63.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 26(2). ВТОРОЕ НАЧАЛО. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

63.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 26(2). ВТОРОЕ НАЧАЛО. ПРОДОЛЖЕНИЕ.

Я никогда не стала бы писать о себе, если бы не было на то Воли Бога, Лично и неоднократно, непосредственно Указавшего мне на необходимость и такого послания людям, ибо оно уникально тем, что будет написано женщиной, которая  говорит с Богом и может описать свою жизнь с точки зрения Божественного присутствия Бога в жизни каждого.

После того, как со мной заговорил Бог, жизнь моя изменилась настолько кардинально и столько было в нее привнесено, что непросто вычленить, что в ней было самым главным и потрясающим, ибо каждый день стал и Милостью Бога, и Божественным Уроком, и претерпеванием, и той же аскезой, и непрерывным раздумьем. И все это в кругу самых близких людей, продолжающих жить своей жизнью, воспринимающих все чисто обывательски и с каждым днем все более и более располагающихся ко мне в чем-то, и в чем-то неизменно отдаляющихся…  Все это я еще поясню.

Только теперь, много лет спустя, я начинаю понимать, что вся моя жизнь, с самого рождения подготавливала меня к встрече со Всевышним. И не прост был этот путь, как и не легок, как и преподносил мне столько страданий, что вряд ли можно назвать  нормой для достаточно незрелого и материалистического, как и неискушенного в то время понимания. Но чему было суждено быть, что должно было быть осилено, то было осилено, что следовало извлечь, то и было извлечено.

Я неоднократно буду возвращаться к своему детству, отрочеству, юности, несомненно, расскажу о своих родителях, тем более об отце, давшем мне столько Волею Бога, что без его уроков я бы и ни осилила Уроки Бога, вообще не была бы вовлечена в Божественный диалог, но противилась бы ему, ибо качества бы мои не позволили. Все мои родственники были Богом расставлены и расположены ко мне так, что составляли достаточно благоприятную среду, однако не лелеющую меня, но и не враждебную, которая была лучшим, максимальным вариантом для моего развития всегда, как и для моего самовыражения, как и для развития других. Однако, любовь ко всем моим родственникам всегда переполняла меня, но носила сдержанный и не навязчивый характер, я держалась на расстоянии, всегда находясь под неизменным влиянием своего собственного мира, мирка, из которого не умела выходить абсолютно, но едва и тотчас возвращалась, находя в себе, внутри себя все, что могло меня удовлетворить. Влияние прошлых жизней было неизменно, с первых моих шагов. Но и об этом позже и неоднократно мне придется рассказать.

Сколько я себя помню, я всегда находилась в состоянии некоторого предчувствия, в состоянии ожидания некоего события в моей жизни, что делало меня и внешне и внутренне обособленной, всегда серьезной, озадаченной самой собой, постоянно ищущей ответы о своем предназначении и неизменно связывающей это чувство с детской неосознанной, невысказанной любовью ко всему, к каждому, к растению, животному, человеку, устремленной к благодеяниям и абсолютно слабой в  претворении в реальной жизни, но живущей в этаких розовых облаках милосердия, и делающей очень не многое и так постигающей Божественные энергии удовлетворения, когда мне что-либо удавалось.

Родители никогда не знали, не ведали, да и не пытались понять мой мир, предоставляя мне полную свободу абсолютно во всем во мне, но жестко ограничивая своим авторитетом хоть малейшие отклонения, на которые, мне кажется, я не шла и сознательно, ибо все, сколько-нибудь непристойное, рождало во мне недетскую твердость и протест, как и отдаление, неприятие, уход в себя. Во времена моего детства не кишел такой греховный разгул, как теперь, и в этом я усматриваю Божий промысел на время или период моего рождения, во всяком случае,  для сохранения моей души, дабы она окрепла иными путями, как и иными путями обрела разумность и укрепила и приобрела те качества, которые я сама в себе нахожу достаточными, чтобы иметь право и благословение Бога нести другим.

Выделяя себя из многих, я никогда не могла и помышлять о том пути, который мне был предначертан. Мое понимание о себе было двояким. С одной стороны, я видела, что никак не вписываюсь в естественные человеческие отношения, никак не могу разделять общепризнанные мнения, никак не могу соглашаться с вещами банальными, или глупыми, или обывательскими, никак не могу говорить на темы, которые  вызывали интерес у сверстников, сколько бы мне лет ни было, но, с другой стороны,  и притязания мои были достаточно скромными и далее, чем «учиться всю жизнь», не шли. Моя любознательность не имела границ на уровне мысли и желаний, связанных с науками, но память моя ничего не держала, кроме трех основных дисциплин, и судьба ничего не давала, но математику, английский и литературу.  В этой связи, неотступно чувствуя некое свое предназначение, я его скромно связывала с будущей написанной книгой, может быть не одной. Таково было мое осознание с детства, можно сказать, с раннего детства; и далее обозревать я не могла, как и претендовать. Но, а такие понимания, как деньги, слава, не говоря уже о власти – мне было чуждо с детства, как и теперь, как нечто абсолютно инородное, тяжелое, гнетущее, от чего желательно избавиться всеми путями… Поиски себя не прекращались. Я начинала писать стихи. Но все это был путь как бы на ощупь, первые шаги к себе, к своей душе, к пониманию, что творчество наслаждает, требует, ведет… Но и это было не то или только небольшая подготовка к стихам более серьезным и отнюдь не материального порядка.

Мыслью вновь и вновь я обращаюсь к тому дню, когда Бог Сам, Лично, словами заговорил со мной. Несомненно, это не произошло спонтанно, этому предшествовало многое и многое, вся моя жизнь и, тем более, накануне. Дай Бог мне найти те слова, чтоб все передать так, как это было. Это было чудесно и очень непросто. Это был второй приход ко мне Бога в то время, как первый был в 1991 году. Но начну с августа 1993 года.

В тот день я ехала на автобусе из храма. Мое состояние и без того трудно было передать, ибо во мне не умолкало состояние торжества, некой духовной благодати, непередаваемого умиротворения и чувства беспричинной избранности, которая уже произошла. И то, что еще может быть, хоть и не ожидалось, витало в моем сознании неясно, предчувствие неземного по значимости события жило во мне давно, привнося в меня небольшое смятение и радость. Но не теперь, не сейчас, когда-нибудь… 

Были уже сумерки, теплый августовский вечер, начало августа; дома мог быть только муж и никаких особых забот.
На этот раз из храма я ехала не одна, но с попутчицей. Не помню, о чем мы говорили, но разговор непременно имел отношение к преданным. В какое-то мгновение я почувствовала в себе, во всем своем теле такую благость, такие великолепные Божественные энергии, такое неземное, не знакомое и ни с чем не сравнимое состояние, что не помню, как я вышла с автобуса, но помню, что я шла домой потрясенная и недоумевающая, медленно-медленно, не видя и не слыша более никого, как бы боясь потерять это состояние, вслушиваясь в него, осознавая его величие, догадываясь о его происхождении и внимая тому, Кто во мне одарил меня этим, как я осознавала, Божественным даром. То, в предчувствии чего я так долго находилось, оказалось столь неожиданным и по форме проявления грандиозным, что я терялась в догадках: «за что?».

Далее, все, что со мной происходило, было таковой силы, что я уже не помнила, был ли или не был Саша дома, говорил ли он мне что-либо или нет. Я вошла в детскую, присела на кровать, в реальном ожидании продолжения. И оно не замедлило произойти. Это было новое потрясение. Но это все было внутри меня, в моем состоянии великой сдержанности и самоконтроля, в сосредоточенности и в понимании особенности надвигающегося события, в котором моя роль была туманна и едва выплескивалось из меня: «это – ошибка, я – недостойна, что мне делать». Со мной Заговорил Сам Бог. Дети жили в храме. Бог сделал так, чтобы никто не мешал. И потому, я не помню на тот период никого рядом, никто не отвлекал, ибо я и сама не знала, что со мною и как это вообще возможно. Но это произошло. Не так, как в 1991 году, но о том – уже было поведано.

Средь внутреннего торжества и невероятного блаженства я услышала внутренний голос, который шел, как моя мысль. Бог изнутри обратился ко мне отличными от моей мысли словами, голосом необычайной глубины, голосом мужским, проникновенным, тихим, но таким, который никак не мог принадлежать мне лично. Я так не умела говорить, мыслить. Я – замерла, вся напряглась, вся была внимание и сосредоточенность. Я боялась шелохнуться. Я только внимала. Я еще не знала, что это именно Бог, хотя ожидание в этом направлении томило меня постоянно, все внутри предвещало и предвещало.

Мысленный диалог с Богом начался. Невозможно описать дословно все сказанное Богом мне тогда. Я помню, что я робко и с почтением вопрошала и ловила себя на мысли, что произошла невероятная ошибка. И… кто Он?  Воистину, Бог не объявил, но подвел меня к тому, Кто со мной разговаривает. И это было не сразу. Я никогда не слышала подобного Голоса. Но с того дня и до сих пор Этот Голос, Сам Бог, так проявляющий Себя, не покидает меня. Пожалуй, разговор с Богом – мое высшее везение, моя ни с чем не сравнимая удача, мое единственное высшее прибежище. И кто бы мог подумать, но сколько было переговорено, сколько было пережито с этим Голосом, с Богом, с Божественной Милостью потом, день за днем. Сколько не простых дорог я с Богом прошла и сколько увидела, не выходя за грани человеческого бытия.


Очень хорошо я запомнила два момента на тот период, на тот вечер. Я мысленно сказала: «Я не знаю, Кто ты. Но ты пришел ко мне столь привлекательно, что я и думать не могу, что ты имеешь отношение к демону или полубогам или к другим сущностям. Я не шла никогда по пути зла или обиды другим, во всяком случае, никогда не желала, как и не желала богатств, славы. Несомненно, я грешна, но разве на столько, чтобы в меня вошел демон?», - с этими словами я, желая понять, Кто со мной Говорит, обратилась к Богу Кришне, как Нарасимхе, Высшему Защитнику преданных, моля его о пощаде и помощи. На это Бог во мне ответил: «Не трудись. Нарасимха – это – Я. Как же я могу защитить тебя от Себя Самого?». Воистину, слова Бога так великолепны, что новое потрясение от одних слов ввергло меня в глубокую озадаченность. Но помню, что я сказала Богу: «Никто, только Один Бог может войти в живое существо и говорить с ним. И все же я была введена в сомнение и теперь сомневаюсь. Ну, посмотри на меня. Разве я достойна того, чтобы со мной говорить? Я почти уродлива, мое тело – выжатый лимон, мое лицо – бледное, я не достойна и мгновения, чтобы Ты посмотрел на меня». Моя самооценка всегда о себе была невысокой, я никак не тянула хотя бы на норму, чтобы материальный мир, люди были ко мне благосклонней, я никогда не чувствовала твердой почвы под ногами, я всегда была зависима, безденежна, обругана, почти изничтожена и познала большие унижения прилюдно.

Я и теперь, в момент написания этих строк, не очень далеко ушла от такой самооценки, но мне стало легче хотя бы потому, что старость мне многое прощает, делая человеком невидимкой, что было моим тайным желанием по жизни.

Я много раз