28.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 14(1). МОСКВА… МОСКВА…

человеком…

 

- Хорошо, я могу согласиться, что государство имеет дело с
человеком. Пусть так. Но из всего, что может для государства дать человек – это
все же труд. Все остальное идет для самого человека, работает на его семью,
детей, его собственное развитие, на его долги, обязанности… Но трудящийся человек
конкретно привносит своим трудом в копилку государства и тем его укрепляет и
защищает. Вот эта часть человека существенна, чтобы ты там ни говорила. И
коэффициент этого трудового участия и помощи и защиты государству можно
повысить, о чем я уже говорил, направив сюда науку по изучению человека и его
возможностей…

 

- Все так, да не так, продолжала я, - Желая вычленить из
человека вообще человека труда и этого человека труда максимально приложить к
потребностям насущным государства, вы, однако, вычленяя, роботизируя человека,
применяя его все силы для узкого и однозначного проявления в труде с
максимальной выгодой, забываете, что будете работать в таком процессе
вычленения все же с человеком, изначально первичным по отношению к человеку
труда. А человек первичен над трудом, управляет своим трудом, через труд
реализуется, развивается и изменяется, входя в конфликт с самим собой
вчерашним.  Т.е. человек, как
биологическое, психическое, разумное 
существо имеет свойство развиваться, изменяться, приспосабливаться,
мыслить, выбирать, меняться с возрастом и событиями. И то, что вы наложите на
человека труда сегодня, завтра придется отменить. Ибо человек труда зависим от
человека и его развития и качеств, которые не стоят на месте. И потом, взяв на
себя функции указывать каждому человеку труда место его работы, не захочется ли
вам указывать каждому, где ему учиться, сколько иметь детей, когда каждому
индивидуально прекращать трудовую деятельность… Ведь, все это сказывается на
развитии общества и его благосостоянии… это же причина поголовного
анкетирования людей?

 

 

- Но, я бы не стал так утрировать, хотя и здесь есть
рациональное зерно. Почему бы научными средствами и не контролировать и эти
события в жизни каждого… Я не вижу здесь вреда для человека. Чем плохо, если ты
конкретно знаешь свои возможности, что плохого в том, если государство будет
точно знать, кто,  где и какую пользу
может ему принести? Человек будет проходить анкетирование ни один раз, а,
скажет через каждые десять лет. Будет строиться график его жизненных личных
характеристик, будет понятно, кто и на что способен, кого и в чем можно
задействовать, можно будет как сделать сортировку человеческого фактора, имея о
каждом полную базу данных по всем параметрам…

 

- А не будет ли государство слишком озадачено, беря на себя
столь объемистый труд, жизнь и заботы, и проблемы каждого? Как оно сможет
уследить за всеми передвижениями каждого, всеми причинами и следствиями
каждого, всеми событиями  и
обстоятельствами каждого, всеми внутренними переживаниями и планами каждого…  Даже если 
не считать возможные катаклизмы, неблагоприятные внешние  политические межгосударственные отношения,
войны, распри, конфликты, потрясения человечества от катастроф,  или погодные перепады, то уже в таких условиях
такая система управления - надзора будет терпеть многие непредвиденности или
просто крах тут и там. Не успевать будешь обновлять свои параметры. К тому же,
так привыкшее мыслить и управлять своими народами государство не вовлечет ли
себя  в бумажную и технологическую
кабалу, где дел других нет, как каждому своему жителю строчить предписания. А
что при этом скажут сами люди? И где найдутся те, кто этим займется? Их
потребуются миллионы, чтобы пытаться управлять миллионами… Не выльется ли это и
без того бесполезное и бестолковое дело в растранжиривание государственных
средств?

 

- Государство не будет озадачено. Это станет нормой жизни,
законом жизни, это будет от каждого именно по способностям. Тогда скажите мне,
как, каким образом можно сделать жизнь на Земле лучше? Вне труда я не вижу
пути.

 

- Вне труда никто не видит пути. Здесь дело в другом. В науках. В
технологиях. В законах. В честности. В свободе человека выбирать. А его ошибки
всегда в этом направлении есть его личная участь, его личное преодоление и
опыт, его личное развитие.

 

- Это все – слова, это – не конкретные слова, они не дают ответ
на сегодняшний или завтрашний день.

 

 

- Никакие слова, сказанные нами теперь, не сдвинут с места ни
вашу теорию, - продолжала я, - ни ваши пожелания, поскольку это так не
делается. На это есть история, на это есть общечеловеческий опыт, на это должны
быть и предпосылки. Это должно исходить не от отдельного человека, так
мыслящего, а должно исходить из потребностей жизни, из низов, из того, что это
назревает и требует себе приложения. Но где? Где люди об этом заговорили? Где
это витает в обществе? Где это назрело насущной необходимостью для общества?

 

 

- А каждый из нас, конкретно? Разве не может увидеть в этом пути
рациональное зерно? Разве это ни есть порядок для каждого?

 

- А каждый из нас в данный период не находится в той точке
исторического развития и событий, которые бы потребовали от него, от каждого
из  нас сиеминутного решения в этом
направлении, ибо оно из пальца не берется, а ставится перед человеком самой
жизнью; но где эти запросы жизни и обстоятельства? Где тот человек, который
добровольно признает себя биороботом? Где тот, кто пожелает, чтобы ему
указывали на то, что ему делать каждый последующий момент, таким образом
отменив мыслительный процесс, желания, понимание…  Каждый поставлен перед более понятными и тоже
непростыми задачами перед лицом государства; это те задачи, которые каждый
видит конкретно для себя во всей совокупности, как насущные и непреодолимые,
которые могут решаться только индивидуально каждым: учеба, работа, семья,
любовь, дети, и все другое, пока сами обстоятельства и события не привнесут в
это свои дополнения и корректировки.

 

Разговор всех несколько утомил. По сути, я вышла из него не
побежденной, поскольку он приутих, поискал другие варианты, да и отступился
продолжать разговор дальше. Я снова отметила для себя, что у меня нещадно болит
голова, внутренняя напряженность начинала спадать, но неприятное чувство не
покидало.

 

Я никак не могла понять его в себе природу и углубилась в себя,
пытаясь точнее осознать,  для чего этот
разговор прозвучал и что им мне хотела сказать судьба, ибо уже давно привыкла,
что со мной ничего просто так не происходит, но подводит к некоторым
заключениям и выводам всегда. Может быть,  судьба моими словами мне хотела сказать, что
человек уникален, непредсказуем,  и
невозможно направить его по пути тому или иному, ибо судьба делает это сама, и
никакие параметры или любые чужие усилия здесь не помогут. Эти духовные азы
следовало рождать из себя, беря пока за основу материальный человеческий опыт и
знания.

 

И снова я убедилась в том, что очень часто человек следует за
своей речью. Сначала говорит в нем некоторое я, а потом он вникает в сказанное
и  просит свое это «я»
проаргументировать, чтобы и себе и другим было понятно, ибо хочешь или нет, но
отвечаешь за все, что из тебя в виде речи выходит.

 

Уже в этот день Марина, девушка, которая этот поединок
организовала, очень приветливо сообщила мне, что после этого разговора она меня
зауважала. На это я ей ответила достаточно прямолинейно, что я, увы, ее – нет,
поскольку все, что я ей накануне о себе рассказала, стало достоянием всех, кто
заходил в нашу комнату. Однако, после этой беседы многие ребята стали со мной
подчеркнуто вежливы, пытаясь пуститься в новые серьезные разговоры, и я почувствовала
себя снова как-то выделенной судьбой, но начинала к этому привыкать.

 

Однако, Максим исходом предыдущего  диалога не был удовлетворен и снова пожелал
словесный поединок, но на этот раз разговор зашел о славе, престиже, карьере.
Этот конек не был объезженным для меня, но им же оборвался, не успев начаться
толком. А получилось так, что мы вновь несколько дней спустя  собрались в той же комнате в присутствии
любопытствующих и болеющих, и я пожелала взять листок с бумагой, дабы отмечать
сразу те вещи, которые могла подзабыть в его длинных монологах, дабы на них
четко ссылаться, цитируя,  и тем  быть убедительней и не голословной. Так
получилось, что я несколько раз попросила его выразиться точнее, отчего он
вдруг резко встал, давая всем понять, что больше продолжать не намерен, однако,
уже стоя, сказал мне:

 

- Тебе, девочка, слава не грозит, и еще посмотрим, поступишь ли
ты в университет. Сюда и не такие умники поступают.

 

- В славе ни так много привлекательного, но слава иногда сама
находит, и стараться не надо.

 

- Вот как? Что-то я не знаю такой славы, которая бы пришла без
усилий. Даже маленькая слава требует 
поднапрячься. Или у тебя свой опыт?

 

- Меня находила и хорошая и плохая слава без моих стараний.

 

-Такого быть не может, - однозначно констатировал Максим. – Или у
тебя доказательства есть?

 

- Есть, - сказала я и полезла в чемодан. Менее, чем через минуту
я

достала со дна сохраненный мною единственный экземпляр Новогодней
газеты горьковского университета, прославившей меня без моих на то усилий и
желаний на весь университет. Мое изображение на всю первую страницу,  кажется, озадачило всех. – Эта
фотография  появилась потому, что кому-то
очень захотелось сделать мне новогодний подарок. Вот она, непрошенная слава,
имеющая для меня и свои последствия. О другой славе я не буду рассказывать, но
и она не мною порождена, ибо на Земле есть и такие вещи, как клевета. И
журналисты в первую очередь это должны знать.  

 

Среди присутствующих ребят 
нашелся тот, кто попросил у меня эту газету себе на память. Звали его
Игорь. Я отдала без сожаления, ибо такая слава мне действительно была ни к чему,
и я более склонялась к славе заработанной, честной, если уж ей должно быть. Но
лучше не быть, ибо это дело беспокойное. Так мыслила я тогда, не зная еще Бога,
не исходя из совершенных духовных знаний, не видя истинной причины всему,
называя Бога Судьбой, хотя и подмечала, что Судьба работает надо мной как-то не
хаотично, а все с толком, все что-то желает мне разъяснить, подсказать,
наставить, действуя разумно и направленно.

 

Что бы я сейчас сказала Максиму? Скорее всего то, что любые
такие попытки изначально обречены на провал, что людей невозможно сортировать, и
в связи с выявленными  в них
особенностями физической, психической и умственной природы невозможно строго направлять
в одно русло деятельности, даже если этим защищать и устремляться преумножить
славу всего государства, по сути, диктуя каждому единственную дверь, ибо всем
изначально Управляет Бог, исходя из того, что каждый находится на своей ступени
материального и духовного развития на данный период, каждому пожинать плоды его
благочестивой и греховной деятельности из прошлых воплощений, что делает
направление человека усилиями сторонней материальной  любой власти и политики невозможным, что Бог,
развивая человека, зачастую направляет его в поле