Загадка мемориальной доски

Краснодар. Зима 2021 года

— Дед, не притворяйся, что спишь. Знаю, ты меня слышишь.
Неугомонное десятилетнее создание по имени Тимофей и по должности — внук, бесцеремонно лишило меня укрытия. То бишь, скрывающей моё лицо газеты «Кубанские вечера».

— Читать надо сидя, а не лёжа. Глаза испортишь. И, вообще, пора уже переходить на электронный вариант, — Тимоха протянул мне планшет. — Тут и газеты, и фотографии, и всё, что хочешь. Кстати, почему фотку этого дома с непонятной мемориальной доской на фасаде ты пометил флажком, как важную?
— Потому, что она установлена на доме, построенном через двадцать один год после смерти Тропинина, — сонно ответил я, осознавая, что с любимой мною дневной дремотой на сегодня покончено.
Тимоха с минуту чесал затылок, а потом выпалил:
— И чего? И кто такой Тропинин? Строитель домов, что ли?
— Крепостной, — буркнул я, пытаясь окончательно переместится из царства Морфея* в непривычный для Краснодара снежный и морозный полдень.
— Дед, совсем запутал. Где это видано, чтобы крепостным мемориальные таблички устанавливали? Тогда бы у нас на каждой хате по доске прибито было.
— Академикам положено, — протирая очки, всё ещё сонно отвечаю я.

***
Поднявшись и, заставив тело смириться с судьбой и сделать несколько физкультурных упражнений, я ждал очередного шквала вопросов от неугомонного потомка. Но их не последовало.

Внук сорвался с места и исчез. Было слышно, как в соседней комнате, он сопит и переставляя стул пытается достать книгу с верхней полки нашей ГДРовской стенки.

— Его работа? — Тимоха протягивает раскрытый толстенный фолиант с репродукцией портрета Пушкина.
— Да. Он за свою жизнь написал их около трёх тысяч, сохранив для потомков лица московской знати, купцов и интеллигентов. Считался лучшим портретистом страны.
— Крепостной? — руки Тимофея опять потянулись к давно не стриженной шевелюре (коронавирус, будь он неладен, — парикмахерские, на радость внука, закрыты).
— Дед, я же твой родственник? Близкий?
— Допустим? А это к чему?
— Значит, ты, как и я, шоколад любишь. Тайно, конечно, чтобы бабушка не заругала.
— Тимофей, не чеши правой рукой левое ухо. О художнике говорим. Любил ли он шоколад, не знаю. Судя по автопортрету, употреблял.
— Тогда заключаем the agreement или по-русски — соглашение. Я тебе пол шоколадки из новогоднего подарка, а ты рассказываешь, что знаешь, про этого Тропинина. Идёт?


19 марта 1776 года. Село Карпово Новгородской губернии.


— То, что ребёночек мужеского пола народился, это прекрсно, — Андрей Иванович Тропинин нежно погладил супругу. — Барин наш Карпово в качестве приданого дочке отписывает военачальнику Моркову.
— Ой, — женщина встрепенулась и заплакала.
— Да не убивайся так, дурёха. Что Бог не делает, всё к лучшему. Запамятовала, что ль? Прежний хозяин, граф Миних за исправную службу мужу твому даровал вольную. По всему выходит, что новый барин старостой назначит, коль я никуда не уезжаю, а здеся остаюсь. А там гляди, ежели нареканий не будет, то и управляющим поставит. Заживём тогда! Бог даст, малышу нашему образование исхлопочим. Вольную на тебя и на него получим!


1798 год


Генерал-лейтенант Ираклий Иванович Морков, морщился рассматривая рисунки, выполненные сыном управляющего. — Копии лубков, гравюр. Фи?
— А вот ещё извольте полюбопытствовать? — Андрей Иванович протянул барину расписунки предметов обихода для вышивок нитками или бисером. — Ему бы в город, да учиться на художника.
— Толку не будет! Вот мой ответ. Но ежели образование желаешь сыну дать, из уважения к тебе оплачу. Пусть едет в Петербург и учится.... На кондитера. В имении такой мастер завсегда сгодится. Отпишу письмецо графу Завадскому, чтобы приютил. Чай, отрок много места не займёт.


***


Юноша нерегулярно, но всё же брал уроки у художника обучающего сына Завадского.

Однажды рисунки молодого Василия Тропинина попались на глаза двоюродному брату Моркова. И тот, не мешкая, начал хлопотать за юное дарование.

***
Судьба крепостного кондитера изменилась. Начал он посещать уроки в столичной Академии художеств. Правда, как вольнослушателем. Рисунки его были признаны успешными. А по сему отныне разрешили ему посещать занятия до самого окончания курсов.


Кабинет генерала Моркова


— Опять с ходатайством за сына, — Ираклий Иванович топнул ногой. — Андрей Иванович я тебя уважаю, как управляющего, но это не основание давать вольную отпрыску! Пусть возвращается сюда. Так уж и быть, позволю ему служить домашним живописцем. Согласись, это занятие много лучше, чем землепашество.
— Но ведь сам профессор Московского университета отмечает способности и просит...
— Сказал — нет! Значит — нет! Иных дел у тебя, что ли, не имеется? Ступай отсель. Пока не рассерчал окончательно!


Подолье, имение Кукавка


По возвращении Василию Андреевичу поручили исполнять обязанности повара-кондитера и личного лакея графа одновременно. Художник пал духом. Молодому человеку претило и одно, и другое занятие. А по сему с радостью принял известие о назначении его руководителем работ по восстановлению старой церкви в далёкой Малороссии. Отныне он мог по собственному усмотрению распоряжаться временем.

***
Художник женился. Венчание проходило в реконструированной церкви. Супруга, Аннушка — из местных, вольная селянка. Однако по законам Российской Империи, выйдя замуж за крепостного, получала статус мужа и становилась, как и он, — крепостной! Морков с большим удовольствием, внёс новоиспечённую холопку в ревизские сказки***.

***
Работы Тропинина пользовались всё большей популярностью. Узнав об этом, барин никаких козней не строил. Наоборот, ему льстило, что холоп стал известной личностью.


1807 год. Москва


Чета Тропининых вслед за хозяином и его семейством перебралась во вторую столицу. Заказов на портреты становилось больше, но статус художника оставался прежним.

***
В этот день генерал давал обед в честь именитого француза, посетившего Москву.
Василия Андреевича бесцеремонно оторвали от работы — написания семейного портрета. Велели лично прислуживать именитому гостю.

За ужином вместо умиления увиденным, француз неожиданно рассыпался в комплиментах к лакею. К немалому удивлению хозяев, поднялся и предложил слуге стул.

***
После этого случая друг семьи генерала, опять завёл разговор о вольной для художника.

— Право слово, перед просвещённой Европой неудобно. Известный человек и всё ещё крепостной.
— И не проси. Возможно, в будущем. Но не сейчас. А чтобы французы головой не качали, я Тропинина сей же час освобождаю от обязанностей прислуживания за столом. Пусть сидит в каморке. Малюет портреты. Знатным людям, да и нам с тобой, на радость.


1812 год. Село Шальвиевка, усадьба Моркова в четырех верстах от Кукавки


Граф с трудом разомкнул веки.

— Эй, кто там брякает, ни свет не заря? Вот велю выпороть, на конюшне! — хотел граф ещё крикнуть в распахнутое окно, но осёкся, ибо тишину украинского утра нарушали заливавшиеся колокольчики фельдъегерской службы.
— Не извольте серчать барин, — донеслось со двора. — Аж с Петербурга без продыху скачем. Письмо государево велено доставить. Сургучной печатью самого Александра Первого скреплено! Извольте получить и расписаться туточки.

***
«Приказ», — прогнав окончательно сон, прочитал генерал.

«Согласно выбора Дворянского собрания назначаю Моркова Ираклия Ивановича начальником московского ополчения... Надлежит незамедлительно прибыть к месту несения службы!»

***
— Василий, — барин смотрел на крепостного, как на солдата — рекрута****, которому предстоит отправляться на вражеский редут и умереть героем. — Император изволил назначить твоего господина руководить Московским ополчением. Отбываю немедля. На тебя же оставляю всё! — Морков развёл руки в стороны. — Более такое поручить мне не кому. Доверяю всецело. А по сему без промедлений изволь годами нажитое погрузить в обозы и следовать прямиком в белокаменную. Доставь пожитки в целости туда, куда укажу при нашей новой встрече. Да убережёт путь долгий от лихих людей и тем паче от встречи с врагом.

В глазах хозяина блеснули предательские слезинки, и он не попрощавшись покинул кабинет.


1813 год


В древней столице жизнь восстанавливалась. Возвращались беженцы. За ними из дальних стран потянулись и ополченцы. Отстроили после пожара барский дом. Граф призвал сюда семейство Тропининых. Художник с соизволения хозяина вновь занялся живописью. В барском доме у него даже появилась мастерская. В ней он писал портреты хозяев, родственников семьи и дворян. Последние, следуя модному веянию, создавали в отстроенных заново домах галереи. Дабы побыстрее забыть о полотнах, исчезнувших в московском пожаре. За именитыми людьми в мастерскую потянулись и купцы. Заказы сыпались, как из рога изобилия. Приезжали из ближних и дальних городов.

Столица Российской Империи. Мастерская Карла Брюллова.

У двери настойчиво зазвенел колокольчик. Знаменитый художник с явной неохотой отложил палитру и кисти. Кинул взгляд на прерванную работу. Посмотрел на часы, затем в тетрадь с текущими записями. На это время никому на предмет позирования назначено не было.

Брюллов бросил стоящему поодаль ученику:
— Ступай, отопри. И поинтересуйся сразу же. Ежели из Москвы, и изволят портрет закатать, молви, что это не ко мне! Пущай поспешают назад. В белокаменной превосходнейший портретист проживает. Посылай, невзирая на мундиры и звания к Тропинину. К Василию Андреевичу. И вели поклон от меня передавать!

Английском клуб**


Случилось так, что граф крупно проигрался в карты. Сей же час погасить долг не смог. На помощь пришёл некто по фамилии Дмитриев.

— Любезный Ираклий Иванович, позволю себе предложить сделку. Вы тут же, не вставая из-за стола подпишите вольную придворному художнику, а я незамедлительно погашаю образовавшийся долг.

Граф категорически отказался. Отпустить гения было выше его сил. От позорного изгнания из клуба выручили друзья. Дали денег.


1823 год. Пасхальные праздники


За спиной генерала шушукались.
— Портретисту сорок семь лет! А он всё ещё крепостной, это нонсенс. Наполеона более десяти лет назад победили. Европу освободили, а у себя дома подобное терпим! Давайте ежедневно будем высказывать Моркову недовольство!

Не раз хлопотал за Тропинина коллекционер — Павел Петрович Свиньин. Морков обещал подумать. Однако раз за разом откладывал подписание вольной бумаги.
Человеческие качества и талант крепостного ценил высоко. Расставание с ним расценивал почти как смерть родственника.

Однако же, скрепя сердце, и в качестве пасхального подарка, подписал. Но только лично ему. Жена Тропинина и сын Арсений оставались в крепостной зависимости ещё долгих пять лет.

***
В сентябре за представленные в Академию живописные работы — «Портрет Скотникова», «Кружевница» и «Старик-нищий» портретисту было присвоено звание «Назначенного в академики»*****.

***


Краснодар. Зима 2021 год


В комнату вошла земной ангел-хранитель внука и самая любящая бабушка на свете.

— Мужчины, извините, что вмешиваюсь, но не могу, не показать это, — положила на стол красочный буклет.

— «Феодосийская картинная