Обвиняемый

Однажды мне довелось "поработать" проводником на железной дороге, но не в пассажирском поезде, а грузовом: с моим одногруппником Женькой мы сопровождали автомобиль Газ-51 с кузовом под брезентовым тентом, погружённом на грузовую платформу, из Москвы во Владивосток.

В столь дальней дороге, естественно, не обошлось без приключений. Отправившись с канистрой в руках в поисках воды на какой-то небольшой станции перед Канашом в Чувашии, я чуть было не отстал от поезда. Вынужденный заскочить на ходу набирающего скорость состава на одну из последних платформ, заставленных закрепленными проволочными скрутками новенькими автопогрузчиками, часа полтора потом ехал в кабине одного из них, - первая же дверь, которую потянул, оказалась незапертой.

В Канаше поезд остановился и, убедившись, что двигаться он не собирается, я побежал вдоль состава в его голову, где стояла наша платформа. Посередине состава меня остановили трое мужчин, которые спросили, кто я такой и куда так поспешаю. Всё им рассказал, не забыв об автопогрузчике, в котором временно ехал, и, как мне показалось сначала, был отпущен с миром. Забрался на свою платформу, обрадовав своим появлением Женьку, который на светлой фанерной стенке будки, куда мы заносили ручкой некоторую информацию о нашем передвижении по магистрали, уже написал такой текст: «Гешка отстал от поезда такого-то, во столько-то. Вечная ему память!», заключив его в траурную рамку. Несмотря на внешнюю суровость, иногда переходящую в угрюмость, Женька Булгаков был остроумным парнем и мог очень тонко пошутить. Ровно через десять лет после нашего с ним путешествия, летом 1983 года он, к несчастью, погиб в геологической экспедиции в Казахстане.

Мои университетские друзья звали меня Гешей. Под этим, несколько видоизменённым своим именем потом я стал известен в узких геологических кругах «от Москвы, до самых до окраин». Только через много лет, после очередного просмотра "вечного" фильма Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука», появившегося на экранах как раз тогда, когда почти все мы, прошли эволюционный путь развития: «выпускник школы – абитуриент - студент», я понял, откуда они, истоки этого прозвища. Все, наверное, помнят, что именно так Лёлик–Анатолий Папанов звал эксцентричного, постоянно попадающего в смешные истории другого героя, блестяще исполненного Андреем Мироновым. По-видимому, своим поведением напоминал этого персонажа, поэтому и моё имя было несколько трансформировано.

… Рассказал всё слово в слово и Женьке, уже четвёртому за последние пару минут слушателю моей, в общем-то, пока ещё счастливой истории, порекомендовав ему написать под траурной рамкой опровержение, что слухи о моем отставании оказались несколько преувеличены.

На этом бы всей истории и закончиться, ан нет! Минут через десять, когда я уже чем-то занимался в кузове, загремел железный борт платформы, и по её деревянному покрытию раздались тяжёлые шаги. Это к нам пожаловали непрошенные гости – те самые, останавливающие и опрашивающие меня мужики.

Самый решительный из них сразу, без предисловий, проговорил мне сквозь зубы: «Сейчас же отдавай молоток!» - стал «брать быка за рога», в общем. Пригляделся к нему, – на сумасшедшего он похож не был, смотрел на меня осмысленно, хотя и враждебно, как и другие, впрочем. Очень скоро, - в университете всё-таки обучался, - стало ясно, в чём меня обвиняют. В автопогрузчике, в котором я ехал, кем-то был вскрыт инструментальный ящик, из которого исчез молоток. Этот некто, видимо, и кабину автопогрузчика открыл, - она должна быть опломбирована, а поскольку я сам рассказал, что открывал её, то и это вменялось мне в вину. Впервые в жизни меня обвиняли в краже, да ещё со взломом.

Вначале просто онемел от такой вопиющей несправедливости, но быстро пришёл в себя и, напирая на презумпцию невиновности, тоже на повышенных тонах начал доказывать, что ничего не вскрывал и не брал, посидел только в автопогрузчике, держа руки на руле. Сей факт я отрицать не мог, ведь любая дактилоскопическая экспертиза это доказала бы в два счета.

Самым забавным в этой ситуации было то, что мне инкриминировали кражу того, что мы уже имели более чем в достатке – какие бы мы были геологи, если бы у нас не было молотков, – с десяток их лежало в кузове, убедиться в чём пригласил своих обвинителей. Это не помогло, мужики продолжали на меня наезжать, даже не принимая во внимание тот очевидный факт, что спрятать на своем теле молоток из автопогрузчика, - не из часовой же мастерской, - мне было абсолютно негде, я был одет в легкую рубашку с короткими рукавами, стоял июль всё-таки, и не Ямало-же-Ненецкий автономный округ нас окружал.

Один Женька был на моей стороне, но он ничем мне помочь не мог, ведь и его можно было рассматривать, как соучастника преступления. Речь стала заходить о том, что меня снимут с поезда. Я был категорически против такого поворота событий и, поменяв тактику разговора, сменил тон на более спокойный. Очень скоро после этого во вначале сплочённой группе мужиков начался раскол, – один из них продолжал свои обвинительные речи, но двоих других, я даже сам не понял когда это произошло, мне удалось превратить в своих союзников, - миролюбивая политика пробила брешь в единстве моих обвинителей.

Счёт вместо недавнего сокрушительного ноль-три, вдруг, - как будто Старик Хоттабыч свой волосок в нужное время разорвал, превратился в два-один в мою пользу. Хотя и с минимальным счётом, но это была победа. Двое моих теперь уже союзников начали уговаривать третьего оставить меня в покое, и с величайшим неудовольствием тот вынужден был признать своё поражение. Спрыгивая с платформы, он всё-таки зловеще пообещал, что в Казани за мной обязательно придут (люди в серых шинелях, мысленно добавил я от себя).

Продолжения эта история не имела, хотя именно на остановке в Казани, куда мы прибыли глухой ночью, к нам на платформу кто-то запрыгнул и, откинув полог, посветил  фонарём. Подумал уже невесело, что мне пора с вещами на выход. Вероятно, это был железнодорожный воришка, потому что, рассмотрев наши блеснувшие в свете фонаря глаза, он резко бросил полог, спрыгнул вниз и, убегая, часто-часто захрустел камнями отсыпки. Желания догонять человека с фонарём, чтобы спросить, чего ему было надо, а также - какие он испытал чувства, увидев наши глаза, у нас совершенно не было. Наши молодые организмы требовали сна и они получили его сполна.