«Расколдованные сосны.» | |
отношении «Врачей без границ». Если вы помните, в Йемене, в 2013 году разбомбили госпиталь с докторами. Вам придется дело иметь с агрессией, чаще, чем можете себе представить.
– Глеб Дмитриев, номинант. А мне казалось, что к врачам миссии должно быть больше уважения, разве не так? – Интересовался, удивляясь во весь свой двухметровый рост.
– Вы абсолютно правы, коллега! Уважение необыкновенное! Оно есть и, поверьте, окрыляет нас, дает силы, укрепляет, порой, падающий дух. Мы все живые люди. Но агрессия не со стороны тех, кто нуждается в нашей помощи, а со стороны определенных группировок, которыми управляют огромные, беспощадные силы, не желающие процветания странам Африки. У них одно стремление, все больше подчинять себе народ, угнетая его, чтобы выкачивать из богатейших недр невероятные богатства.
– Студентка первого курса, Юля. А выходные у вас бывают там? Мне кажется, когда я читаю об этой организации, что там ежесекундно умирают, болеют, разлагаются на глазах… почти.
– Ну-у-у-у-у-у-у, ты сказанула! Не нагоняй страха, Юль, - зашикал на бедную девушку со всего зала хор голосов.
– Не надо, не трогайте девушку! Она близко к правде выразила свое представление.
Но это, Юля, касается отдельных районов, забытых не только богом, но и человечеством. Что касается выходных, то да, бывают. И каждый их использует, исходя из собственных потребностей. Большинство, просто отсыпается. Почти невозможно организовать досуг хирурга и анестезиолога, на самом деле. Им часто с завистью приходится смотреть на логистов, финансистов и менеджеров - сотрудников «Врачей без границ», которые могли проводить свои выходные, играя в волейбол, устраивая барбекю. Нас, конечно же, все приглашают, но ты, отказавшись, извиняешься, потому что у тебя, уже кто-то готовится к операции. Что касается меня, то я за девятнадцать лет, только однажды съездил к Атлантическому океану.
– Анестезиолог, Юрий Петрович. Без ярких впечатлений вы, вероятно, не смогли бы так долго там работать? Они были у вас?
– Были, были…- задумавшись на миг. - Да, да! Были, конечно. Люди! Это люди! Удивительные люди! На фоне нескольких вспышек смертельных лихорадок, гражданских войн, политических переворотов, тяжелейшего кризиса экономического, социального - люди невероятно открытые и простые. Осознают невыносимость своего бытия, понимают, что больше им никто не поможет, кроме нас. Всецело зависят от «Врачей без границ», и высоко ценят их помощь. В Либерии, например, нет бесплатной медицины от государства, а у населения – нет денег на лечение. Там процветают «хиллеры» — лекари, чаще всего, не помогающие, а убивающие.
– Инга Петровна, медсестра реанимации. Скажите, а работа в вашем госпитале отличается от работы в наших больницах, и чем.
– Как я вам уже говорил, что миссия создана французским операционным центром «Врачей без границ», а потому в его основе – Европейские протоколы. Дисциплина, помогающая развивать скорость принятия решений, без пустой суеты, и что еще очень важно, это процент среднего медицинского персонала (помимо медицинских сестер были ассистенты врача), больше, намного больше, чем в нашей стране, а так же, и четкое распределение обязанностей, облегчающее во сто крат работу врача.
В нашей стране, существует печальная тенденция, это когда на лечащего врача, «вешают» непосильную ношу. Ему приходится выполнять работу, отнимающую силы, которую может сделать спокойно медсестра, и, даже не медицинский персонал. Приходится нести административные функции, заниматься менеджментом, оформлением огромного числа бумаг не медицинского характера, а лечить людей остается для него на последнем месте. Здесь должна работать логика. Она в том, что работа хирурга в развитых странах – очень дорога для госпиталя, и если просить его выписывать целый день справки, которые может выписывать кто-то из среднего персонала, то зачем платить такие большие деньги этому хирургу? Вот на такой логике и выстроена работа в проекте миссии. И хирургу определялось время только для хирургической деятельности, консультаций и лечения, что, согласитесь, умно и рационально.
– Евгений Семенович, отец номинанта Серегина. Скажите, а как отнеслись к вашему решению поехать в Африку близкие, друзья? Не задавали вопросы типа: « А почему бы не наших детей лечить?»
– Спасибо за вопрос! Знаете, на протяжении нашей жизни, мы с вами всегда встречаемся с огромным количеством взглядов, мнений. Наверняка вы замечали, что каждый считает, что среди миллиона субъективных мнений, только его объективное. Достоверное. Не правда ли? Мы должны относиться к этому критически. В России, почему туда уехал лечить, в Африке, зачем сюда приехал? Есть много людей непонимающих сути волонтерской работы. Огромное сожаление вызывают вопросы в нашей стране, по возвращении из миссии: «сколько тебе заплатили?»
Жаль, что в России не существует понятие, что возможно работать бесплатно, или за небольшие деньги, как и дома. В большинстве своем, все ищут только личную выгоду. Этому есть объяснение. Проблема в отсутствии масштабности профессионального мышления. И это, должен вам сказать, молодые коллеги, и есть, та выгода, которая вас ожидает, при участии в таких проектах. Когда ты наблюдаешь, как работают в других странах, в той же Африке, расширяешь свой профессиональный кругозор. Это позволяет в будущем справиться с любой непривычной ситуацией.
– Петр, студент пятого курса. Я слышал о том, что профессия врача считается самой «выгорающей» профессий. Вам приходилось бороться с этим состоянием?
– Должен вам сказать, что для меня заниматься физическим упражнениями, где бы я не находился, так же естественно, как чистить зубы. В Африке помогают петли TRX. Только высокий уровень активности на фоне тяжелой физической нагрузки позволяет переносить ее легче. Лучше всего не доводить ситуацию до своего личного выгорания. От этого никто не выиграет. Должен быть организатор труда. Причем во всех сферах. Тогда и продуктивность будет выше существующих в нашей стране. Бывают у некоторых психоэмоциональные срывы. Это по-разному проявляется. Но до этого можно не доводить. Все зависит от нас, но и от тех, кто управляет организацией.
– Так, дорогие друзья! Я думаю, что мы уже удовлетворили свое профессиональное любопытство, и должны…
– Нет, нет! Пожалуйста, продолжайте, если есть вопросы, - перебил своего друга, Сергея Михайловича, лукаво взглянув на него, понимая, куда тот торопится. И не мудрено. Они с ним с утра маковой росинки во рту еще не держали. Ректор недоуменно смотрел на оратора, говоря глазами: «Ты чего это, неугомонный? Я уже ужин заказал, а ты тут распустил хвост!»
– Я не слышу вопросов от родных людей наших номинантов. Наверняка у вас масса наболевших вопросов. У моей матери они были, когда я собирался уезжать. Я видел это по ее глазам, и помню их до сих пор. Но ее отец воспитал строго. Не задавать вопросы, а только поддерживать.
– Я невеста номинанта. Вы ничего не рассказали о личной жизни. Вы все эти годы были там со своей семьей, или…
– Вы ничего и не спрашивали об этом, но должен вам ответить, это ИЛИ… Означает это только то, что моя личная жизнь осталась далеко, в краю заколдованных сосен, среди песчаных барханов, залитых эстонским закатом, и я живу с этим послевкусием уже двадцать два года… - опустив голову, достал из кармана платок и промокнул вспотевший лоб.
Сергей Михайлович предлагал ему несколько раз сидя отвечать на вопросы, но господин Тоомас упорствовал стоя, и сейчас решил, что тот уже устал, поднялся, чтобы спасть друга, но в это время...
– Вы не правы! Сосны уже расколдованы… Взгляни. Перед тобой сидит плод послевкусия – твой сын. Меня мучал всегда один вопрос: «Откуда у него это упорное стремление в Африку?!»
Глеб, услышав голос матери, подскочил, ничего не понимая, не веря своим ушам, и смотрел… то на нее, то на Тоомаса, находясь в сумасшедшем смятении, пытаясь себя убедить, что это ошибка… Что ему показалось…
Но то, как смотрели друг на друга ОНИ – понял, нет ошибки.
– Глеб, это твой отец, Тоомас Сауга, - сказав это, Инна, стремительно выбежала из зала, словно опасаясь того, что сейчас будет происходить в зале. Оставив ИХ на один на один с судьбой.
Выйдя из академии, долго бродила по городу, пугая безумным видом прохожих.
Прожила с тобой жизнь в заколдованном царстве,
Среди спящих рассветов в закатах тоски,
И ласкали меня пламени языки,
Обжигая до боли надеждой напрасной.
День и ночь там бродили средь умерших сосен,
Оставляя на дюнах слепые следы.
Онемевшие звуки, как символ беды,
Вырезали из сердца печать-шрамы просек
Не дарили там роз миллион белоснежных,
Не купали в сиянье восторженных глаз.
В плесневелой росе оживал парафраз,
Как из топи тоски, улыбался подснежник.
Он ко мне протянул свои милые ручки;
Не давал умереть, мой единственный сын,
Огонёк, едва тлевший достав из руин,
Дух, уснувший спасая из мёртвых излучин.
Начинал моросить дождь. Озноб сковал тело, и ноги сами решили отправиться домой, чтобы спрятаться в тёплый плед, и долго, долго спать. Но вдруг хватилась, что сумочка осталась в зале, а в ней ключи. По соседству жила сестра, и у нее были запасные.
Инна подошла к двери, собираясь вставлять ключ, как она сама открылась, а в прихожей перед ней на коленях стояли: Глеб, и Сергей Михайлович с прокусанными, обвисшими цветами в зубах, а рядом с ними стояли два метра Тоомаса, с разведенными в стороны руками, и как рыба на безводье, открывая рот…
– А что же вы, тевтонский рыцарь не на коленях? Боитесь исп…
– Мама, я, я за него постою. Отец, мама, на протезах.
Инна, не отрывая взгляда от любимого лица, боясь, что оно может опять исчезнуть, пила его, одновременно опускаясь перед ним на колени… Прижалась головой к ногам, обхватив протезы руками, нежно гладила их.
– Так, товарищи! Я умру с голода сейчас, и окончательно испорчу ваше воссоединение. Инна, вы себе представить не можете, что творилось в зале после вашего фееричного
|