ПРОКАЗЫ БАРМАЛЕЯ
Хитрый Эрос, наглый Эрос,
Что ж ты вьёшься надо мной?
Сердцу томно, сердцу стыло:
Блядь сниму, пойду домой.
Неисследованное народное творчество.
Глава первая
Две недели
Две недели прошло, как Виталик расстался с Ирмой по её инициативе. Он честно пытался добиться от неё причины разрыва, но Ирма с прибалтийской холодностью – вот же шпрота копчёная! – пресекла любые попытки реставрации отношений, выдвинув классический аргумент, мол, в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Кто есть кто ясно без перевода.
Две недели Виталик изнурял себя самобичующим самоанализом, мысленно прогонял всё свои слова и поступки, стремясь понять, где допустил ошибку, но ни на пядь не приблизился к разгадке загадочной прибалтийской души.
Две недели Виталик жил, томимый ежедневным сладким ожиданием ниже пупка, крутило так, аж ныл и скрежетал зубами, что в дверь раздастся стук и в неё войдёт Ирма, лучезарная, благоухающая ароматами, такая любимая и желанная. Войдёт, станет на пороге в излюбленной позе, выгнувшись кошкой, упёршись левой рукой в косяк, и молвит, тряхнув белой головкой, волосы так и разлетятся веером, прищурив по-блядски озорные зелёные глаза: - Что, Витас, пошалим?!
Две недели он скучал по своему имени, которое она переиначила на свой прибалтийский манер – Витас. «Ты мой Витас Беринг, - шептала на ушко ему Ирма. – ты открыл великолепный, прекрасный континент – меня! С тобою мы…»
Две недели Виталик существовал где-то в параллельном мире, куда не проникают тревоги и чаяния мира сего, там он пытался-де найти ответ на терзавший вопрос, который с каждым днём терял свою актуальность, его рамки теряли правильное выверенное чёткое очертание, он принимал какие угодно геометрически-размытые формы. И это всё по причине, простой, как грабли, - ушла любимая. Любимая! – готов был кричать Виталик в пространство, заполненное разлукой, - вернись… А дальше резонно, - что?
Две недели Виталик не замечал ничего и никого вокруг. Он сконцентрировался на одном постигшем его горе. Сузил круг проблем до одной. Безусловно, в случившемся он винил только себя. А как же иначе! Ведь если бы он не сказал или не сделал ненароком что-то, что именно, он и думать не хотел, Ирма так и продолжала существовать в мире их сексуальных игр, в мире, превращённым ею в тот кус хлеба, без которого сыт не будешь.
Две недели окружающие его близкие и знакомые люди следили за его судьбой и старались облегчить ему жизнь.
В семейном общежитии, где Виталик обосновался, решив вести самостоятельную жизнь, советчиков и подсказчиков было пруд пруди. Тётка Алёна, дородная бабища шестидесяти трёх лет, сорок лет проработавшая на мясокомбинате обвальщиком мяса, сказала делово, давая понять, обсуждению её слова не подлежат: - «Забудь, Виталик, эту проблядь прибалтийскую! Ну, что в ней нашёл, в глисте в корсете! Мало ли тебе своих родных девок вокруг с большими сиськами и безотказными письками, и дадут тебе без раздумий, и на утро приставать с женитьбой не будут. Вот, хотя бы взять Светку из триста сороковой комнаты…» Дядя Веня, зек со стажем, изрисованный тату по телу на все темы лагерной жизни тоже не оставил без своего участия судьбу Виталика, к которому он прикипел всей душой, Виталик иногда в дни безденежья помогал Вене, подкидывал пару ассигнаций: - «Брось, Виталик. Не чуди! Сколько их у тебя ещё этих баб будет!.. Как иголок у ёжика. И что, по каждой убиваться?! И потом, вспомни, она же, сука остзейская, тебя своим нехристианским именем нарекла – Витас! Будто твои папка и мамка бог весть кто!»
И та самая Света из триста сороковой тоже вечерочком тихонечко поскреблась в осиротевшую дверь к Виталику: - «Можно, Виталик? Я на минутку!» Виталик, душа добрая впустил её; утром Света, потягиваясь нагишом возле распахнутого окна, показывая все прелести своего молодого здорового тела, и крутясь на носках пальцев, резюмировала кульбиты, проделанные с Виталиком: - «А ты ничего, Виталик! Если хочешь, можешь сосисочкой своей управлять, как танком, и женщине доставить удовольствие, и самому остаться не в накладе!» Засмущавшийся Виталик не успел ответить, как Света снова оказалась поверх него, примостив своё сокровище прямо над его лицом, а его повисшую сосисочку пустила в свои жаркие губы.
Родители, с первого дня невзлюбившие заморскую невестку, сказали: - «Живи, сынок, проще. Встретишь ещё ту ненаглядную и не убивайся зазря!» Отец догнал сына на улице и доверительно поведал на ходу: - «Сын, блядина эта твоя не первая и не последняя на твоём хую вертелась… И не отрицай! Найдутся соски получше и понежнее. Ты же не знаешь, сколько их у тебя будет. Я бы тебе рассказал, сколько я своим плугом пёзд вдоль да поперёк перепахал, да не могу, зарок дал: никому ни гугу!»
От всех советов и рассказов, пожеланий и прочих напутствий у Виталика пухла голова.
Девчонки в общежитии, скучавшие от незапланированного одиночества вдруг прониклись великим соучастием в его судьбе и, выстроившись в живую очередь, принялись скрашивать его горе таким манером и способом, каковые им дала в руки мать-природа: ступку для пестика и всё в порядке!
Две недели!..
Две недели, только подумать! Прорва времени! Можно слетать на Луну и повторить подвиг Кука без последующего поедания его оголодавшими дикарями.
Две недели!.. Да за это время, как выразился товарищ по работе Ваня Первушин, можно выебать состав блядей и ещё парочку прихватить из проезжающего авто. По личному мнению Ванятки, Виталик страдал откровенной хуйнёй и советовал найти сексуальное утешение у диспетчерши Нины Андреевны, благо у неё есть верное лекарство.
Две недели Виталик не ходил гордо, как надлежит поступать человеку, а словно амёба тихой серой тенью передвигался по земле в окружении таких же теней. Но ничто на земле не проходит бесследно, так поётся в одной песне, и Виталик начал понемногу оттаивать душой, как весной в природе происходят заметные изменения после студёной и лютой зимы, когда все соки жизни приняли адекватное агрегатное состояние, дабы сохранить своё потомство, и мирно засыпали по убаюкивание метели. Так и с Виталиком начали происходить эти весьма странные метаморфозы. Уже не мучили зудящие боли в напрягшемся пенисе, его старательно массировали своими пёздами сострадательные девицы в общежитии. Уже не снились тягостные сны с участием Ирмы, где она всё-таки решалась на героический поступок и возвращалась в лоно жилища полюбившего её человека, но с наступлением утра Ирма холодного уходила, стукала дверью, и лёгкое облачко воспоминаний недолго висело в сонном сознании до полного пробуждения.
Две недели его неосознанного сомнамбулизма Виталику не давали полностью уйти в мир бездушных грёз и не взять на дугу грех соседи. Его любимые соседи по общежитию. Эти прекрасные женщины, матери больших и малых семейств, взрослых детей и подростков, они бесцеремонно и без стука входили в его комнату и осведомлялись, нет ли у него соли, сахара, спичек, сигарет. Получив требуемое, не спешили покинуть холостяцкое логово, которое остудило ледяным дыханием расставание, наполнив жилое пространство помещения, лютым холодом разлуки, желая согреть его теплом своих тел и сердец. Ломились с разными советами мужики с пузырём, чтобы распить его в ознаменование полученной Виталиком свободы и навсегда позабыть эту тощую балтийскую шпроту; соседи Ирму не ставили в хуй и прозвище «шпрота копчёная» с первого дня вошло в широкое обращение.
Две недели, почти два года; две недели, долгие, как заключение на необитаемом острове без еды-воды и прочих пошлостей прошли. Природа не терпит пустоты. Возникшую вакансию стремится занять любой по значимости и первенству; свободное место манит как мёд пчёл и на него устремляются любители халявы и желающие сразиться с соперником не одним диаметром вагины, помноженной на диаметрально-противоположную длину фаллоса.
Две недели прошло. С глаз понемногу спала пелена чёрного дурмана. Сияние чистого разума через раскрывающиеся веки устремилось в сознание, доселе пребывавшее в лабиринте мрачного заблуждения, и сказал неизвестный электрик, ставшие впоследствии знаменитые слова: «Да будет свет!»
Две недели чёрного угара одиночества и безумный хмель отчаяния сменились временем перемен, наполненных весёлостью и радостью.
Очнувшись, Виталик, недолго думая, решил восстановиться в прежней жизни; в её бешеном ритме несущегося с горки без тормозов паровоза с длинным составом вагонов, наполненных тяжёлым грузом. Виталик вышел из анемии сознания, сбросил с плеч ипохондрию меланхоличности, встряхнул по-молодецки буйной шевелюрой и первым делом направился в город. А на улице…
А на улице стоял месяц май! Тепло разливалось солнечными лучами и пробуждало к жизни самых упёртых мизантропов, любителей сидеть взаперти в тёмных душных помещениях, глотать скопившуюся за зиму пыль и пить долгими глотками прокисшее вино печали.
Да… Много чего изменилось в мире и в городе, что по пустому разумению прошло мимо Виталика в годину его упадничества. Ох, как же много оказалось вокруг прехорошеньких девиц в коротких юбчонках, из-под которых дерзко выглядывают яркие языки трусиков, как бы приглашая смелых и отважных кавалеров прикоснуться к упругим попкам прелестниц и получить в ответ не пошлое «Эй, ты, чмо, не лапай!», а дерзкий вызов наглых глаз повторить попытку с пролонгацией отношений.
Голова Виталика в первый момент закружилась, и ему пришлось усесться прямо на выкрашенный белый бордюр, не дойдя пары шагов до лавки, и пару минут посидеть с закрытыми глазами.
В это время в уши лились звуки птичьего пения, весеннего ветра, шелест покрышек автомашин, мужские и женские голоса, грубые и нежные, хриплые и звонкие, детские крики и старческое ворчанье. От них, таких привычных и милых, в пору забвения игнорируемых, стало теплее на душе и радостнее на сердце.
«А не пошло бы оно всё на хуй!» - мысленно прокомментировал своё давешнее состояние Виталик и решительно встал с бордюра. Вместе с ним, как, оказалось, встал и хуй, первая радостная эмоция за две недели и Виталик стремительно осмотрелся по сторонам, не заметил ли кто ещё этого его радостного состояния. Непроизвольная эрекция прямо свидетельствовала об его прекрасном эмоциональном состоянии. Виталик аккуратненько погладил вздыбившуюся плоть и замурлыкал, как кот, крынку сметаны сожравший в отсутствие хозяйки.
Пославши на хуй не определённого типажа, нельзя понять, в каком направлении держать курс корабля, как бы при таком оптимистичном раскладе снова не нарваться на рифы душевного раздрая и свойственного природного похуизма; поэтому, следовало определиться с методом дальнейшего выхода
От автора:
"Проказы Бармалея" - криминально-эротическая драма. В тексте романа содержится описание постельных сцен, присутствует алмазными вкраплениями нецензурная лексика.
Не рекомендуется для чтения лицам с тонкой душевной организацией - берегите себя!
Объём романа - 21 а.л. Будут выложены ознакомительные фрагменты 5-7 глав. полное произведение можно приобрести у автора. цена 250 рублей. Для этого напишите комментарий, отвечу, уточню подробности. они просты - утром деньги, в обед стулья!