попытался успокоить ее Вовка. - Я на тебе женюсь.
- Дурак ты, Вовка! Кто же за такого бабуина замуж пойдет? Если только Сушкина... И, потирая ушибленный лоб, ушла.
И Вовка снова стрельнул. Как раз в Сушкину и попал.
- Не тужи, Сушкина, - сказал он ей. - Женюсь я на тебе.
Словно сговорившись, Анька повторила точь в точь, что сказала Наташка. При этом истерически рассмеялась.
Борисова же подошла и молча повертела пальцем у головы.
- Да ну их! К ним по-хорошему...
- Послушай, Вовка, - сказал я. - Вот учительница говорит, что у Борисовой возвышенная душа. А у тебя она какая?
- У меня обычная, - ответил Вовка. - Но папа говорит, что души нет.
- Как это так! У Борисовой есть, а у тебя нет?
- Ты хочешь сказать, что мой папа говорит неправду?
- А по-твоему, учительница вводит нас в заблуждение?
Ну и как во всем этом разобраться? И тогда мы пошли за разъяснением к Меднису.
- Все очень просто, - сказал Витька. - У натур творческих, таких как Майка - душа есть. А у таких нелепых созданий, - здесь он критически на нас посмотрел, - ей просто неоткуда взяться. Разве у приматов может быть душа?
За создания он от меня получил сполна. А за обиду, нанесенную приматам, его наказал Вовка.
- Это не делает вам чести, - захныкал Витька.
- Хочешь сказать, что мы бесчестные? - спросил Вовка.
- Именно это я утверждаю, - нахально сказал тот.
А вот за опорочивание нашей чести и безмерную наглость, мы ему наваляли уже оба.
Подошла Ленка Ширяева и сказала, чтобы мы немедленно прекратили, иначе она пожалуется Нине Федоровне.
- Ябеда! - сказал Вовка и пристально посмотрел на Ленку.
- Эй, Вовка, ты чего на Ленку пялишься! - весело закричал Димка. - Разве ты не знаешь, что скромность украшает человека? Вот посмотри на Витьку, - он скромный и на Ленку не пялится.
- Близорукий я очень, - со вздохом сказал Витька, - вот и не пялюсь. А то бы я не прочь...
- А чего на нее глядеть, - удивился Димка. - Ну, глаза большие... Да и те в разные стороны смотрят.
- Дурак! - обиделась Ленка.
- Это я знаю. Ты мне скажи, почему они кривые?
- На себя лучше посмотри.
- А чего тут смотреть.
- Вот именно.
- Правильно, Ленка! Дурак ты Крайников, причем лопоухий! - поддержала подругу Танька Журавлева.
- Опять! - расстроенно сказал Димка. - Какие есть...
- Есть-то они есть, но лопоухие. И как не тряси головой, от своих ушей не избавишься.
И Ленка с Димкой разошлись очень друг другом недовольные.
Осталось два довольных - я и Сережка. Я, потому что глаза и уши у меня нормальные. Правда, левое ухо иногда побаливает - отит, наверное. А Сережка доволен со мной за компанию.
Ты почему такой грустный? - спросила Нина Федоровна в начале следующего урока у Юрки Баларева.
- Папа грустный, вот и я грущу, - ответил Юрка.
- А что случилось?
- Случилось, что все вокруг мошенники, - так сказал папа. - Мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.
- Ну, твой папа преувеличивает, - улыбнулась учительница. - Видно, что он от чего-то озлоблен, потому и грустит.
- Конечно, озлоблен. Его с фирмы уволили, потому что там сидят одни мошенники. А директор, так тот - самый главный мошенник. Вот поэтому папа и грустит.
- Понимаешь, Юра...
- Нет, не понимаю! Не понимаю, почему мошенники - и среди них самый главный! - увольняют моего папу - не мошенника! И они, эти мошенники, будут как сыры в масле кататься, а мы без масла останемся. А я не хочу без масла. Не хочу!
- Без масла - это не жизнь, - подтвердил Вовка Брусникин.
- Да нет, без масла еще можно прожить, - поправил его Сашка Прохоров. - Нельзя прожить без мороженого.
- А что, без варенья тоже можно?
- Что за бред ты несешь! Кто же живет без варенья?
- Невозможно такое представить!
Славка, с большим интересом прислушивавшийся к разговору, заметил:
- Вы забыли о печенье, вафлях, коржиках, мармеладе, пастиле... Да черт знает что, вы забыли! А ты со своим маслом...
- Теперь оно не мое, - плаксиво ответил Юрка, - а мошенников с фирмы и их директора.
Игоряха выступил с предложением:
- Арестовать их надо, а масло вернуть! Я папе скажу. Он с ротой автоматчиков быстро наведет порядок на этой фирме.
- Вы - болото, - покачала головой учительница, - которое и меня засасывает. Вот уже засосало: ноги, руки... прощай голова.
- Что с ней? О чем она говорит? - прошептал Сережка.
- Да бредит она. Не обращай внимания.
- Ладно, оставим автоматчиков, - сказала учительница, перестав трясти головой. - Иди к доске, Сабельников! Надеюсь, ты хорошо подготовился и ответишь на пять!
- Ну, это слишком сильно сказано...
- Тогда хотя бы на четверку.
- Не знаю, не знаю... Не уверен...
- Ты что, не выучил урок?
- Учить-то я учил. Даже до беспамятства.
- Ну и когда тебя отрубило: до - или после того, как ты выучил урок?
- Похоже, до того...
- Обидно. Вот если бы после... А так двойка!
Не один Игоряха испытал на том уроке отрицательные эмоции. Ох, не один...
Грустные выходили мы из школы с Сережкой. Я шел, опустив голову, и даже не заметил, как столкнулся с Катькой Лепилиной.
- Ну, что ты столбом стоишь, Катька! - сказал я недовольно. - Принца,что ли прекрасного ждешь?
- Жду, Просиков, жду, - ответила не менее недовольная Катька.
- Ну и где он?
- Жду с минуты на минуту.
- На коне принц?
- На тачке.
- Ну жди, Катька, жди.
- А ты иди, Просиков, иди.
- Я буду твоим принцем, Катька, - сказал Сережка, - если будешь вкусно готовить.
- Какой же ты, Томилин, глупый! Настоящие принцы питаются в Макдональдсе или в кафе-мороженом, и принцесс с собой туда берут.
И тут я увидел, выходящего из школы Каребина. Я толкнул Сережку.
- Иди и скажи Тольке, что ждет его удалой молодец, и вызывает его на бой. Пусть биться выходит.
- Что это там за комар пищит? - сказал свысока Толька, подошедшему Сережке.
- Это удалец, Борька, - ответил Сережка.
- Что ж, значит, пришел его конец. Скажи ему, что я сейчас подойти изволю.
- Меня, молодца, ему не одолеть, пусть подходит на свою погибель, - сказал я уверенно.
Толька подошел, и сильно скрипя зубами, сказал:
- Хвастун! Да мне с букашкой малой трудней справиться, чем с тобой!
- Не дерзи непобедимому! - гордо сказал я.
Мы сошлись. И скоро вся земля вокруг была вспахана, а деревья повалены.
- Отдохнем? - через некоторое время предложил Толька.
- Надо бы, - согласился я. - Отдохнем и опять за дело.
- Нехороший ты человек, Борька. Однако в глаз мне попал.
- Нет, я хороший. А в глаз попал, потому что меткий.
- Что же, твою силу я вижу, теперь свою покажу.
- Не одолеть тебе меня, уж очень я сильный.
И мы опять сошлись. Затряслась земля. Облетели последние листья у немногих еще чудом оставшихся деревьев. И опять Толька получил в глаз. Теперь в другой.
- Кто ты, победивший меня? - простонал Толька. - Не вижу я. Ослеп.
- Это я, Просиков, победил тебя - победитель всех слепых! - гордо заявил я, и вскинул вверх руки в победном жесте.
- Не пойму я - кто ты? Человек или злой дух? - возопил Толька.
- Я человек, но злой.
Прозрев, Толька продолжал вопить, грозя мне отмщением.
Я презрительно улыбался. Но скоро улыбка покинула мое лицо. И даже заслуженная победа перестала радовать.
Да, сегодня мы с Сережкой грустные, печаль рвет наши сердца, и мы несем из школы один кол на двоих. Вроде невелика тяжесть, а давит. Казалось бы, чем больше оценка, тем тяжелей. Но нет. От пятерки на сердце теплеет и хочется петь радостную маршевую песню. А вот от двойки и ниже, что-то петь совсем неохота, и душит что-то, душит, и голова кружится... Дома-то я, конечно, запою, но это будет очень грустная песня, от которой сжимаются сердца и хочется плакать.
А за что?! Ну, играли в морской бой на уроке, и уже пустил я ко дну почти весь Сережкин флот, и уже готов был торжествовать победу, и радостный крик подступил к горлу, и не только подступил, но и вырвался...
Но рано я радовался.
- Вот значит как, - сказала учительница, темнея взглядом. - Ваше поведение заслуживает единицы! Я здесь мучаюсь, выбиваюсь из последних сил (что по ней было незаметно), пытаюсь донести до вас знания, веками накопленные человечеством, а вам хоть бы хны!
- Нам совсем не хны, - робко заметил Сережка.
- А у вас только ветер в голове гуляет, продолжала распаляться Нина Федоровна.
- А нас не просквозит? - с беспокойством спросил я.
Тут же моя оценка была понижена, хотя куда уже ниже... Дальше все идет со знаком минус.
- Ноль, Просиков, ноль! Больше ты не заслуживаешь!
Сережке хорошо: единица, какая никакая, а цифра. Но он выразил сомнение по этому поводу и сказал, что у родителей сомнений будет не меньше. А вот мнений по его поведению, без всякого сомнения, больше. И он опасался, что не очень приятных.
Что уж говорить обо мне...
