Дней пять мы с однокурсником Женькой ехали от Москвы до Свердловска, проживая в кузове грузовика Газ-51, погружённого на железнодорожную платформу. При переформировке состава на станции Свердловск-Сортировочная с горки спустили две платформы с многотонными экскаваторами, которые «со всей дури» ударили по нашему составу, мирно стоявшему на берегу Исетского пруда, показавшемуся, когда я набирал из него воду в канистру, большим озером
В соответствии с законами механики мы чуть не вылетели из кузова после этого весьма резкого столкновения, и лучше бы, выбирая меньшее зло, я сделал именно это. Случилось же зло неизмеримо большее, потому что стоявший на портативной газовой плитке котелок с только что заваренным чаем опрокинулся на мою обутую в туристический ботинок ногу, которую именно в эту секунду, в ненужное время, принимая более удобное положение, я в ненужном месте проносил в опасной близости от плитки.
Покуда срывал с ноги зашнурованный ботинок, а затем ещё с полчаса после этого, у меня было ощущение, будто держу ногу в сосуде с расплавленным металлом. Видя мои сопровождаемые зубовным скрежетом мучения, и вспомнив, наверное, как в Великую Отечественную войну партизанам в Брянских и других лесах перед хирургическими операциями для общей анестезии давали выпить стакан спирта, Женька налил мне такую же дозу водки, захваченную нами из Москвы, "на всякий случай". Почти сразу после перемещения жгучей жидкости в мой желудок боль в ноге стала стихать. Затем мы уже вместе выпили снова, а потом ещё.
Одним из последних моих воспоминаний того дня было вот что. Наша платформа медленно катится мимо перрона свердловского вокзала, мы стоим, покачиваясь, у её борта и горланим песню про вагонные колеса, диктующие, что «вместе не встретиться нам», радостно сообщая скопившимся на перроне людям, что «наш адрес не дом и не улица – наш адрес Советский Союз», прощально машем им всеми четырьмя руками, успевая посылать приглянувшимся девушкам воздушные поцелуи, - малая скорость движения позволяла нам их рассмотреть и оценить степень привлекательности.
Как себя чувствовал на следующее утро, когда водочная анестезия кончилась, зато началось похмелье, лучше и не вспоминать.
Первые дни после ожога не мог опускать ногу вниз, – тут же начиналась непереносимая боль. По ночам, чтобы нога была выше головы, приходилось подкладывать под неё набитый вещами рюкзак, - только в таком положении мог спать более или менее спокойно. На крупных станциях ходил в медпункты на перевязки, – как проводник груза имел на это законное право, - и к концу пути во Владивостоке был практически здоров.
