Жить любовью

загараньях
Игр — на сухом ветру
Здравствуй, бесстрастье душ!
В небе тарпейских круч,
В небе спартанских дружб!
20 июня 1922

Это не единство первичной андрогинной сущности:
соединение в одном двух противоположностей, но разде-
ление на две категории — нисхождения и восхождения с
приоритетом мужскому: «Небе мужском — Сплошь золо-
том…».

Там, в потусторонним мире, сплошь духовном, бесте-
лесном, М. Цветаева видит обретение истинного соедине-
ния, невозможного на земле, но только там: «В небе спар-
танских дружб».
Здесь Н. Шлемовой подчеркивается явное отчуждение
М. Цветаевой от мирского, любимого, но не идеального,
востребованного внутренним представлением и проявле-
нием этого представления в порывисто-неуправляемых
поэтических выбросах, спонтанностях рождаемых строк,
наполненных мощной энергетикой, бьющей через зримый
сплав смыслов и образов, сравнимый с пульсацией звезды,
имеющей физические обоснования природах явлений, не
доступных наблюдению соответствующими современны-
ми технологиями, равно как и математическим исчисле-
ниям.

Энергетика же стиха М. И. Цветаевой сможет быть
пока уловлена только человеческим аппаратом неясных
импульсов, поглощающих исходную парадигму. И усили-
вая, аккумулируя эти импульсы (неясно каким образом со-
храняющиеся на бумаге), своим восприятием, своим внут-
ренним созвучием устремлять свой взор и свою мысль в
заданном направлении, приобщаясь к метапоэтическому
коду мировой символики.


Часть третья


О души бессмертной дар!
Слезный след жемчужный!
М. Цветаева

В стихотворении «Ночь», приведенном Н. Шлемовой в
ее работе, раскрывается уникальная способность Марины
Ивановны слышать, проникая в иные, трансценденталь-
ные миры:

Час обнажающихся верховий,
Час, когда в души глядишь, как — как в очи.
Это — разверстые шлюзы крови!
Это разверстые шлюзы ночи!
Хлынула кровь, наподобье ночи
Хлынула кровь, — наподобье крови
Хлынула кровь! (Слуховых верховий

Мир обернулся сплошною ушною
Раковиною: сосущей звуки!..
Раковиною, — сплошной душою!..
(Час, когда в души идешь — как в руки!)
12 мая 1923

Наталья Шлемова увидела в одном из ранних произ-
ведений поэта ярко выраженную особенность стилисти-
ческого почерка М. Цветаевой, выражающуюся в ее уме-
нии соединить видимый мир с незримым, иным. И поэт
более живет в мире «слуховых верховий». Там он более,
чем здесь. Это еще и своеобразный способ отдышаться,
прийти в себя, опомниться от жестокой, грубой, дикой
реальности. В этом смысле творчество является еще и
способом выжить, излечиться, обрести внутреннюю точ-
ку опоры. Самоопределяясь, поэт находит в себе силы
противостоять нелицеприятному внешнему, реальности с
нечеловеческим лицом. «Стих поэта — обнажение транс-
ценденции», — пишет Н. Шлемова.

Ритм, энергетика стиха говорят о страстности натуры,
о захлебывающемся желании выразить открывшееся, по-
делиться, поведать, предостеречь.
Вот это «поведать, предостеречь» Наталья Шлемова
соединяет с метафизическим сознанием М. И. Цветае-
вой: «Марина Цветаева была и есть мост между двумя
мирами, двумя реальностями: очевидной, но призрачной
и невидимой, и истинной, сущей и достижимой нами в
будущем».
Итак, перед нами поэт с особым слухом, обладаю-
щий способностью соединить два мира, перекинуть мост
между зримым и незримым, не явленным, а лишь угады-
ваемым, но открывающимся в пору, в «час, когда в души
идешь, как в руки!». И это явно отражается в поэтической
палитре поэта:

1. Ритме, свойственном соответствующей психической
организации, явно и безраздельно отличной от других.
2. Энергетике стиха — наполненности, упругости и
силе чувства, вложенного в строки.
3. Особой интонации, определяющей внутреннюю му-
зыку, напевность, выражающей камертон душевного пере-
живания.
4. Моделировании нового смысла, лежащего за преде-
лами формы, но и открываемого посредством ее.
5. Впадении в незнаемое, являющемся самым привле-
кательным, ибо открывает миры иные.
6. Передаче через структуру и архитектонику стиха
глубины чувств, смысловые парадигмы.
7. Озарении (откровении), стирающем границы ус-
ловной реальности, позволяющем произвести переход в
трансцендентное состояние.
8. Перевоплощении как возможности слияния с пред-
метом исследования, образом, пространственно-времен-
ным пребыванием.
9. Метаметафоре — соединении с символикой космоса.
10. Фольклоре — народных ритмах, напевах, использо-
вании корневых первооснов.
11. Языковом новотворчестве.
12. Смысловом, тоническом, образном, авангардно-
импрессионистическом приеме письма

Мир обернулся сплошною ушною
Раковиною: сосущей звуки!..
Раковиною, — сплошной душою!..
(Час, когда в души идешь — как в руки!)
12 мая 1923

Наталья Шлемова увидела в одном из ранних произ-
ведений поэта ярко выраженную особенность стилисти-
ческого почерка М. Цветаевой, выражающуюся в ее уме-
нии соединить видимый мир с незримым, иным. И поэт
более живет в мире «слуховых верховий». Там он более,
чем здесь. Это еще и своеобразный способ отдышаться,
прийти в себя, опомниться от жестокой, грубой, дикой
реальности. В этом смысле творчество является еще и
способом выжить, излечиться, обрести внутреннюю точ-
ку опоры. Самоопределяясь, поэт находит в себе силы
противостоять нелицеприятному внешнему, реальности с
нечеловеческим лицом. «Стих поэта — обнажение транс-
ценденции», — пишет Н. Шлемова.

Ритм, энергетика стиха говорят о страстности натуры,
о захлебывающемся желании выразить открывшееся, по-
делиться, поведать, предостеречь.
Вот это «поведать, предостеречь» Наталья Шлемова
соединяет с метафизическим сознанием М. И. Цветае-
вой: «Марина Цветаева была и есть мост между двумя
мирами, двумя реальностями: очевидной, но призрачной
и невидимой, и истинной, сущей и достижимой нами в
будущем».

С открытием генов ученые могут говорить о некото-
рой предрасположенности занятия тем или иным видом
деятельности, закодированной в ДНК, и нам остается же-
лать более благоприятного сочетания генов или же усерд-
ным трудом наверстывать упущение природы.
И. Бродский в своей Нобелевской лекции говорил: «…
поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется го-
лосом Музы, есть на самом деле диктат языка; что не язык
является его инструментом, а он — средством языка…»
Применимо ли это, безусловно верное высказывание
И. Бродского по отношению к поэзии Марины Ивановны,
которую Бродский высоко ценил?
Применимо, и в полной мере. Применимо и в плане
гигантской работоспособности Марины Ивановны Цве-
таевой, для которой счастьем оказывалось заиметь бума-
гу, рабочий стол, комнату, немного тишины и покоя, чего
всегда и везде не хватало, как воздуха, и в плане диктата
языка, так как её в первую очередь вел за собой слух, то
есть сначала возникало слово, но услышанное слово, не
придумываемое стихотворцем ради удачной рифмы, об-
раза, не заимствованное у другого, а возникающее из не-
бытия, «небесной копилки» биосферы разума, духа, пере-
житого, перечувствованного опыта. Слово, которое и есть
основа мысли, слово, сопричастное языковой стихии, сло-
во, в котором заключена жизнь и которое следует исполь-
зовать для ее сохранения. И это значит — жить любовью.