меерчук из сантехнического, Лев Борисович и Зяма Юкельсон - коллеги
по архитектурной мастерской, и всегда незаменимая Раечка Фельдблюм.
Хорошо отлаженный за семьдесят лет советской действительности механизм, четко
определял дозволенные радости.