расправился со всеми обидчиками Эвелин в кратчайший срок и сразу же попросил составить его счастье. Совет короля даже не успел определить, что чувствует по этому поводу, а Эвелин уже дала согласие, точно зная, что ее тяготы не закончатся и грядет битва с придворными, что не пожелают мириться с приблудившейся, проскитавшейся и огрубевшей девицей в женах короля, с Советом и черт знает, с чем еще.
Но Эвелин попросила еще об одном даре для себя у короля, и три недели назад Голиард стал рыцарем. Первым рыцарем, вышедшим из крестьян.
-Давно ты здесь? – Эвелин помогла Голиарду встать с пола, на котором он так удобно уселся, прислонившись к стене, и задремал, ожидая появления своей подруги.
-Не знаю, - честно ответил новоиспеченный рыцарь. – Я искал…
-Знаю, что меня, - она опередила его. – Кого еще ты мог искать, и заснуть под дверью у меня?
-Хотел поговорить, - Голиард виновато улыбнулся.
Она кивнула и жестом пригласила его на балкон.
***
-Почему здесь? – Голиард покорно пошел за нею, как делал это последние полгода, но все-таки спросил. Хотя бы по тому, что нужно было как-то начать.
-У стен свои уши, - она держалась ровно и спокойно, - а я не хочу, чтобы свидетелей нашего разговора было много.
-Конечно, - Голиард горько улыбнулся, - будущая королева и рыцарь, первый рыцарь из нищих крестьян!
-Не говори глупостей, - Эвелин поморщилась и почудилась ему в этом раздражение. – Я просто не хочу, чтобы…неважно. Что ты хотел?
-Я больше не узнаю тебя, - Голиард хотел начать не так, но слова сами сорвались с губ его прежде, чем он успел осознать весь смысл. – То есть…
-Я сама себя не узнаю! – она дала волю эмоциям: устало опустилась на скамью. – Не узнаю! Моя жизнь состояла из ритуалов, обязательных действий. Я носила ту же одежду, что и сейчас, а потом случилось то, что вырвало меня из моего мира на долгое время. И теперь мне кажется, что я еще в лесах Тракта!
Эвелин прикрыла лицо руками, пытаясь овладеть собой. Голиард вздохнул с облегчением – не он один потерялся где-то там, на Тракте. Эвелин, выходит, испытывала то же самое.
-Мы через столько прошли, - она отняла руки от лица, взглянула на друга, - дождь и холод, грязь и голод. Мы спали на земле, думали о пропитании и выживании. А теперь…
Она не договорила. Голиард подождал из вежливости, но, поняв, что Эвелин не продолжит, подхватил:
-Я чувствовал себя больше всего живым в жизни именно там. Я – рыцарь. Я стремился к этому, видел это в мечтах, а теперь я как безумец. Я им не ровня. Им – родовитым.
Последнее слово он почти что выплюнул.
-И я не ровня тем, кто рядом со мной, - Эвелин тоже вздохнула. – Они смотрят на меня со снисхождением и страхом. Я знаю, что те невзгоды, что свалились на меня, мои скитания… о, ты не представляешь, на что я шла ради выживания! Ты не представляешь, сколько я совершила! Мне ведь…не сразу встретился ты.
-А моя жизнь была пуста, - Голиард наблюдал за Эвелин. Он знал, что должен сказать что-то ободряющее, но не мог подобрать слов – не хватало красноречия. Странное дело, там, на Тракте, когда они мерзли в осеннюю ночь, у него нашлись для нее слова. Он сказал ей тогда, что она – самая необыкновенная, сильная и ее дух – воинственный, сильный, пройдет через любые препятствия, и тогда это далось ему легко и тогда она ему поверила! А сейчас слова застряли в горле.
Как будто та Эвелин и тот Голиард, блуждающие по Тракту, совсем другие, чем те Эвелин и Голиард, что сейчас на балконе королевского замка.
Как будто бы разделилась душа.
-Я знаю, что у меня нет права отказать ему, - шепотом отозвалась на мысли Эвелин, - и я не хочу отказывать. Его величество очень мил, хорош собою, относится ко мне как к стеклянному цветку, но я ведь не цветок!
Она сорвалась со скамьи, вскочила, бешено прошла взад-вперед.
-Я не цветок! – повторила она, - а он не поймет. А ты…понимаешь?
Голиард кивнул. Эвелин поверила.
-Многие мечтают о таком счастье, - она с горечью опустила руки, стала совсем беззащитной, слабой, - а я вспоминаю те дни, когда мы с тобой делили одну сырную лепешку на двоих.
-Я до сих пор не могу есть один, - вставил Голиард, не замечая того, что в его глазах странное покалывание. Очень злое, холодное, - мне кажется все время, что это…неправильно.
-Я вспоминаю холодную землю и тот плащ, который ты расстилал для меня по земле, чтобы было теплее. И я не могу спать на перине, - Эвелин робко (о, откуда взялась только эта робость?), взглянула на Голиарда. – Перина такая… ненадежная.
-А меня воротит от этих стен. Кажется, что все лишь клетка…
-Ты еще можешь сбежать, - Эвелин коснулась его руки холодными кончиками своих пальцев. – Ты можешь оставить замок!
-И ты можешь, - заметил Голиард. – Но я стремился к рыцарству. А ты стремилась к возмездию. Все решается для тебя лучшим образом, а я хочу знать, что ты в порядке.
-Я никогда не буду в порядке, - она помотала головою, - кошмары следуют за мною и я здесь чужая. И ты здесь чужой. Король, конечно, король, но…
-Но, - согласился Голиард. Он понял подругу интуитивно, незнакомый с придворными играми, угадал по тону, по холоду камня.
***
Сколько они простояли так в молчании – Голиард не знал. Стояли друг против друга, не замечая холодного весеннего порывистого ветра, глядя себе под ноги, не заговаривая, но точно думающие примерно об одном. Прошла целая жизнь или мгновение – сложно было сказать. Они оба не оставят замка. Голиард не оставит Эвелин, а та точно не бросится обратно на пути Тракта, где была, оказывается, настоящая жизнь.
Странное дело, когда каждый день был выживанием, когда приходилось думать, где взять обед и крышу над головой, они, выходило, были живы. Они чувствовали, смеялись, переговаривались и могли мечтать. А теперь, когда сбылась самая невозможная для крестьянина мечта, когда открываются двери в тронный зал для дочери павшего герцога, когда…
Когда происходит все, что имело малейший лишь шанс на свершение, они вдруг замирают, немеют и понимают с ужасом, что жизни в душе больше нет.
Эвелин изъела себя жаждой мести и теперь, когда месть обрушилась на головы врагов – пустота!
Голиард изъел себя страданием по невозможной мечте и та…сбылась. И снова – провал. Пустота, которую не заполнить ничем.
И только весенний ветер напоминает о том, что они на земле, а не в пепельном аду оставленных чувств, которыми жили долгое время, которыми пропитывались все те дни, когда стоял вопрос выживания, и все воспринималось острее.
-Мне пора, - Эвелин лишь шевельнула губами, но Голиард услышал, а может быть – угадал, что она сказала.
Склонил голову:
-Благодарю вас…ваше величество.
И посторонился, чтобы она могла пройти мимо, не задев его даже кусочком платья. Отныне у них разные пути.
Разные пути и один ветер…с того Тракта. Одинаково холодный.
Эвелин, проходя мимо, даже не взглянула на него, и не обернулась. Она была слишком гордой и не признавала слабости за собою, считая ее худшим проявлением порока из всех возможных проявлений.
Она никогда и ни за что не позволила бы первому рыцарю из крестьянского рода, своему другу, проводнику Голиарду увидеть слезы в своих глазах.
