пусть даже и на уровне какого-то почти не сознаваемого инстинкта. И хотя это отцовское и проявляло себя по-настоящему очень редко — я несу в себе от него эту память, эту родовую память, этот не могущий умереть импульс Рода...
Он меня просто по-своему любил, хотя и совершенно не умел проявлять этих чувств и стыдился их. Не один раз он меня фактически защищал от матери, хотя делал это как-нибудь очень осторожно, избегая конфликта с матерью из-за меня. Но я часто чувствовал, что он сознаёт, что мать в своём гневе на меня по отношению ко мне несправедлива. Сознаёт — и старается меня как-то, пусть не очень умело, и не при матери, утешить…
Я знаю, что перед смертью он думал обо мне, и говорил обо мне матери очень хорошо… Говорил, что оставляет её на моё попечение, и чтобы она не сомневалась обо мне...
…
Он был мастер на все руки, как и дед, и всю жизнь не мог, чтобы что-нибудь постоянно не мастерить. Он также, как и дед, очень хорошо разбирался в часах и умел их чинить. И когда дед ушёл от нас — он очень часто садился на его бывшее место, чтобы починить очередные часы от кого-нибудь из знакомых, пользуясь перешедшими к нему многочисленными инструментами деда. Но уже в детстве я отметил для себя разницу в том, как делали это дед и отец: дед работал с часами почти как художник, а отец — просто как очень хороший ремесленник, хотя мастер он был действительно хороший...
По своей официальной специальности он был слесарь механосборочных работ (какого-то очень высокого разряда, не помню). Но он прекрасно мог работать и с металлом, и с деревом, и с самым разным материалом. И в старой нашей квартире на улице Халтурина (Миллионной), и в новой, куда мы переехали в 1984 году, на проспекте Ударников, на Ржевке, повсюду были видны следы его работы. Следы его заботы о доме, о домашнем хозяйстве...
Множество полок, на которых стояли книги в моей комнате, до самого потолка, были сделаны им, его руками. Притаскивал мне и какие-то старые шкафчики и тумбочки (приводя их в порядок), куда тоже можно было бы ставить книги или класть какие-нибудь бумаги...
Мать ругалась, когда я всю свою ничтожную инвалидную пенсию в 1990-е годы тратил на книги; отец не осуждал меня за это никогда, мою любовь и страсть к книгам он всю жизнь уважал и поощрял...
Он любил читать, и по-своему мучительно искал Истину. Во время горбачёвской Перестройки сильно возрос его интерес к религии, эзотерике, разной экстрасенсорике и НЛО (это было тогда не только у него). Я давал ему соответствующие книги. Но к концу ельцинских 1990-х (которые оказались и концом его жизни) он — это было видно — слишком сильно разочаровался вообще во всём…
В те годы он часто повторял (особенно, когда чуть выпьет):
«Я очень устал от жизни!..»
Его близкий друг, и наш бывший сосед по коридору на Халтурина, Юрий Соловов (который был женат на сестре той самой Липы, Тамаре, рано умершей), артист, инвалид войны, как и отец, в это время обратился в веру «Свидетелей Иеговы». Отец часто ездил к нему в 1990-е. Но беседовали ли они друг с другом на темы религии — я не ведаю...
Отца больше привлекала разная эзотерика, чем канонические религии. Помню, что хотел дать почитать ему «Розу Мира» Даниила Андреева — предварительно подготовив его к этой очень не лёгкой книге — но так и не успел… Многого не успел...
Во время Перестройки, или уже вскоре после неё, он повесил у меня в комнате над дверью, в старой резной чёрной рамке, большую прекрасную календарную репродукцию Христа-Спаса с какого-то цветного витража (мне её прислала в Перестройку почтой одна знакомая женщина, соратница по тогдашнему «демократическому движению»). Засыпаю или просыпаюсь — всё время вижу Его...
Сижу за этим компом — а Он у меня за спиною...
Кибернетика
А где-то , наверное, в начале 1960-х, отец говорил мне, и не один раз:
«Пойдёшь после школы в институт — займись изучением кибернетики! Это — наука будущего!..»
Да, я много слышал тогда про кибернетику, и знал, что это как-то тесно связано с электронно-вычислительными машинами (ЭВМ) и с роботами. И в советской фантастике, которой я тогда зачитывался, кибернетика занимала очень важное место…
Уже после армии, в Публичке, я прочёл Норберта Винера, тогда же познакомился и с тектологией Александра Богданова, до сих пор не оценённой...
А где-то уже в 1990-е, во 2-ой половине, когда я всерьёз заинтересовался компьютерами (как было в то время ими не заинтересоваться!), отец также это всячески старался поддерживать, подкладывал мне статейки и заметки на эту тему в тогдашних газетах и журналах, что-то искал в старых (я сам, с его помощью, нашёл кое-что в старых номерах когда-то очень популярного советского журнала «Наука и жизнь»).
И как-то раз он нашёл и отдал мне справку, где удостоверялось, что в 5-ом или в 6-ом классе школы я ходил в какой-то научно-технический кружок в Доме учёных на Дворцовой набережной... Да, я помню эту историю! Точнее, вспомнил про это именно благодаря этой справке. Мы ходили на эти занятия в Дом учёных с моим школьным другом Игорем Загрядским, хотя и недолго... Надеюсь, я ещё всё это опишу…
Хотя вспоминать о прошлом можно до бесконечности… До самого Большого Взрыва…
И вспоминать нужно — если хочешь увидеть будущее...
Военный билет отца
Почти чудом уцелел отцовский военный билет: «Военный билет офицера запаса Советской Армии». Год выпуска билета: 1950 (как вытиснено у нижней кромки его зелёной клеёнчатой корочки). Выдан отцу 10 декабря 1952 года, Дзержинским райвоенкоматом г. Ленинграда.
При всей скупости информации, запечатлённой в этом документе, нашёл там массу интересного, чего не знал раньше (да и интересовался этим меньше). В частности, узнал, что плавбаза подводных лодок, на которой отец служил на Севере в войну, называлась «Память Кирова». Стал искать в Сети — и кое-что нашёл:
"ПАМЯТЬ КИРОВА" (до 1901 г. "Ardova", до 1916 г. "Andros", до 1935 г. "Haugland")
«Полная вместимость 3153 брт. Размерения 99.11 (между перпендикулярами) х 14.35 х 7.57 м. ГЭУ котломашинная, 281 (по другим данным 283) н.л.с.
Бывший английский грузовой пароход. Построен в 1896 г. ("Blyth Shipbuilding & Dry Dock Co Ltd", Блайт, Великобритания). В январе 1901 г. продан греческим судовладельцам, а в 1916 г. приобретен норвежским судовладельцем. В октябре 1933 г., следуя из Роттердама в Мурманск в балласте, во время шторма получил повреждения и был выброшен на камни в р-не Ара-губы. Поднят ЭПРОН, после отказа собственника от судна отремонтирован, в 1935 г. передан Севрыбтресту и переоборудован в плавучий рыбозавод. С началом Великой Отечественной войны мобилизован, переоборудован в плавбазу и 1.09.1941 г. вошел в состав СФ. По окончании войны возвращен владельцу, использовался в качестве плавучего общежития работников рыбкомбината. В 1948 г. переведен в Калининград и в начале 1960-х гг. разделан на металл».
««Память Кирова» (1896 год, 3.153 брт) – бывшая приемно-транспортная рыболовная база британской постройки. 22 августа 1941 года мобилизована и переоборудована в плавбазу подводных лодок. Плавбаза учебного дивизиона подводных лодок СФ (1941 – 1943), бригады подводных лодок (1944 – 1945)».
http://www.town.ural.ru/ship/ship/plavbaz.php3
«Как и десятки рыболовных траулеров, «Память Кирова» мобилизовали, она стала родным домом для подводников. С декабря 1942 года базировалась в губе Оленьей в Кольском заливе. Командовал кораблем капитан-лейтенант А. Н. Сиднев, бывший рыбопромысловик. О боевой судьбе плавбазы – отдельный разговор, хотя что рассказывать: приютила моряков, отбивалась от фашистских самолетов…»
http://www.b-port.com/smi/2/534/10115.html#ixzz3vCogynEH
«...Выйдя из дока, встали в губе Оленьей возле плавбазы "Память Кирова". Это бывшее промысловое судно, на котором разделывали рыбу, насквозь пропахло треской. Долго мы не могли привыкнуть к острому, неприятному запаху. А потом смирились с ним и основательно обжили просторное судно. Матросы придумали названия всем его уголкам, и, слушая их разговор, можно было подумать, что живут они не на судне, а в большом городе. Проход к хлеборезке стал Хлебным переулком, коридор, где находятся баня и душ, теперь назывался Банным переулком, закоулочек, упирающийся в дверь прачечной, - Прачечным тупиком. Названия имели и все жилые кубрики. А широкую палубу бака (на носу судна), где мы занимались строевой подготовкой, моряки прозвали площадью Урицкого.
С правого борта плавбазы расстилалась свинцовая гладь бухты, а левый борт почти упирался в завьюженный обрывистый берег, на который не всякий ловкач мог взобраться и на который все же карабкались все, кому по делам приходилось направляться в Полярное, а попутного катера не оказывалось.
Мы опять отрабатывали организацию службы, тренировались на боевых постах, тщательно проверяли материальную часть.
А война шла. Миллионы людей сражались на фронтах. Выходили в море, дрались с врагом наши товарищи. У нас опять горе. Не вернулась из боевого похода "С-55", пришедшая на Север с Дальнего Востока. Бригада потеряла прекрасно подготовленный, мужественный экипаж, возглавляемый отважным командиром Львом Михайловичем Сушкиным. Погибли в этом походе и мои старые сослуживцы Сергей Балашов, Николай Голубев, Степан Гридин, Енок Эскузьян.
Слезы навертываются на глаза, и злость душит. Гибнут друзья, а мы, вместо того чтобы отомстить врагу за их гибель, стоим в базе!
Нечего удивляться, что на встрече 1944 года у нас не хватало веселья. Собрались в кубрике плавбазы, в полночь прослушали по радио первое исполнение нового государственного гимна. А потом пели и танцевали под аккомпанемент единственной балалайки, на которой по очереди играли моторист Петр Добряк и старший инженер-лейтенант Коломиец.
Стали готовиться в свой первый боевой поход...»
http://fanread.ru/book/3588092/?page=6
Попадались и ещё очень отрывочные сведения про «Память Кирова»... Нашёл снимки этой плавбазы — но очень невнятные. Нашёл и много снимков Оленьей губы; летом там красиво, скалы покрываются зеленью. И посёлок военных моряков жив до сих пор...
Если «Память Кирова» была базой подводных лодок, то затем, как указано в билете, отец служил в Бригаде Торпедных катеров Северного флота. И должность его указана несколько раз одна: «Торпедист»...
Также почти сюрпризом для меня были записи о его образовании. Общее и специальное: 2 курса рабфака при Кораблестроительном институте. И военное: Курсы Подготовки и Усовершенствования Офицерского состава запаса флота В.М.А. (Военно-Морская Академия, надо полагать), 1952 год.
Проходил службу во флоте с 07.1941 по 05.1947. Уволен в запас 16 мая 1947 года.
Записаны награды. Медали: «За боевые заслуги», «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией» (это ещё далеко не всё, сколько помню). Впрочем, его начальники прямо ему говорили, что если бы не его имя, то наград было бы намного больше...
В 1952 году прошёл 90-дневный сбор по должности: «Помощник командира корабля 4-го ранга».
В 1955 году прошёл 60-дневный сбор по должности: «Командир корабля 4-го ранга».
10.12.1957 года был освидетельствован медкомиссией и признан не годным к военной службе с исключением с учёта.
В билете сохранилась,
