Рождённый под знаком Вора

Рождённый под знаком Вора

Глава первая. Родная деревня

Графство Лонар. Селение Мураки. 386 – 405 годы третьей эпохи.

Как сказал один придворный, жизнь в нашем государстве прекрасна! И я с ним в этом полностью солидарен. В том смысле, что она действительно прекрасна! Для кого-то… Для того же придворного например.
Но, начинать нужно с рассказа о себе. Я, Рендал Фамел, простой, практически законопослушный гражданин Империи, да продлятся дни Императора вечно! Родиться мне довелось в небольшой деревне со звучным названием Мураки на западе графства Лонар в семье обычного рыбака. Случилось это знаменательное событие, если кому-то интересно, в триста восемьдесят шестой год третьей эпохи.
Селение было мало чем знаменито, а по чести говоря, не было вовсе, кроме, разве что, одного забавного факта: приезжие почему-то часто неправильно называли нашу деревушку, меняя «р» на «д». После чего местные юноши нередко их поправляли. Кулаком по зубам. Для правильной дикции, разумеется...
Но речь не об этом.
Жизнь в прибрежной деревне имела как свои преимущества, так и свои недостатки...
Для моего отца море стало жизненной необходимостью и... проклятьем. Весь наш достаток напрямую зависел от улова! А рыбы в сети с каждым годом попадалось все меньше и меньше – будь проклята Анра[1]. И с этим мы были бессильны хоть что-то поделать.
Зато налоги, наоборот, становились все выше и выше, раздери Сивар[2] чиновников всех мастей! (Хотя, они и так его свита…)
Но не буду о грустном.
Мой отец был рыбаком, отец моего отца был рыбаком, отец отца моего отца был рыбаком... И многие, многие поколения по мужской линии с гордостью и трудолюбием несли бремя этой достойной, но недооцененной профессии. Деваться от моря им было просто некуда... А других промыслов здесь не знали.
Рыбак имел хоть какой-то стабильный доход, пусть и мизерный. Мой отец с детства учился ловить рыбу, помогая моему деду. И меня ждала точно такая же судьба, если бы не распоряжение нашего пресветлого Императора Бертрама Тирема, (да продлятся его дни!), открыть школы при церквях.
Ах, да, вы, возможно, не знаете, что официальной религией в Империи признано поклонение Шестерым, сенарианство. В столице почему-то считают, что все истово веруют в них и просто не могут обходиться без церквей в честь пресветлых Божеств.
Нет, конечно, никто не был против, чтобы в каждом селении находилась хоть какая-нибудь захудалая часовенка-церквушечка. Но ведь монахи взимали налог на содержание богоугодного заведения! Да ещё и подаяния, которые полагалось добровольно оставлять... Словом, расходы простого трудового населения от укрепления веры почему-то всё время росли.
Но всё было бы не так плохо, если бы люди действительно веровали в Шестерых. К сожалению, многие оставались верны культу Эрадр[3], принося Высшим различные жертвы, чтобы избежать напастей и снискать их милость. Староверы не спешили меня своих взглядов, пусть даже их Боги давно себя не проявляли. Многими церковные новшества воспринимались не иначе как способ увеличить налоговое бремя. Возможно, вера в Сенарию была сильна в городах, но у нас в селе к ней относились скептически.
Отчасти эти суждения верны, хотя могут вызвать множество споров… Но речь о церквях я завёл совсем не для этого.
Именно благодаря религиозной экспансии в каждом селении появились школы, где такие парни как я могли, пусть и не бесплатно, получить образование и прервать наследственную династию рыболовов, лесорубов и еще не весь кого... В этом было высочайшее благо, ради которого лично я готов был полностью примириться с Сенарией.
Отец мой, (хотя я полагаю, что тут не обошлось без вмешательства матери), отдал меня на обучение в такую школу, чем во многом предопределил судьбу своего сына.
Юнец! Я не понимал тогда, что они с матерью потратили на моё обучение все свои сбережения! В ту пору наша семья жила очень бедно, так что частенько родителям приходилось недоедать, зато всем необходимым для обучения их ребёнок был обеспечен. Но осознать это и оценить я смог только тогда, когда было уже слишком поздно. Некому стало сказать слова благодарности.
Учащихся, что не удивительно, набралось немного. Вместе со мной еще пятеро человек, причем я был самым младшим, что вызывало у многих неприкрытую зависть. Мол, что поймет этот сопляк, если уж мы, «взрослые» понять не можем!
Как же они ошибались!
Я оказался на удивление смекалистым парнем, так что вскоре мог бы стать лучшим учеником… Если бы не отсутствие прилежания, да ворох правил... – их соблюдение всегда было моей слабостью.
Причину оной, возможно, стоит искать в дате моего рождения, если, конечно, вы веруете в Шестерых. Именно с приходом сенарианства звёзды стали считаться определяющими характер, склонности и даже судьбы людей, рождённых под ними. Дело в том, что я появился на свет, когда на небосводе властвовало созвездие Вора.
Напрашивается аналогия с покровительством Сивара, однако она не полна, так как даты не совпадают и многие другие факторы, но суть не в этом.
Людям, рожденным под сим знаком, приписывали проворство, ловкость в деяниях и сделках и… так сказать некоторую вольность в обращении с законом. Полагаю, однажды его переименуют в купца или чиновника, но я верю, что народная молва и тогда сохранит первозданное название…
Ведь многие, рождённые под этими звёздами, действительно встают на скользкую дорожку. Впрочем, я уверен, далеко не все. Сама церковь трактовала сей знак гораздо мягче, никак не увязывая его название и преступные наклонности, свойственные рождённым под этим знаком.
Разумеется, в отношении меня, учащегося лучшей, (читай единственной), сенарианской школы, и помыслить было грешно, что я стану когда-нибудь соответствовать своему знаку. И вот, будущий писарь, рождённый, по всей видимости, не под теми звёздами, учился, учился и еще раз... нарушал все правила и устои. Уважения к ним не смогли мне привить даже розги. Надо полагать, всё дело в звёздах…
До сих пор удивляюсь, как нас с Дотсоном не выгнали за все наши проделки! Должно быть, спасало то, что родители (правоверные сенарианцы[4]) с малых лет рассказывали о Сенарии. Благодаря этому я мог запросто процитировать почти любой отрывок святого писания. Это выгодно отличало меня от сверстников, которые с великим трудом зубрили благословенные тексты.
Да и отец Роналд, что греха таить, был добрым стариком. Он всегда сквозь пальцы смотрел на все мои шалости.
Хотя пороли нас часто...
Большой упор в обучении делался на духовное воспитание. Его я как раз считал самой бесполезной частью обучения. Следующими по важности являлись умения читать, писать и считать. Именно в такой последовательности. Страшно подумать, что многие дети не получают и этой малости столь необходимых в повседневной жизни знаний, которые теперь кажутся мне столь органичными и даже неотъемлемыми.
Незамысловато скажите вы, но мой отец за всю свою жизнь так и не научился счёту дальше шести дюжин! Просто потому, что столько монет за один раз он никогда не получал. Но, повторюсь еще раз, не буду о грустном... Хорошим человеком можно быть даже не умея считать вовсе.
Обучение длилось всего-навсего три года. Как я сейчас понимаю, это была самая беззаботная пора моей жизни! Чтение книг, тайком «позаимствованных» из церковной библиотеки, прогулки ночью по лесу, поедания фруктов из чужого сада...
И, конечно же, друзья, веселье...
Эх, где же эти дни?
По окончании школы, меня взяли писарем. По местным меркам это было чудовищным везением. Я не только был на полном содержании храма, мне ещё и жаловали тридцать тиремов[6] за каждую переписанную книгу!
Справедливости ради стоит отметить, что ни одной книги переписать мне так и не удалось, ведь процесс это кропотливый и занимающий порой не один год. Но, как я помню, цифра просто окрыляла. Казалось, вскоре я непременно разбогатею.
На деле вышло, что мелкие просьбы односельчан приносили гораздо более реальные доходы. Кому письмецо написать, кому прочитать... Кому – посчитать сбережения и помочь разобраться с денежными делами... Все же свой человек – всегда можно договориться! За недорого.
А из камешков, как известно, горы сложатся.
Работа поглощала меня целиком. Дни пролетали совершенно незаметно, будто и не было их вовсе. Впрочем, могу с полной уверенностью сказать, что я и не замечал их быстротечного бега. Блеск монеток, интересные поручения… Увлечённый своим занятием юноша забывал обо всё.
К тому же молодой писарь, у которого в карманах стали бренчать тиремы, имел повод для гордости. Раздувшись от важности, я все реже посещал моих родителей... А они так гордились моими успехами, что не решались меня беспокоить. Связь с семьёй казалась неважной. Они больше не содержали меня, а я, как мне казалось, всегда могу их навестить – это же совсем рядом! Именно поэтому времени на визит никогда не хватало. Он откладывался на завтра, которое могло так никогда и не наступить.
Но однажды мама сама пришла ко мне. Это было неожиданно и удивительно приятно, если бы не повод, вынудивший её навестить своего забывшегося сына. Как жаль, что она решилась на этот шаг так поздно! Впрочем, вина, безусловно, лежит целиком и полностью на мне. Гордость – вот тот порок, который столь дорого мне обошелся.
Отец слег с лихорадкой. Он нырял за жемчугом – опасный, но прибыльный промысел, набравший популярность в последние годы. Отчего-то так повелось, что рядом с моллюсками непременно водились хищные особи, встречаться с которыми было крайне не желательно.
Укус донной рыбы вкупе с переохлаждением и общей истощенностью организма не прошли для него бесследно. Не зазнайся преуспевший в своём юном возрасте сынишка, мужчина мог бы никогда не заняться столь рискованным промыслом.
Лишь после визита матери я опомнился. Но оказалось уже слишком поздно! Никакие деньги, никакие врачи и молебны в церкви не смогли спасти отца... А моя драгоценная нежно любимая мама ненадолго пережила своего мужа. Ослеплённая горем утраты она взошла за ним на погребальный костер. Останки похоронили на местном кладбище. Две каменных таблички с именами дорогих людей – вот всё, что осталось от семьи. Других родственников у нас не осталось – кто уехал, кто умер, не оставив детей. Никакие друзья и знакомые не могли заменить понесённую в тот год утрату.
Так я остался сиротой. В этот злополучный год мне исполнилось пятнадцать зим.
Желая забыть о своем горе, я ещё пуще углубился в работу... Бессонными ночами единственным моим собеседником стала луна, такая же одинокая, как и смотрящий на неё худощавый юноша.
Незаметно прошло несколько лет. Пустых. Словно вычеркнутых из жизни. Мне нечего вспомнить о том этапе моей жизни. А ведь, как известно, длиннее она не становится, поэтому каждый её крошечный кусочек чрезвычайно важен. Жаль, что тогда я этого не понимал.
Говорят, что время лечит. Возможно, это правда. Но мне кажется, что боль потери всегда остаётся со мной. Изменился я сам, научился с ней жить, привык, сроднился. Она стала моей частью, без которой не быть мне собой.
Отчий дом достался мне в наследство. Но что мне с ним было делать, когда я и жил и работал в церкви? Продать скажите вы. И будете правы!
Вот только в нашей