Дневники потерянной души - Глава 5 - Жара

калитке. Я провожал ее с открытым ртом.

— Да что с тобой творится? — снова не выдержал он. — Ты что, влюбился?

Я ошарашенно посмотрел на него.

— Я… А где Лонан, хозяин?

— Кто? — сперва не понял он. — Ах, да, Лонан. Кажется, ее хозяин из Зарака вернулся, уехали они. А тебе она что, нужна?

— Мне?! А разве вы… вы…

Он выжидающе смотрел на меня.

— …А разве вы жениться на ней не собираетесь? — наконец выдавил я, опуская глаза.

— Жениться? Нет уж, я еще погулять хочу, — просто и однозначно ответил он и скрылся в доме, крича мне оттуда:

— Где корзина, Бан?


С утра прошел теплый летний дождик, и вчера еще пустая опушка теперь пестрела крупными грибами, словно приглашающими их собрать. Я ходил босиком по сырой траве, вдыхая аромат свежевымытого леса, и узелок безнадежности в моем сердце постепенно рассасывался. Маура улыбался мне, почему-то качая головой, словно узнал что-то новое и забавное, во что ему трудно было поверить. Он аккуратно срезал грибы небольшим ножом, и его руки покрывались темной мокрой землей и еще не успевшими испариться капельками дождя с грибных шляпок, а я складывал наш урожай в большое плетеное лукошко, и по мере того, как оно заполнялось, мое сердце наливалось тихой радостью и покоем.

Этот огромный лес, и едва ощутимый свежий ветерок на щеках, и запах лета, и человек передо мной, сидящий на корточках и критически разглядывающий очередной гриб… Хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и вдыхать полной грудью, и кружиться в танце… Я, как никогда, чувствовал себя частью природы — всего этого простого, светлого, настоящего.

* * *

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? — услышали мы возгласы со двора, за которыми последовали громкие удары в дверь нашей пустовавшей каморки.

Я осторожно выглянул из окна дома, отводя скрипнувшие створки. Около пристройки стояли две полноватые девицы, а рядом с ними бесновался мужик с красным лицом. Оглянувшись и увидев меня, молодые женщины радостно охнули и заторопились, а их спутник едва поспевал за ними.

Маура гостеприимно распахнул дверь, и вся компания ворвалась в переднюю.

— Бан! Это ты? Какой большой уже!

— Гатан! Сида! — узнал я своих старших сестер, так изменившихся за это время. Последний раз я видел их лет пять назад. Их прежде юные лица погрубели и еще больше покрылись загаром от работы на жарком солнце, а в их грузных движениях уже не чувствовалось девичьей легкости. И все же это были они, и я был очень рад их приезду. Мы по очереди тепло обнялись и расцеловались.

Единственный, кто не улыбался, был сопровождавший их мужчина, который теперь брезгливо осматривался по сторонам, зачем-то сжимая в руке грязный моток веревки.

— Садитесь, — пригласил всех Маура. — Отдохните с дороги, сейчас будет угощение. Можете положить свои… э-э-э… вещи на скамью, почтенный, — добавил он в адрес мужчины, покосившись на его веревку.

Тот бросил все в угол и уселся за стол, так и не представившись. Но по его грозному виду и так было ясно, что это владелец моих сестер.

— Где хозяин дома? — осведомился он у Маура, отдуваясь от жары.

— Перед вами.

— Как ты смеешь, раб? Я что, не вижу, что ты вместе с этим лоботрясом тут прислуживаешь? Быстро зови хозяина!


Маура сдержал вздох.

— Почтенный, я и есть хозяин этого дома, и еще немного — мое терпение лопнет и вы перестанете быть моим гостем. 

Он поднял голову от тарелок, которые мы расставляли по столу, и взглянул на сидевшего в упор.

— Я… я…

— Вы?..

— Меня зовут Атали́н, я из рода Расу́та… Я девок привез с их родичами свидеться, уж очень просили… С весны умоляли прямо, плакали, да и давно скучали. Вот, приехали мы…

Я поразился тому, как резко изменился его тон. Куда только делись надменные, угрюмые нотки? Этот человек боялся, причем настолько, что пальцы его дрожали и он нервно вытирал темные усы и бороду.

— Мы рады всех вас видеть, Аталин, — мой хозяин улыбнулся ему и потупившимся женщинам.

— Где отец, Баназир? — наконец решилась спросить Гатан.

— На рыбалке, он к ужину будет, — поспешил успокоить я их.


Сестры гостили у нас четвертые сутки, и мы весело проводили дни за непринужденной болтовней, совместными походами на рынок и прогулками по лесу, пользуясь тем, что жестокий Аталин временно отлучился ради попоек и обмена товаром с местными мужиками и оставался ночевать в кабаке, предоставив девушкам относительную свободу.

Мы запекли в очаге выловленного отцом крупного леща, затем из ягод красной смородины сестры долго варили в котелке напиток, добавляя туда ароматные пряности. На столе дымились свежеиспеченные лепешки с тмином, которые мы обмакивали в плошки с горячим топленым маслом. После многочисленных уговоров Маура вновь настоял на том, чтобы за обедом мой отец сидел во главе стола.

— Завтра можем с утра все вместе на опушку выбраться, пока не слишком припекает, — с улыбкой предложил Маура, наливая гостьям дымящийся компот в деревянные стаканы. — Ежевика разрослась, хоть ведрами собирай.

— Ага, хорошо бы, — вздохнула Гатан. — Только хозяин, наверное, спозаранку уже обратно отправляться прикажет — вчера с полными мешками вернулся, обмолвился, что почти все дела закончил.

— Вот же досада, — огорчился Маура. — Но вы еще приезжайте, как сможете.

— Постараемся, — живо откликнулась Гатан, широко улыбаясь полными чувственными губами. — Может, к следующему лету поедет наш клещ снова сюда торговать, навар здесь богатый, как думаешь, Сид?

— Может, — подтвердила более стеснительная сестра, хихикая и лукаво поднимая глаза от своего стакана. — Спасибо, господин Лабинги, за такой щедрый прием.

— Спасибо, — тоже молвила Гатан. — Эх, только одна ноченька осталась… — между делом мечтательно протянула она, с наслаждением жуя лепешку.

В наступившей паузе Сида вдруг вспыхнула, резко выскочила из-за стола и выбежала за дверь. Маура тут же бросился за ней, Гатан неловко поднялась со стула. Мы с отцом недоуменно переглянулись, и вслед за старшей сестрой встали у порога, наблюдая за сценой во дворе.

Перехватив Сиду на полпути к калитке, Маура развернул ее лицом к себе.

— Прости меня, — искренне попросил мой хозяин. — Я не имел права так поступать.

Она не шевельнулась, глядя в землю.

— Ни один прекрасный цветок не заслуживает, чтобы его так грубо и беспечно срывали, — продолжил он.

Словно желая наглядно продемонстрировать, он быстро сорвал несколько солнечных цветков козульника, растущих у забора, и, внезапно опустившись на колени, снизу вверх протянул их безмолвно стоявшей девушке.

Мой хозяин стоял на коленях перед моей сестрой. Перед рабыней. Перед женщиной.

Мы оторопели; а больше всех оторопела, конечно, Сида. Снова покраснев до кончиков ушей, она разом очнулась от ступора и кинулась поднимать его с колен, отряхивая его штанины от пыли.

— Не надо… — смущенно бормотала она. — Не надо…

Обе сестры, без сомнения, к тому времени уже давно познали мужские ласки, но тогда как для спокойной и невозмутимой Гатан они были не более чем плотскими утехами, Сида, от природы чувствительная, как и я, не могла так просто к этому относиться. Наконец разобравшись в произошедшем, я понимал ее обиду и ярость от того, что ее использовали после старшей сестры, как очередную игрушку для удовольствий, даже при ее собственном желании и согласии на эти действа.


На другое утро, едва рассвело, мы уже стояли во дворе, прощаясь. Мы с отцом долго обнимались и целовались с сестрами, печалясь оттого, что в следующий раз увидимся еще не скоро.

— Ну, что застряли там, коровы? — окрикнул их Аталин с тропинки. — Нам до ночи успеть надо!

Гатан торопливо чмокнула моего хозяина в щеку, Сида позволила ему взять себя за руку, и он сам чуть наклонился и поцеловал ее почти в губы. Затем обе помчались к повозке.

Их владелец хлестнул тощую измученную лошадь, и повозка шумно тронулась с места.

Я задержался посреди двора, и у меня было очень мерзко на душе. Накатывала волна непонятного гнева, смешанного с тоской, и я боялся признаться себе, что испытываю эти чувства по отношению к хозяину.

— Ранугад, я виноват перед вами, — прямо сказал Маура. — Чем я могу искупить свою вину?

— Но вы же ни в чем не виноваты, господин! — чистосердечно возразил мой отец. — Вы в своем праве. А если детки будут, то и хорошо!

Маура тяжело вздохнул, поворачиваясь ко мне с растерянным выражением.

— Бан… И ты меня тоже прости. Я не хотел. Не совладал с собой. На меня в это лето что-то такое нашло… Будто каждая частичка меня горит, изнутри и снаружи. Но это не сжигающий огонь, а такой, которым хочется поделиться. Со всеми. Даже не знаю, как объяснить.

Я поразился, что он вообще пытается мне что-то объяснить или как будто оправдаться за свои похождения. Хотя отчасти это грело мне сердце — осознание того, что моя реакция ему не совсем безразлична.