Дарник и Княжна ЧАСТЬ 3 (1)

Кровь отдал приказ о рваной стрельбе: после каждых пяти выстрелов небольшой перерыв. Сильный обстрел не дает противнику собраться с мыслями, а рваный заставляет задуматься о выходе из бедственного положения. И то сказать, против трехтысячного объединенного войска ромеев, в лагере находилось не более двух тысяч арабов, да и те понесли уже ощутимые потери.
– Видишь, там нет «колючек», – довольный своим открытием указывал старший комит. – Сейчас построимся фалангой и вытесним их на собственные ловушки.
– Ты, наверно, плохо изучал «Стратегикон» Маврикия, – отвечал ему Дарник. – Там сказано: не надо загонять противника в закрытую западню, тогда он сражается как лев. Всегда надо дать ему возможность убежать.
– Так ему некуда отсюда убегать.
– Верно. Значит, им остается только один выбор: медленно погибнуть или сдаться.
Комит замер в нерешительности – ссылка на «Стратегикон» сильно смутила его.
– Мы немного спустимся, там из луков ближе стрелять, – попросил разрешения не у комита, а на словенском языке у князя сербский воевода.
– Давай. Только совсем близко не подходи.
– Можно я этих погоняю? – попросил Корней, указывая на засевших вверху арабских лучников. – Только мне вторую ватагу дай.
– Ну погоняй, – ответил князь, сделав знак полусотскому спешенной ватаги жураньцев помочь бойкому вожаку.
Довольный Корней во главе двух ватаг устремился вверх по склону горы.
Вслед за сербами Дарник позволил на полстрелища спуститься и своим лучникам, которые сберегая стрелы, вооружились пращами, благо «снарядов» имелось вдоволь прямо под ногами. Неожиданно с дальней западной стороны лагеря извилистой змейкой потянулась узкая колонна воинов – видимо, там был проход среди «колючек».
– Две сотни лучников туда, – скомандовал Рыбья Кровь сербам, и те с готовностью ринулись на перехват противника.
Чуть погодя, Дарник отдал приказ своим и сербским лучникам прекратить стрельбу. Глядя на них, остановили свою стрельбу и лучники ромеев с италиками.
– Пусть поберегут стрелы, – объяснил комиту князь. Тот согласно кивнул.
Установилось напряженное затишье. Стрелять продолжали лишь пращники и камнеметчики – им камней было не жалко.
Как только сербы загнали арабов обратно в лагерь, оттуда вышли переговорщики. Комит послал им навстречу архонта с толмачом.
– Хотят, чтобы их выпустили с оружием из лагеря, все остальное они готовы оставить на месте, – доложил вернувшийся архонт комиту.
Тот настороженно покосился в сторону князя, но Дарник молчал, с любопытством ожидая, что старший командир будет делать дальше.
– Нет, полная сдача в плен с сохранением жизни всех пленных и возможность их дальнейшего выкупа, – поставил свое условие комит.
Архонт пошел передавать эти условия переговорщикам.
– Если получится, то здорово, – уважительно одобрил Рыбья Кровь.
Комит даже горделиво приосанился от его похвалы.
Два часа спустя условия пленения были окончательно выработаны: в рабов арабов не превращать, наказаниям без причины не подвергать, молиться не мешать, сотским и шейхам разрешить носить свои кинжалы. Затем началась сама сдача в плен. Магометане цепочкой потянулись из лагеря и возле взгорка, бросив на землю свои булавы, топоры и мечи, сворачивали в сторону, где ромеи по четверо привязывали их за руку к древку копья. Привязывать быстро не получалось и у выхода из лагеря образовалась целая толпа пленных. Вдруг прозвучала резкая арабская команда, и вся эта вооруженная масса бросилась мимо ромеев прочь в недалекое мелколесье. Союзники, что, сидя на земле, отдыхали от ратных трудов, торопливо вскочили на ноги. Но преследования не получилось.
Дарник первым рассмеялся и засвистел, заложив в рот два пальца. Арсы подхватили его свист. И вот уже хохочут, улюлюкают и свистят все липовцы и сербы, а ромеи с италиками лишь преграждают бегство тем арабам, кто не успел еще выйти из лагеря.
– Чему ты смеешься? – спросил, оборачиваясь к князю, комит. – Сейчас бы одним ударом покончили бы со всеми этими разбойниками.
– Нарушив договор с тобой, они и тебя освободили от данных обещаний. Разве нет? – резонно отвечал Рыбья Кровь. – Теперь кинжалы их шейхам можно не оставлять. Мне говорили, что всего на остров высадилось пять тысяч арабов. Какая разница ловить их две или три тысячи? Все равно переловим.
Еще вчера комит высмеял бы чью-либо подобную самоуверенность, но после всего увиденного сегодня готов был поверить, что и такое возможно для этого незаурядного словенского архонта.
Всего удалось переловить и связать больше восьми сотен арабов. Ромеи и италики первыми вошли во вражеский лагерь. Мало проявив себя в сражении, они наверстывали упущенное, беспощадно добивая оставшихся в палатках раненых.
В захваченном лагере нашлось немало красивых вещей из серебра, меди, дорогих материй – арабы и воевать желали в приятном комфорте. Три десятка чудных арабских скакунов также стали добычей союзников. Между тем, камни из дальних больших пращниц и редкие огненные горшки продолжали осыпать лагерь. Князь выслал знаменосца и трубача к северной стороне матерчатой ограды, чтобы на ромейском валу их увидели и остановили стрельбу. Здесь обнаружили новый повод для смеха: выпущенное из-за ромейского вала стадо ослов и быков вольно прогуливалось вдоль вала и никак не хотело приближаться к арабскому лагерю.
Дарникские «давилки» не потребовались – все пробездельничавшие за валом воины теперь сами вышли на поле и, не торопясь, собирали «колючки». Глядя себе под ноги, только очень неловкий увалень мог наступить на них в редких пучках выгоревшей травы.
Корней добился своего: прогнал с высоты лучников и даже привел к князю двух захваченных пленных.
– Тебя проще наградить медной фалерой, чем не награждать, – под смех вожаков отметил его Рыбья Кровь.
В Сифесе дромонское войско встречали как истинных триумфаторов. Всего за победу было заплачено полсотней убитых и столько же ранеными, причем, на «колючках» поранили себе ноги лишь человек пятнадцать. Противник же потерял, считая с пленными, в десять раз больше.
Позже за праздничным архонтским столом, старший комит не упустил случая язвительно во всеуслышанье объявить, что липовский князь берется быстро очистить весь остров от чужеземных разбойников.
– Хорошее дело, – одобрительно посмотрел на Дарника мирарх. – Расскажешь мне об этом завтра утром.
Рыбья Кровь корил себя за опрометчивые слова и удивлялся выступлению комита – ни один бы словенский воевода не стал бы так выставлять своего соратника. Действительно, как отыскать и победить на огромном гористом острове, где его собственные жители не знали, что творится в десятке верст от них, две-три тысячи умело скрывающихся вооруженных людей? Но задание своей собственной голове уже было дано, и Дарник ничуть не сомневался, что решение через два-три часа, в крайнем случае, к утру будет найдено, и ел и пил нисколько не отягощая себя тяжелыми думами. Калистос в очередной раз приятно поразил его. Возвращаясь в Сифес со славной победой, князь опасался, что Золотое Руно непременно постарается его заслуги как-то приуменьшить, но нет, ромейский военачальник снова и снова без всяких ревнивых оттенков говорил о том, как им всем повезло с таким замечательным танаиским предводителем.
Позже, уже по дороге в стан, Дарник не утерпел и спросил у отца Паисия:
– Для наших князей всегда нож острый, если их воевода слишком хорошо себя покажет. А ваш мирарх совсем не такой.
– Я сам удивляюсь, глядя на него, – признался священник. – Он в самом деле или вовсе лишен тщеславия, или его тщеславие настолько велико, что не позволяет ему равняться с кем-либо.
Рыбья Кровь невольно перевел это определение на себя. Все сходилось: ему тоже завышенное честолюбие не позволяло кому-либо завидовать, а единственное, в чем он уступал Калистосу, так в том, что не столь речисто умел хвалить своих воевод за их боевые заслуги.
Как и следовало ожидать, на утро его княжеская голова решила заданную накануне сложную задачу. Дарник еще раз все прикинул, съел гроздь винограда и поспешил к мирарху.
– Все говорят, что арабы быстры и неуловимы, малыми отрядами могут действовать во всех направлениях. Значит, надо лишить их этой подвижности.
– С этим никто не спорит. Скажи только как? – Золотое Руно был само радушие и благосклонность.
Дарник рассказал, как отрубленные три пальца у степных воительниц лишили кутигурское войско четверти его силы.
– Предлагаешь, рубить пальцы пленным? – догадался Калистос.
– Не пальцы, а сделать их всех хромыми. Удар обухом по одной щиколотке и все.
– Восемьсот сломаных ног – это что-то! – усмехнулся мирарх. – Меня так и назовут Калистос Сломаная Нога. Хочешь, чтобы меня за это отлучили от церкви?
– Ну да, кастрировать и ослеплять это вам можно, а ноги ломать нет. Если вы, ромеи, такие нежные, то я отведу пленных за гору и все сделаю сам.
– Неужели ты думаешь, что они приставят по одному одноногому в каждый малый отряд и специально для тебя будут медленно с ним передвигаться? Спокойно упрячут всех калек в одно место и будут им только посылать еду. А на нашу жестокость ответят своей.
Дарник был пристыжен, его блестящая идея разваливалась на глазах.
– Мы можем сделать иначе. Все пленные, я узнал, принадлежат к двум соперничащим племенам: кахтанидам и аднаитам. Кахтанидов мы искалечим, а аднаитов отпустим целыми, взяв с них клятву больше здесь не воевать. Вряд ли всему арабскому войску после этого удастся сохранить свое единство.
Золотое Руно призадумался:
– Не знаю. Может быть. Надо с архонтами посоветоваться… А как ты собирался этих одноногих пленных вместе с двуногими отлавливать?
– Мне нужны три тысячи воинов.
– Тысячу сербов ты получишь, но италики под тебя не пойдут. Они и нас, ромеев, своими зарвавшимися потомками считают, а словене для них все равно, что обезьяны.
– Я знаю, – невозмутимо сказал князь. – Тогда дай мне тысячу гребцов.
– Гребцы не воины. И по горам в доспехах лазить не станут. Да и нет у них доспехов.
– Они нужны мне в качестве носильщиков.
– Вот как! Ну что ж, это можно попробовать. Ну, а все-таки как будешь действовать, ты уже знаешь?
– Разумеется, – просто ответил Дарник.
Мирарх внимательно, словно оценивая новую для себя породу людей, посмотрел на него.