Великий правитель

Великий правитель
(рассказ сумасшедшего)

Я – Александр, великий царь. Я родился в Македонии, на севере Греции, когда там ещё не было трамвая. Его пустили позже, когда провели электричество, поэтому можно было бы сказать:  я родился в Македонии, когда там не было электричества, а значит, не было и трамвая. Видите, как здраво я рассуждаю, чтобы ни говорил мой врач!
Я хочу завоевать весь мир, и я уже завоевал его от Греции до Индии. Я завоевал бы и Китай, и Японию, но начались дожди, и мне пришлось остановиться. Я не виноват – любой солдат скажет вам, что нет ничего хуже, чем воевать с мокрыми ногами, не имея  сухого табака, чтобы перекурить и согреться. Но ничего, когда закончатся дожди, мы вернёмся в Индию и пойдём дальше.
Захватив Индию, Китай и Японию, я не стану продвигаться к Полинезии, Малайзии, Австралии и Новой Зеландии, как вы, наверно, подумали, – нет, я переправлюсь вместе с армией на остров Пасхи! Здесь я построю большой флот, с помощью которого завоюю сначала Южную, потом Северную Америку; затем, дойдя до Аляски, переправлюсь через Берингов пролив, пройду Евразию, высажусь на Британских островах, после их завоевания отправлюсь во Францию, затем через Испанию и Италию вернусь в Грецию.
Через год-два настанет черёд Африки, а уж оттуда можно будет отправиться на атлантические и тихоокеанские острова, и в Полинезию, Малайзию, Австралию и Новую Зеландию.
Вы возразите мне, что это не осуществимо, потому что на острове Пасхи нет деревьев, и нельзя построить корабли. Но в моё время этот остров весь покрыт лесами, и древесина тут очень прочная, поэтому остров Пасхи – идеальное место для строительства флота, с которым можно завоевать весь мир.
Не могу не подчеркнуть, опять-таки, здравость своего мышления: мои мысли чёткие, логичные и оригинальные, как у всех гениев. Моя скромность не позволяет мне кричать на всех углах, что я гений, но это очевидно.
Если бы не проклятые дожди, остановившие меня в Индии, я был бы сейчас уже на острове Пасхи, а так меня заперли в Вавилоне. Подозреваю, что это рука Америки: американцы боятся моего вторжения на их континент, вот и дёрнули за нужные ниточки. Американцы всегда были коварным народом, и я об этом ещё скажу.
Вавилон не самое плохое место на Земле, но здесь слишком калорийная пища, к тому же, одолевают женщины. Когда я был в походе, мне хватало куртизанок, которые ехали в нашем обозе – много ли солдату надо? Но теперь от женщин отбою нет, они являются мне  в самом соблазнительном виде – гречанки, персиянки, египтянки, индианки и ещё бог весть каких национальностей. «Ах, Александр! О, Александр! Ох, Александр» – только и слышишь со всех сторон. Я чувствую, как мои силы тают, но устоять невозможно.
Мне не помешали бы мудрые советники, но где их взять? Аристотель остался в Афинах; недавно он прислал мне видео своего Лицея, и мы славно поговорили, но часто беседовать нам не дают. Завистники и злопыхатели окружают нас, и даже я, великий полководец, не могу с ними справиться. В глаза они льстят мне, за глаза – поносят, а какие мысли у них в голове, страшно представить.
Я знаю, они желают моей смерти, и уже прикидывают, как поделить моё наследство. Они похоронят меня в золотых доспехах, в роскошной гробнице, а потом подерутся между собой. Бедный мир, ты так и не дождался, чтобы я тебя завоевал!
***
Однако пройдёт время, и я воскресну в новом облике. Александр умер, да здравствует Цезарь! Я – Цезарь, не менее великий полководец и государственный деятель, – вот вам!
Мой врач утверждает, что это раздвоение сознания, а я говорю – это реинкарнация. Обычная реинкарнация, что тут удивительного? Все реинкарнируют, но не все осознают это – я осознаю.
Да, я Цезарь, завоевавший Галлию и ещё много стран для Рима и создавший величайшую империю на свете. У меня столько заслуг, что меня начали обожествлять уже при жизни, и это правильно – кто, как ни я, достоин славы?
О власти и толковать нечего: власть и я – две вещи нераздельные. Спросите народ, и он вам скажет, что я должен остаться пожизненным правителем: разве можно выбрать кого-то лучше меня? Да они сами упрашивали, чтобы я взял как можно больше власти и никогда бы с ней не расставался! Как я мог отказать народу?
Но и здесь нашлись завистники, которые спать не могли из-за оказываемых мне почестей. Впрочем, я думаю, что всё дело в женщинах – женщины меня просто обожали, и вот этого мне и не могли простить завистники. По правде сказать, я считал, что с годами мой успех у женщин пройдёт, но не тут-то было! Хотя у меня появилась плешь, – ох, уж эта плешь, никак её не скроешь, сколько ни зачёсывай волосы с темени на лоб! – женщины всё равно меня любят. А после того, как меня начали обожествлять, я ношу лавровый венок, который скрывает мою лысину.
Успех у женщин, слава, власть, да ещё деньги, которые как-то сами собой приложились к власти, – такое не прощают. Мне надо постоянно быть настороже, но я расслабился.  Никому нельзя доверять – вот основное правило всякого правителя. Доверие вообще опасная штука – открывшись человеку, ты делаешься беззащитным перед ним. Но правитель не может быть беззащитным, потому что существует слишком много людей, готовых нанести ему удар. Надо наносить удары первым, упреждая удары, которые нанесут тебе, – я так и делал, но надо же на кого-то опираться, нельзя сражаться в одиночку. Вот тут-то и закралась измена: как известно, предают только свои. О, Брут, ты был мне ближе всех, поэтому ты и убил меня!
Милый юноша, благородный, честный, мужественный, – таким он был, таким и остался до зрелых лет. Я его любил как родного сына, он был единственным настоящим человеком среди льстецов и прихлебателей, что окружали меня. Да, это была моя слабость, ибо самые опасные люди для правителя – идеалисты и мечтатели, которые стремятся к справедливости. Чем больше запачканы окружающие тебя,  тем лучше. Деньги, преступления и страх должны связывать тех, кто находится на вершине власти. Эту крепкая связка, которую трудно разорвать, да и зачем? Ведь ты погибнешь без помощи тебе подобных: тебя разорвёт ненавидящая тебя толпа. Но идеалисты – другое дело: в своём стремлении к справедливости они не жалеют ни себя, ни других; они готовы жизнь отдать за правду.
Брут любил меня, не меньше, чем я его, – представляю, как он мучился, решившись на моё убийство! Говорят, он сказал: «Я убиваю Цезаря-диктатора, а не Цезаря-человека». Какая нелепая мысль, – будто можно отделить одного от другого: убивая диктатора, убиваешь и человека, – но чего не придумаешь для оправдания высокой цели.
Обидно, что меня предупреждали об опасности, но я будто ослеп. Добившись пожизненного диктаторства, пребывая на вершине могущества и славы, я погрузился в сладостную негу. Я добился своего: я стал несменяемым правителем, почти божеством, и это всё благодаря своему труду, уму, талантам, хитрости. Кем я был, и кем стал: какое грандиозное восхождение! Кто скажет, что я не великий? Я самый могущественный правитель на Земле! Мне всюду ставят памятники, мои портреты висят на стенах, меня прославляют на телевидении!
…Они подкараулили меня в Сенате, куда я, как последний осёл, прибыл безо всякой охраны. Вот оно, ослепление собственным величием! Сенат давно следовало уничтожить,  или, по крайней мере, набрать туда таких негодяев, по сравнению с которыми даже высшая власть казалась бы не такой уж плохой. Чем омерзительнее, тем покорнее они были бы, – я так и хотел сделать, но не успел, непростительная ошибка! 
Когда мне нанесли первый удар, я не поверил, что меня можно убить – меня, правителя, какого не было в истории! Но затем я увидел Брута и понял, что всё кончено: если в заговоре замешан идеалист, ни жди от него пощады. Так и вышло: они нанесли мне много ран, но только рана Брута была смертельной.
***
Да, Цезарь погиб, но не я: вы же видите, что я живой, вы же не сошли с ума?..
И я не сошёл; я снова реинкарнировал и стал русским царем. Царь – это «цезарь», разве вы не знали? Чего же удивительного, что из Цезаря я стал царём? Я сказал об этом своему врачу, и он не смог ничего возразить.  Обидно, что вместе со мной реинкарнировала моя плешь: я думал, в царском облике у меня будет густая шевелюра, но нет, опять эта проклятая лысина!
Я – царь, великий самодержец. У меня великолепные дворцы, груды золота и драгоценных камней, я ношу наряды от лучших модельеров и самые дорогие часы. Мне поклоняются, меня любят, женщины теряют голову от любви ко мне. Это создаёт определённые неудобства: попробуйте жить со старой женой, когда какая-нибудь молодая красотка, привлекательная и сексуальная, подаёт тебе недвусмысленные сигналы. Я хотел издать указ об обязанности царей разводиться со старыми жёнами и жениться на молодых, однако подумал, что слово «обязанность» не применимо к царю…
Я надежда и опора страны, я воплощение её национальной идеи; я мозг России, её сердце, лёгкие, руки и ноги, и, конечно, её язык. Мною она думает, дышит, говорит и движется – не будет меня, не будет России, я её всё.
Народ это знает, он предан мне, а я милостив с народом и исполняю его желания:  недавно маленький мальчик обратился ко мне с просьбой отыскать его пропавшую собаку. Я приказал найти, и собаку нашли; мальчик был очень рад. Каждый год я исполняю десятки подобных просьб, и народная любовь ко мне увеличивается. Недавно меня сравнили с солнцеликим богом Ра: утверждают, что от меня исходят живительные лучи. Это преувеличение: я каждый день смотрюсь в зеркало, лучей пока нет, но, возможно, они ещё появятся. ..
Да, я милостив, я добр, но я не идеалист: я давно нахожусь по ту сторону добра и зла.  Добро – это то, что выгодно мне, зло – то, что может мне навредить. Я не особенно сведущ в науках, но эту усвоил крепко. Я ненавижу умников, которые кричат о высоких идеях, – о, я помню трагический урок Цезаря! В моём окружении нет ни одного порядочного человека, мои бояре – это паноптикум всяческого отребья. Они покорны мне, как бывает покорна шелудивая подлая собачонка своему хозяину, который бросает ей объедки со своего стола.
Я мог бы легко обойтись без бояр, но не хочу, чтобы на мне была вся ответственность за управление нашей державой – если случается что-то плохое, они виноваты в этом. Я  легко могу выдать их на растерзание народу или уничтожить сам. Они это знают и служат мне истово, сами готовые разорвать любого, на кого я укажу. Страх – огромная сила, он соединяет больше всего остального; Цезарь хорошо это понимал.
Да, все мы боимся, но я больше всех – такова расплата за власть! Войдя в комнату, я первым делом заглядываю под кровать: не прячется ли там кто-нибудь? Страх, липкий страх не покидает меня; удар может быть нанесён с неожиданной стороны. Хорошо бы ходить всюду в бронированном панцире, или никогда не вылезать из своего убежища, бережённого Бог бережёт. 
Кстати, о Боге. Он мог бы быть внимательнее ко мне, ведь мы с ним почти на равных. Я  оказываю ему все необходимые почести, а вот он не всегда заботится обо мне. Мог бы  хотя бы уберечь от болезней, а ещё лучше, дать вечную молодость. Если я одряхлею, мои же псы набросятся на меня и сожрут; такого нельзя допустить, надо срочно приказать разработать эликсир, предохраняющий от старения и болезней…