Гречневая каша

сторону. Я не спрашиваю его, кто и как лечит его жену. Знаю: там подключены многочисленные родственники, лучшие врачи и в ход идут самые дорогие лекарства.
- И что будешь делать?
- Уйду я... В схиму уйду, если что. Тяжело мне с людьми как-то стало в последнее время.
Сашка уехал из мегаполиса, у него приход в небольшом райцентре, в захолустье. Смотрю на него: светлобородый, ясноглазый, уравновешенный. Он был умницей, и мог бы... Что? Мог бы преподавать в любом из вузов – хоть в Киеве, хоть в Москве. Писать блестящие книги. Работать в бизнесе. У него всегда была светлая голова и полно всяких блестящих идей. Бросил всё, женился и уехал со своей попадьёй в глушь.
Уже с подножки тронувшегося поезда до меня долетает его голос:
- Я там вам с Инной вино оставил, целую канистру! И гречку покупай, полезная она! Слышишь? Давай, старик! Пока!

7.

Возвращаюсь домой. Становится прохладно. В парке воздух пахнет сегодня как-то особенно остро – грибные запахи смешиваются с запахом умирающей листвы, цветочными ароматами, парфюмерией из разбросанных вдоль аллеи киосков, рядом с которыми ютятся стихийные прилавки. От озера, не видного за деревьями и густым кустарником, тянет сыростью и печальным осенним дымом.
Инна приготовила ужин. Гречневая каша, надо же.
- Купила? – удивляюсь я.
- Шурик привёз, надо её как-то съесть! Слушай, её так много... – смеётся Инна. – И молчал! Сказал только перед отъездом.
Мы пьём церковное вино, Сашкин гостинец – в магазине такого не купить. Давно мы так не сидели, без повода.
- А что к тебе за старуха подходила, ну там... на кладбище?
- Не знаю... - Инна улыбается, я тоже. Мы так редко улыбаемся в последние годы, и похожи сейчас на заговорщиков. – Она сказала мне, что если попросить у Алипии – то и сбудется.
- Ну и как, попросила? – мне становится смешно.
- Да.
- И чего?
- Ничего. Не твоё дело.
Она смотрит на меня серьёзно, сухо. Я знаю, что не скажет. Мы оба знаем, о чём молчим. Форточка распахивается от порыва ветра. Наконец-то - дождь...

Ветер касается волос, как чья-то невидимая лёгкая рука. Мне хочется обнять тебя. Только не плачь. Мы исцелимся. Это просто жизнь, и всё.
В памяти всплывает фраза, услышанная от кого-то мимоходом там, на Лесном, где в воздухе носились и трепетали слова, оброненные Алипией ещё в дни, когда она была здесь: «Не ропщи. Молчи, проси прощения – и не умрёшь» А из динамика тихо льётся музыка, которую мы с тобой - помнишь? - когда-то так любили.

«…Будущее в воздухе, оно ощущается повсюду, дует ветром перемен… Иду по улице... Давние воспоминания похоронены в прошлом навсегда…»
Wind of change/Ветер перемен - (Scorpions)

П. Фрагорийский
Из кн. Бестелесное