Давным-давно, когда жили только в деревнях, а городов и в
помине не было, семьи были большими и возглавляли их большаки.
Главы семей. Огромных. Все права имели, на всех. Родных, близких,
близких родных. Судьбу любого в семье решить могли. Но за все
и отвечали. Головой.
Прошло то время. Сейчас в приличной стране детей с восемнадцати
лет едва ли не силой выпихивают в самостоятельную жизнь. Каждый
за себя отвечает. За свои права.
Но есть государства верные традициям большой семьи. Здесь
большаки становятся властителями. Они могут все, но большая власть
быстро лишает свободы. Жизнь превращается в колею, с которой не
свернуть.
Сегодня один из них вызвал старшего глашатая. Опять перестарался.
Сообщил об интервью для информаторов, где говорил о скромности
и доброте властителя.
Тот проверил. Не было никакого интервью. Сам придумал.
Отличиться решил. Рвение проявить. В последнее время, многие
проявляли. Чтобы приобрести и не лишиться. Этот, просто, боялся,
что выгонят.
Зря. Большаку нравились его фантазии. Кому от этого плохо?
Хоть что-то делает для имиджа. Что с ним будет, когда настанет
все?
У большака в сейфе ствол с загнанным патроном. Маленький.
Наградной. Еще с давней службы. Есть еще у кого-то.
У этого нет. Совершенно мирный. С подвешенным языком,
которому стали изменять мозги.
Прибыл. Мнется, чует вину. Что ему сказать? Люди нынче нежные
стали. Недавно покритиковал серьезного человека. Спокойно, без
надрыва. А того потом в закрытом гробу хоронили. Воспользовался
наградным. По назначению.
Что стоишь, - говорит. - Присаживайся.
Сел. В глаза не смотрит. Сказать что-то пытается, но только
воздух ртом ловит.
Молчи, - прерывает Большак. - Посидим.
Долго сидели.
Один умелец, из боевых, - с горечью произнес хозяин. -
Учил детей в саду плохих людей палками бить. Уволить пришлось.
Так что, тупи дальше. Не прогоню. Только помни, без меня - порвут.
Понял?
Тот судорожно кивнул.
Не хотелось отпускать, а пришлось. Не век же вдвоем в кабинете
сидеть. А теперь один. Один.
