Голос, от которого ноги немели, а по спине бегали мурашки, был голосом моего отца и одновременно голосом боли. Кувшин с молоком выскользнул из дрожащих рук. Эсми подошла:
– Дочка, что случилось? Сядь на стул.
– Они меня нашли… Матушка, я не хочу туда, не отдавайте меня!
Эсми вздохнула и крепко обняла меня:
– Не отдадим. Мы теперь твоя семья. Не бойся. Понимаешь?
Я кивнула. Как странно понимать слова с первого раза? Как странно чувствовать любовь? Как странно жить без страха?
Как ни странно, этот день я запомнила навсегда. Упав в снег от удара в живот, сразу съёжилась, приготовившись к побоям одноклассников, от них не убежишь. Да, и куда? Если я вернусь домой раньше окончание занятий, отец накажет. После запрета на магию, отец стал ещё строже со мной. Если братьям разрешалось всё, то мне доставалось за каждую провинность и даже просто так, - попала под горячую руку. Если поначалу я пыталась дать отпор одноклассникам, то после отцовского внушения и материнских наставлений:
– Девушка должна быть покорна судьбе…
Теперь вся самозащита сводилась к сворачиванию в клубочек. В душе поднималась ярость: буквально вчера узнала, что я приёмная. «Наверное, я всегда буду приёмной и вечно битой…» - неслись мысли. Минута, две, ударов не было. Услышала решительный голос:
– Вставай уже. Они ушли.
Надо мной стоял местная «знаменитость» - Кевин. Этот парень, как минимум раз в неделю, оказывался возле позорного столба. И вся школа презирала его, и я в том числе. И вот этот смуглый крепыш подавал мне руку:
– Или тебе нравиться в снегу лежать?
Так началась наша дружба.
Попав в семью Кева, я поняла, какими должны быть родители. Отец Кевина, Джон был весь в рубцах после колонии, но когда он общался со своими детьми, то его изуродованное лицо светилось от счастья. А добрая Эмми приняла меня как родную дочь. Озорные близняшки Эбби и Целла бегали за мной хвостиком. Узнав мою историю, Джон сказал:
– Оставайся у нас, дочка. Мы люди бедные, но прокормить и тебя сможем.
И я осталась.
С утра Джон уходил в поле, Кевин и его сестры отправлялись в школу, а мы с Эмми хлопотали по хозяйству. После ужина Кевин занимался со мной, повторяя:
– Ты должна быть образованной, знать историю, законы…
Училась я плохо, потому что голова сильно болела.
- Кев, не требуй от неё много. Помни, в какой семье она жила… Жёсткость и страх не помогает учению…- говорила Эсми.
- Если гения долго бить по голове, то он станет тупым, - ворчал Джон, наблюдая, как Эсми обрабатывала мои царапины.
Эсми шикала на него, а я понимала, что он прав. За эти дни я стала лучше понимать слова, училась заново читать. Стала замечать красоту заката.
Мой рай длился пять дней, а потом отец нашёл меня. Высокий человек в меховой шапке выглядел спокойным и вежливым, но я его знала, и знала, какое наказание меня ждёт. Джон и Кевин кололи двора, когда он подошёл к ним:
– Моя девочка болеет. Она врёт, у неё спутанность сознание. Позвольте забрать её.
Джон позвал меня:
– Кира, ты хочешь вернуться домой?
Суровый взгляд отца лишал воли, я быстро кивнула. Джон удивлённо пожал плечами:
– Я тебя не держу. Иди, собирайся.
Эсми пыталась меня остановить:
-Мы тебя защитим, останься!
- Не могу. Они сожгут дом, - проронила я, вспомнив свой кошмар, - Прощайте, матушка!
Целла уцепилась за край юбки и зашептала:
- Не ходи… Не уходи к злому дяди…
Поцеловав её в макушку, я закинула рюкзак за плечи и вышла за порог.
Отец приехал на семейной телеге, где в сене лежал кнут. Да, лошадям в нашем доме жилось несладко, как и мне. Помню растерянный взгляд Кевина, провожающий меня. Внутри всё тряслось от страха. Шёл мелкий, колючий снег.
– Милая, мы волновались за тебя! Садись, в телегу!
Одно моё лишнее движение: отец схватить за волосы, и наказания начнётся прямо на глазах любопытных сестрёнок Кевина, которые выглядывают из-за двери. Но мозг уже отключается. Бегу к Кевину с криком:
– Спаси меня!
Жёсткие пальцы впиваются в волосы. Отец кричит:
– Гадина!
Последнее, что я вижу, перекошенное лицо Джона…
