Глассом и его друзьями увяжется. Это потому, что Гласс хотел сам обо всём рассказать и не так, как этому экскурсоводов и гидов научили.
Правда было в этом и маленькое неудобство. День был рабочий, поэтому Антонине, Валентине и Фёдору пришлось на работе отпрашиваться. Ивану Степановичу с Анной Кондратьевной отпрашиваться ни у кого не надо было, потому что на пенсии, а у детей, так у них вообще каникулы.
Да, насчёт Ивана Степановича. После того, как Гласс подарил ему ковбойскую шляпу, он стал для Ивана Степановича даже больше, чем лучшим другом. Конечно же дело не в шляпе как таковой. Гласс понравился Ивану Степановичу и без шляпы, с первого раза. Тут всё дело в уважении. Подарил шляпу, значит уважение проявил и мало того, угадал с подарком.
Ивану Степановичу шляпа понравилась до такой степени, что будь такая возможность, он бы и спал в ней. Ну а то что в деревне, где они с Анной Кондратьевной проживали почти круглый год, ну разве что за исключением очень поздней осени и очень ранней весны, ни у кого ничего подобного не было и не предвиделось, служило для Ивана Степановича постоянным источником хорошего настроения.
Кто–то из односельчан даже прозвал Ивана Степановича «Ковбой мальборо». Правда что это такое это самое «мальборо» никто не знал. По этому поводу деревенские знатоки разделились на два лагеря: одни утверждали, что это порода лошадей такая, специально для ковбоев выведенная, а другие утверждали, что так у них ковбойскую самогонку называют.
Каждая из сторон твёрдо стояла на своём и версию противной стороны рассматривала не иначе как противоречащую человеческой природе вообще. Впрочем, это нисколько не мешало несогласным друг с другом сторонам время от времени вместе распивать аналог гипотетического ковбойского напитка известный в Дикой Империи под другим названием.
Ивану Степановичу прозвище понравилось. Правда он тоже не знал, что такое мальборо, хотел спросить об этом у Гласса, да всё забывал.
***
– Это стало быть вы так и живёте? – спросил Иван Степанович, когда они все оказались на улице эдемийского городка прошлого века. – Прямо как у нас в деревне. Только огороды где, неужели вы картошку не едите?
– В прошлом веке так жили. – уточнил Гласс. – А картофель, едим конечно. Ведь Эдемия – родина картофеля. – здесь Гласс не врал. – У нас картофель на полях выращивают. Зачем одно и тоже дважды сажать?
– Так до поля идти далеко! – не унимался Иван Степанович.
– Ты что пристал к человеку?! – вступилась за Гласса Анна Кондратьевна. – Тебе, дурню, дай волю, так ты и дороги все картошкой засеешь!
– Мать, в законе! – у Ивана Степановича в семье со старшинством было всё в порядке, не то что у Фёдора. – Ты если соображать не умеешь, то лучше и не лезь. Хорошо что нет никого, а то что люди подумали бы?!
Мужик, он хоть командовать в семье и не предназначен, но иногда случаются исключения, не иначе как подтверждающие правило. Вот Иван Степанович и был таким исключением. Но это если на людях, чтобы все видели. Там, где никто не видит, было всё несколько по–другому.
Это как если два президента, ну или царя, встречаются, руки друг другу жмут, и договор какой–нибудь подписывают, для них и стран ихних очень важный. На первый взгляд может показаться, и кстати всё делается для того чтобы так казалось, что это они все сами сделали: сами придумали, сами меж собой обо всём поторговались, договорились, а теперь, стало быть, скрепили этот договор своими высокими или высочайшими подписями, а в результате вот вам – история, в смысле человечества.
На самом деле происходит всё не так, а вернее, совсем не так. Перед тем, как встретиться торжественно и торжественно эти бумажки подписать куча народа, которых никогда и никто не увидит, встречалась между собой, разговаривала, торговалась, спорила до хрипоты, и продолжалось это не двадцать минут, например, а несколько месяцев, а то и лет.
А когда обо всем договорились, и обе стороны всё устраивает, тогда на передний план выходят президенты с царями: улыбаются, жмут друг другу руки, подписывают, потом опять улыбаются и жмут друг другу руки, фотографируются.
Вот только всё это показушное, на публику. Настоящее, ну как всё происходит на самом деле, никто из публики никогда не увидит и о чём они там на самом деле говорят никогда не узнает. Говорят, что там, ну пока спорят и договариваются, даже матом ругаются. А президентам и царям, не ихнее это дело, матом ругаться. Прикажут, и будут ругаться, другие.
Вот приблизительно тоже самое происходило у Ивана Степановича и Анны Кондратьевны. Отец, в законе, по закону качал права и был главным на публике, а мать, кстати, тоже в законе, делала своё дело тихо и незаметно и делала его так, что глава семьи в результате говорил и делал то, что «не глава» семьи придумала и решила. Это как речь на бумажке написанная, что написали, то и говоришь и ни шагу в сторону, ну почти ни шагу.
От автора: Так! Это на тот случай если кто подумает, мол, чего это он женщин на все падежи расхваливает и откровенно подлизывается?! Мужиков, всех подряд, позорит!
Никого я не позорю. Что я, дурак что ли сам себя позорить?! И не подлизываюсь я к ним, вот ещё глупости! Кстати, моя фамилия к слову «лизать» не имеет никакого отношения, у неё другое значение, более приятное.
Рассматриваются два варианта: или жениться хочет, да не идёт за него никто, или что–то ему от женщин надо.
Жениться я не хочу и не собираюсь! Я конечно же сумасшедший, но не до такой же степени! А насчёт надо, да, надо! А вам что, не надо?! Зря! Лично я предпочитаю «надо», а «не надо», как вариант, вообще не рассматриваю.
Это я так им знаки внимания оказываю, вежливость у меня такая. Надо быть справедливым к женщинам. Вот сколько тысячелетий они живут среди нас, мужиков!? Только за одно за это им надо памятник поставить! Мало того, на протяжении всех этих тысячелетий они пытаются из нас «человеков» сделать! Правда ничего у них не получается, да и вряд ли получится. В отличии от крейсера «Варяг», мы не погибаем и также как гордый «Варяг», не сдаёмся!
– Это стало быть вот здесь ковбои с индейцами воевали. – Иван Степанович был мужик дотошный, пока всё не выяснит, не успокоится.
– Опять ты за своё?! – Анна Кондратьевна знала, что дай ему волю он тут всё наизнанку вывернет и в каждую дырку залезет, поэтому старалась особо–то супругу своему воли не давать.
– Иван Степанович, – Глассу очень хотелось побольше рассказать, а тут ещё и показать можно. – ну почему сразу, воевали?
К этому времени у Гласса от культурной и цивилизованной напыщенности практически ничего не осталось, не иначе друзья–дикари перевоспитали, поэтому рассказывал он просто и по его мнению, доходчиво. Он даже рад был дотошности Ивана Степановича. Значит интересно ему, значит не равнодушен, а это всегда приятно.
– Иван Степанович, – продолжал Гласс.– это вы кинофильмов насмотрелись. Ковбои, это обыкновенные пастухи, зачем им стрелять? Да, шесть патронов, ну, полный барабан в кольте, стоили половину дневного заработка ковбоя. Как думаете, много он мог бы настрелять? Это в кино придумали, ну чтобы интересно смотреть было. – а вот здесь Гласс слегка врал, не иначе как по привычке.
«Чудно. – подумал Иван Степанович. Дороговизна патронов его не тронула. Иван Степанович не отделял патроны от войны, а на войне патроны бесплатно выдают. – Это получается, у нас пастух с кнутом, ну ещё бывает что транзисторный радиоприёмник с собой прихватит, а у них стало быть обязательно с пистолетом. Чудно».
Иван Степанович как по возрасту, так и «по закону» лидировал и солировал, поэтому всем остальным приходилось пока что молчать, смотреть и слушать объяснения Гласса. Да и понятно всё было, дома как дома, только не такие как у нас, непривычно. А так, всё тоже самое.
Но быстрее и яснее взрослых всё поняли и во всём разобрались дети. Они быстро освоились с автоматами в которых кома–сомы полным–полно и теперь пили её изо всех сил, и никак не могли лопнуть. Дети не понимали, даже если бы и задумались бы над этим, интереса взрослых к домам огородам и картошке.
Неужели им непонятно что вот оно главное здесь – газировка, бесплатно, пей сколько хочешь! Детям было всё равно что это какая–то заморская кома–сома, которой в их стране днём с огнём не сыщешь. Самое главное, сладкая, и пузырьков много, да и стаканчики очень красивые.
