сатана — не позволит он этого.
— Пустое! Не нам чинить разбирательство, для этого есть палач и дыба. Наше дело исполнять царёву волю. Взять её под стражу и караулить до утра — голову сниму, коль кто прельститься блудливой стервой!
И чернобородый десятник растянулся возле печи на скамье. Напоследок, перед тем как заснуть, пробурчал:
— Ранней зорькою в дорогу! Да, холопа этого в подклеть посадить, дабы не ввести молодца в зазор, кабы чего не вытворил. Знаем мы ихнее племя, насмотрелись на своём веку. Горячая кровь в голову бьёт, готовы на рожон лезть. Эх, молодо-зелено…
Ратники вповалку расположились на полу.
Под столом лежал Петрушка, всё видел, всё слышал, но ночь черна, хмарой* тёмной, словно дёгтем, всё небо замарано, не пробиться свету лунному сквозь заставы мглистые. Некому вдохнуть силы телесные в тряпки цветные, нитями сшитые.
Ушла ночь, и в предрассветных сумерках увела отряд служивых людей. Расцвела вослед зорька, опалила светом огненным облака сизые. Слезой девичьей окропились снега серые. Не мороз прошибает на слезу, то печаль по милому, суженому, скатным жемчугом по щекам катится.
Оставшись одна, мать не сразу отворила подклеть, а выждала, пока отряд с пленницей не выйдет за околицу. Хмурной вышел Любим из заточения, на родительницу не смотрит. Постоял у порога, опершись головой о притолок, да и стал сбираться. Мать молча пособила собрать сыти в шалгунок* на дорогу, тюни тёплые протянула. Ни слова не говоря, распахнув армяк, спрятал Любим под полу саблю, старцем дарёную. Цветным кушаком подпоясался. Так молча и распрощались.
12
Приспело время нам заглянуть в слободу, где обустроился батюшка царь под влиянием своего нового советника, а мы помним, что Кукольник овладел данной должностью.
Срубили на холме хоромы великие. Царский терем в три этажа окружили гульбищем с парапетами. Ходит царь по коридорам со свитою, с балконов природой любуется. Всё смотрит вдаль за околицу, не едут ли его слуги с пленницей. Заждался государь. Дрова, что на дворе в кострище сложены для «суда божьего», на месте. Готово и его обвинительное слово из гортани вылететь. Одни мысли, как усладить своё величие местью, дикими пчёлами в голове роятся. Кипит злоба, как вода в казане, жесткой накипью оседая на сердце. Жаждет мщения государев нрав, советником подстрекаемый. Задета самая чувствительная струнка души — самолюбие.
Вознамерился маг подвести к концу своё чёрное дело, но для этого у него недостаточно ещё было силы. Дьявол желает получить взамен жертву — кровь, текущую в жилах служанки Дейдры, что досталась ей от предков своих, древних друидов, и не малую толику, как ранее, а всю до последней капельки. И всё должно завершиться ритуальным жертвоприношением — сожжением на костре тела чистого, девственного, пороками не тронутого, для этой роли Кукольник выбрал, как вы уже догадались, Заряницу. Вот и везут девицу на заклание во имя чьих-то интересов, ей не ведомых. С поклёпой шутихой завёл беседу потворник* мрачный, поделился своими мыслями и спросил совета, как в сие дело употребить служанку. Да так, чтобы она по доброй воле своей кровушкой распорядилась в его благо. Иначе не признает хозяин, сатана, приношения, и напрасны будут все труды и старания. Ужаснулась приёмная мать; всё ж сохранился в сердце малый огонёк человеческого тепла, чуть тлевший долгие годы, но виду не показала, убоялась гнева злобного. Убоялась и смолчала, сказалось многолетнее раболепие.
— Нелёгкая задача уговорить человека отдать жизнь за чуждые ему интересы. Разве что обманом подвести к жертвенному алтарю. Но лечь под нож! Во имя чего ?! Всё надо хорошенько обдумать и немалым сроком.
— Покуда этим и займись.
И колдун отпустил старую шутиху.
Сжав тонкие губы, горбатая шутиха поднялась в каморку к Дейдре. Войдя, плотно затворила старуха за собой дверь и разразилась бранью.
Загрохотала её гортань ругательствами и проклятием, как долго сбиравшиеся грозовые тучи, накапливая силу, вдруг в одно мгновение разрождаются бурей. Старуха долго сдерживала в себе копившейся годами гнев и обиды, и сейчас не выдержала. Она по-своему привыкла к девушке: не имея своих детей, может, даже где-то глубоко в душе и полюбила Дейдру как свою дочь, хотя никто не мог бы и заподозрить таких чувств у старой карги. Она всегда была жестка и сурова в отношении черноглазой служанки.
В гневном раздражении старая карга разговаривая сама с собой не заметила, как раскрыла все тайны своего хозяина. Угрожала ему, потрясая над головой своими корявыми руками, знанием средства аки* погубить его тело и душу; даже не подозревая, что девушка, сидящая в углу, всё слышит и понимает. Для неё служанка была нема будто рыба.
Таким образом, черноглазая Дейдра проникла в тайну дьявольского пособника. Появилась надежда возвернуть своему возлюбленному прежний облик. Но не всё так просто — это на бумаге гладко прописано, а идти-то по оврагам… Она даже не знает, где находятся Любим с Заряницей. А что они вместе, в том нет сомнений. Сейчас вот сидит, пряжу прядёт, а сама глаголы ловит, что слетают с языка старухи — да интереса не выказывает.
Насилу угомонилась старая. Успокоилась; мыслит про себя, как злодеянию воспрепятствовать — сохранить жизнь девушке. И порешила прогнать её от себя, уговорить бежать сиротинушку. Но что за шум со двора слышится? Заржали кони, собаки залаяли, крики, суета поднялась по дому. Дверь распахнулась. На пороге хозяйский холоп.
— Хозяин к вам послал, велит вниз спускаться.
Не усидела и Дейдра, вослед за старухой выбежала на улицу.
Прибыл отряд царских дружинников, сопровождающих крестьянские розвальни. Зарывшись в соломе, укутанная овчиной, сидела в санях молодая женщина. Десятник, отдав приказания, отправился с докладом. Остальные, поручив коней прислуге, поспешили скрыться в трактире. Женщину подняли с саней и в сопровождении боевых холопов отвели в приказную избу для дознания. Дейдра сразу признала в несчастной Заряницу. Хотела было броситься к ней, но государевы слуги не допустили.
Ввечеру возвращалась черноглазая служанка из балагана к себе, как вдруг кто-то, ухватив её за рукав, затащил в щель между сараями. Она было закричала, но сильная рука зажала рот.
— Молчи и слушай… — вторглись в уши приглушенные слова.
Она не пыталась более сопротивляться.
— Узнаёшь? — ей сунули в руки тряпичный свёрток. Несмотря на густеющие сумерки, она узнала горбоносую куклу и от неожиданности чуть не вскликнула, но, вовремя спохватившись, в радостном порыве прижала игрушку к груди.
— Можешь оставить у себя. — Незнакомец отпустил девушку и продолжал шёпотом. — Имя моё Любим, я брат обращённого в куклу твоего возлюбленного. Вижу, как он тебе дорог, оттого и пришёл просить твоей помощи. Знаю, что с твоих уст спадают чары в час ночной, об этом мне поведала Заряница, посему помоги мне пробраться к тебе в горницу для разговора. Нам надо спешить, ибо и жизнь Заряницы находится под угрозой.
Дейдра кивала головой и чувствовала: чем крепче прижимала Петрушку к себе, тем сильнее рдели её щеки.
Никто не заметил, как молодой парень проник к девице в горницу, хотя ночка выдалась на славу светлой и ясной: красавец месяц щеголял во всей красе и, демонстрируя свою щедрость, рассыпал по сторонам серебро — облака, лунным светом обласканные, светились парчовыми узорами. А в знакомой нам горенке при тусклом свете лучины двое молодых людей с нетерпением вглядывались в перчаточную куклу, ожидая превращения.
Сердца, освящённые любовью, жившие в долгой разлуке одной только надеждой, уставшие от несбыточных грёз о случайном свидании, зажглись радостным восторгом от долгожданной встречи. Но короток миг счастливых объятий. Вот уже растаяла минута тайного свидания. Растаяла словно облако, оставив в сердце лишь воспоминания. Ни словом не обмолвились: сладость поцелуя склеила их уста.
Любим молча сидел на краю лавки, боясь неловким движением нарушить заветный миг. Глядя на них, ему грезилась Заряница, и беспокойство мерзкой козюлькой* вползало в сердце.
Очнулся молодец от волнительных грёз, лишь только заслышал пение:
Ты, змейка-скоропейка, змея лютая,*
Из норы ты, змея, ползёшь-озираешься,
По песку ползёшь — извиваешься,
По траве ты ползёшь — всю траву сушишь!
Иссушила ты в поле всю травушку,
Да всю травушку, всю муравушку,
Все цветочки, все лазоревые!...
Дейдра, опустившись на донце прялки и взявши в руку веретено, обрела речь. Долга ночь до рассвета, но хватит ли времени, выслушав друг друга, принять верное решение? А девушка поведала страшные вести, от которых у молодца волосы шевелились на голове и кровь, отхлынув от сердца, стыла в жилах.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
* трава Тирлич собирается под Иванов день на Лысой горе, близь Днепра — из народных поверий. «Русское народное чернокнижье» Сахаров И.П.
* Кочедыжник или папоротник срывается под Иванов день с особенными обрядами и заговорами. Цвет К. имеет силу владеть нечистыми духами, повелевать землёй… «Русское народное чернокнижье» Сахаров И.П.
* месяц Листопад, Свадебник — месяц Октябрь
* месяц Грудень — Ноябрь
* месяц Студень — Декабрь
* месяц Просинец, Стужень — январь
* месяц Сечень, Снежень, Лютень — февраль
* месяц Протальник, Березозол, Сухий — март
* хмара — туча
* матица — потолочная балка
*…в Божественном Добре сыскав источник Зла… — Джон Мильтон. «Потерянный Рай»
* многолетствие — старость
* Макошь — Богиня в славянской мифологии. Богиня судьбы, изобилия и плодородия. Единственное женское божество во владимирском пантеоне богов.
* « Охти мне, молоды, горевати!…* — Плачь Ксении Годуновой. Исторические песни. 1956 год.
*изведчик — доносчик, кляузник, фискал
* ино — только
* шалгун, шалгунок — котомка, сумка в дорогу для продовольствия
* лиходельница — публичная женщина
* Ты, змейка-скоропейка, змея лютая,… — «Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки» собранные Н.А. Иваницким в Вологодской губернии. Вологодское издательство 1960 год.
* козюлька — козюля – гадюка
* братчина — пир в складчину
* порты — одежда
* вечОр — запад
